Дегтярев
В старой Туле
Несколько столетий назад Тула была южным рубежом и крепостью Московского государства. Еще при Василии Третьем, более чем за четыреста лет до наших дней, в Туле построили Кремль с толстыми кирпичными стенами, девятью могучими башнями и железными воротами на два створа.
Этот Кремль был свидетелем многих битв, его стены выдержали не одну осаду.
Во времена Ивана Грозного туляки, укрывшиеся в Кремле, успешно сдерживали натиск огромных татарских орд, посланных на Москву крымским ханом Девлет Гиреем, под предводительством двадцати двух царевичей.
Постоянная угроза со стороны врагов заставляла туляков жить настороже, быть готовыми к отражению неожиданных набегов.
Поэтому с древних времен туляки научились изготовлять оружие: вначале холодное, а потом и огнестрельное.
Развитию оружейного промысла во многом способствовало наличие поблизости железных руд.
Железоделательное мастерство на Руси, особенно в Туле, развивалось с незапамятных времен.
При археологических раскопках древних городищ было найдено большое количество различных изделий из железа, свидетельствующих о том, что еще в XI веке железоделательные ремесла были распространены во многих местах древней Руси. Из железа изготовлялись простейшие орудия обработки земли, воинские доспехи, предметы домашнего обихода, оружие, женские украшения.
В развитии железоделательного мастерства наши предки значительно опередили некоторых западных соседей. Известно, что в 1066 году англосаксы в битве с норманнами при Гастингсе оборонялись каменными топорами, русские же дружины в то время уже были вооружены многими видами оружия из железа.
Еще за 30 лет до битвы англосаксов с норманнами русские дружины разгромили под Киевом орды кочевников, и в этом бою тоже применялось оружие из железа.
В великом русском эпосе "Слово о полку Игореве", описывающем события 1185 года, немало примеров, говорящих о применении русскими дружинами различного оружия из железа. "Летят стрелы каленые, гремят сабли о шеломы, трещат копья булатные в поле неведомом, посреди земли половецкой..."
Искусство русских железодельцев и ковачей было известно в древние времена и далеко на западе. Их изделия вывозились в соседние государства.
В описи имущества Хцебурской церкви Бревновского монастыря, составленной чешскими монахами в XIV веке, значатся "три железных замка, в просторечии называемых русскими"...
Издавна славились своим искусством тульские ковачи.
В тридцати километрах от Тулы, около села Дедилова, до сих пор сохранились следы древних рудников - большие, осыпавшиеся ямы. Это бывшие дедиловские провалища. В древние времена здесь добывали железную руду, и окрест стояло множество примитивных доменных печей. Это были даже не печи, а большие горны, снабженные сильными мехами.
В горн засыпались уголь и руда, руду покрывали сверху слоем угля, снизу разжигался огонь, и несколько дюжих мужиков начинали качать мехи - так производилась плавка.
Железо выделывалось из глыбовой руды, добываемой из земли с помощью бадеек и воротов, и из болотной руды, находимой на поверхности земли.
В XVI веке тульские кузнецы и железных дел мастера приобрели широкую известность: о них знали в Москве, Рязани, Владимире, Суздале.
В 1595 году по указу царя Федора Иоанновича многие тульские кузнецы переселяются из посада в особую слободу, названную кузнецкой, и становятся самопальными (оружейными) мастерами. Им поручается изготовление оружия для казны.
Самопальные мастера освобождаются от посадского тягла, то есть от повинностей и податей, и, по сравнению с посадскими людьми, попадают в более привилегированное положение.
Благодаря этому число самопальных мастеров быстро растет. С годами из них образуется сословие казенных кузнецов - будущих тульских оружейников.
Но так как казенные кузнецы расселялись на посадской земле, между ними и посадскими людьми шла непрекращающаяся вражда на протяжении многих десятилетий.
По жалобам посадских людей, писавших челобитные царю, казенных кузнецов лишили их привилегий, и оружейное дело начало хиреть.
В 1619 году самопальные мастера Федотка Федосеев да Якинко Пушкин с товарищами написали челобитную царю Михаилу Федоровичу, в которой просили вернуть им прежние привилегии - освободить от посадского тягла.
В этой челобитной они ссылались на то, что "делают на Туле самопальное дело день и ночь беспрестанно".
Через три года самопальный мастер Потапко Полуэктов послал новую челобитную царю, прося освободить самопальных мастеров от посылок на работу в другие города и от постоев, "от коих им чинится теснота великая".
Эти челобитные помогли, или подействовали на царя угрозы польской шляхты, готовящейся к войне с Россией, а только тульским казенным кузнецам были возвращены прежние льготы.
Кузнечное дело стало быстро развиваться.
В 1640 году в кузнецкой слободе трудились больше ста самопальных мастеров. Они работали на казну, но материалы для производимых ими изделий должны были покупать сами.
Царским указом самопальным мастерам предоставлялось право первоочередной покупки железа и угля, и они освобождались от денежных оброков и всяких податей.
В XVII веке "тульские оружейники образовали особую кузнецкую слободу, составили особое сословие, с особыми правами и привилегиями", - писал В. И. Ленин.
К концу XVII столетия самопальные мастера изготовляли для казны ежегодно около двух тысяч пищалей (ружей).
Работы по мастерам распределяли выборные старосты, которые впоследствии были облачены властью и получили право "бить батогами нерадивых, чтоб впредь было неповадно".
Конструктор-оружейник В. Г. Федоров
Процесс изготовления пищали (ружья) был очень сложен. Особенно тяжело давалась заварка ствола. Стволы делались из хорошо выкованных железных полос. Их накаливали, свертывали в трубу и сваривали в горниле, потом, надев на круглый железный стержень, ковали шов на наковальне.
Эта операция и называлась заваркой ствола. Так сваривали отдельно дульную и казенную части. Затем соединенные части рассверливали длинным сверлом, шлифовали и обтачивали снаружи, придавая нужную форму. Каждую часть пищали делал определенный мастер.
Самопальные мастера, помимо казенных, имели право выполнять частные заказы - работать на сторону.
Этим пользовались "пожиточные" (богатые) люди - ловкие, оборотистые дельцы. Они скупали оружие у "скудных людей" и продавали его в других городах втридорога. Многие на этой торговле быстро разбогатели и завели свое оружейное дело.
В конце XVII века в Туле были хорошо известны крупные поставщики оружия - Исай и Максим Мосоловы и Никита Орехов.
В те же годы предприимчивый посадский мужик, с хищным носом и черной окладистой бородой, Никита Онуфриев (Демидов) зачастил в кузнецкую слободу и быстро сдружился с самопальными мастерами. Познав их искусство, он и сам сделался оружейником, а потом завел собственную мастер* скую, куда залучил хороших мастеров.
Через некоторое время Демидов взялся поставлять оружие для казны. Его изделия отличались хорошим качеством, и слух о Никите Демидове дошел до царя Петра.
В 1696 году Петр Первый, возвращаясь из Азовского похода, заехал в Тулу, чтоб ознакомиться с работой самопальных мастеров. В дороге у Петра поломался "аглицкий" пистолет, и Петр приказал узнать, не возьмутся ли за его починку местные мастера. Через два дня к Петру явился Демидов, могучий, чернобородый, с властным взглядом из-под бровей.
Он передал исправленный пистолет, и такого же фасона совершенно новый, который красотой отделки намного превосходил "аглицкий".
- Это откуда? - изумился Петр.
- Туляки сделали своему государю в подарок, - почтительно сказал Демидов. - Мы бы и не это сделали, кабы была на то ваша царская милость!
Царь немало дивился подарку туляков.
- Глядите, - говорил он придворным, - русские мастера могут делать оружие не хуже аглицкого, да с такой быстротой, какая англичанам и не снилась!..
Усадив Демидова подле себя, Петр долго расспрашивал его о нуждах мастеров и о том, как можно расширить в Туле производство оружия.
Оценив в Демидове смелость, предприимчивость и ум, Петр повелел ему "немедля строить плотину при впадении Тулицы в Упу и возводить завод железоделательный".
Демидову бесплатно разрешалось рытье руды, при условии, чтобы он поспешал с налаживанием самопального (ружейного) производства.
Сразу же с отъездом Петра у устья Тулицы закипела работа. Мужики с лопатами, носилками и ломами трудились с зари до зари.
Демидов сооружал не только железоделательный завод, но и большие по тому времени оружейные мастерские.
В 1705 году по указу Петра в Тулу приехал дьяк Беляев с заданием "поспешно построить при кузнецкой слободе оружейный двор о пятидесяти горнах и многих амбарах для изготовления ружей".
Это мероприятие Петра дало резкий толчок развитию оружейного дела в Туле.
В начале 1712 года Петр снова побывал в Туле, осмотрел оружейный двор и демидовские мастерские и повелел заложить в Туле казенный оружейный завод, "где можно бы ружья, фузеи, пистолеты сверлить и оттачивать, а палаши и ножи точить водой".
В. Г. Федоров (слева) и В. А. Дегтярев (1948 г.)
За постройку этого завода на Старом городище и огромной 73-метровой плотины взялись русские мастера-механики - Красильников и Шелашников.
В 1714 году, когда строительство шло полным ходом, Красильников неожиданно умер. Однако работа от этого не остановилась - его заменил другой русский умелец, солдат Ораниенбаумского батальона Яков Батищев, слывший хорошим механиком.
В 1718 году строительные работы были завершены. Завод построили "на два жилья" (в два этажа). Внизу было размещено 12 кузниц с 96 горнами и оклады, а вверху 12 мастерских палат (цехов).
Решено было все оружейное производство сосредоточить в заводе, однако разместить там более тысячи мастеров, живших в кузнецкой слободе, не удалось. Большинству из них по-прежнему работу продолжали выдавать на дом.
Теперь заказы на те или иные части оружия выполнялись не только отдельными мастерами, а целыми семьями, живущими по соседству.
Постепенно число дворов, где селились мастеровые, возрастало. Так образовались слободки: заварщиков, ствольников, штыковиков, а с веками на их местах возникли улицы, до наших дней сохранившие свои самобытные названия: Ствольная, Дульная, Курковая, Замочная и т. д.
При Петре Первом производство ружей в Туле было доведено до 15-18 тысяч штук в год. Вооруженные ими, русские воины одержали великую победу над шведами под Полтавой.
Тульский оружейный завод, созданный Петром Первым, был расширен Екатериной II, которая сама приезжала осматривать его. Производство ружей на нем было увеличено с 18 до 45 тысяч в год.
Славные чудо-богатыри Суворова во всех походах были вооружены ружьями, изготовленными тульскими мастерами. И эти ружья им служили безотказно.
Во время войны с Наполеоном в 1812-1813 годах тульские оружейники сделали 600 тысяч ружей. Это был невиданный дотоле трудовой подвиг.
Генерал Воронов, бывший в то время начальником Тульского оружейного завода, писал в рапорте артиллерийскому департаменту о работе тульских оружейников:
"Соразмеряя отечественным нуждам и усиливая рвение свое, трудились они день и ночь и все праздничные и табельные дни, определенные для свободы и отдохновения от трудов, употребляли на одно только дело оружия, торжествуя их в трудах, отечеству посвященных. Такова есть жертва оружейников..."
С тульскими же ружьями солдаты Кутузова разбили вторгшиеся на русскую землю хваленые полчища Наполеона.
Пехота в новой форме с винтовками Мосина. Ленинград, 1928 г
В Крымскую кампанию, когда героические защитники Севастополя испытывали острую нужду в штуцерах (нарезном оружии), которыми были вооружены их противники, тульские оружейники торжественно пообещали сделать в часы отдыха и без оплаты 2000 нарезных ружей и послать их в дар солдатам Севастополя...
За три года - с 1853 по 1855 - в Туле было изготовлено 174 тысячи нарезных ружей.
На протяжении столетий тульские оружейники свято хранили свои славные традиции. В годы смертельной опасности для родины они работали "не щадя живота", чтобы помочь русским воинам одолеть врага.
С веками из самопальных мастеров, расселенных в кузнецкой слободе за рекой Упой, сложилось славное и многочисленное сословие тульских оружейников.
С годами росло и совершенствовалось их замечательное мастерство. От отцов к сыновьям и внукам передавался веками накопленный опыт и своеобразные секреты оружейного производства.
Так возникли в Туле династии потомственных русских оружейников. И немало из них вышло славных мастеров, прославивших русское оружие на весь мир!
В бывшей кузнецкой слободе
Нижне-Миллионная улица серыми уступами сползла к реке. Ветхие, покосившиеся домики, блестя на солнце оскалами стекол, словно смеялись над ее названием.
Название улицы, действительно, никак не вязалось с вековой бедностью ее обитателей. Очевидно, "отцы города", наделившие ее таким именем, были не лишены чувства юмора.
Однако другие улицы Заречья (так называлась промышленная окраина Тулы) носили свои самобытные имена - Штыковая, Ствольная, Курковая, - связанные с их многовековой историей. Тут некогда находилась кузнецкая слобода и ютился работный люд - ружейных и пушечных дел мастера, скромные русские умельцы, по преданиям, подковавшие "аглицкую блоху".
На этой земле за рекой Упой и родились славные традиции тульских оружейников: возникли новые песни и поговорки, сложился своеобразный быт и уклад.
Жили большими семьями в крохотных, собственных или на долгий срок арендуемых домишках-хижинах, неизменной принадлежностью которых была или маленькая кузня, или сарайчик для слесарных и кузнечных работ.
В этих кузнях и сарайчиках трудились оружейники после работы на заводе, подрабатывая па частных заказах.
Почти у каждого домика был разбит небольшой садик, под окнами росли рябина, березы, сирень.
Привычка к садоводству и огородничеству у оружейников тоже сохранилась с незапамятных времен, когда казенным кузнецам в числе прочих привилегий давалась и "беспошлинная земля"...
В зимний вечер 1879 года к воротам небольшого домика на Нижне-Миллионной подкатили розвальни. Из них бойко выскочили двое мужиков, помогли сойти укутанной в шаль женщине с ребенком и старушке.
Та громко закричала:
- В избу, в избу младенца-то несите! - И, увязая в глубоком снегу, поковыляла через двор к маленькой кузне.
- Дед, слышишь ли! Мироныч, оглох, что ля, - кричала она простуженным голосом, стуча обледенелой рукавицей в заиндевелое окно. - Вернулись из церкви, окрестили внука-то Васюткой.
Дед перестал ковать, сунул в ушат с водой длинные клещи, снял прожженный кожаный фартук и, разгладив свалявшуюся бороду, заторопился домой.
Взойдя на крыльцо, он обмахнул веником снег и, открыв обитую рогожей дверь, в клубах морозного пара вошел в кухню.
- Вот и Мироныч, слава богу, - сказала бабка и, выплеснув что-то в ушат, кинулась в спальню.
Дед снял полушубок, повесил на гвоздь шапку, вымыл под умывальником руки и твердыми шагами направился в комнату.
- Ну, кажите, каков новокрещенный!
Смущенная молодая мать взяла на руки завернутого в полушалок розового голубоглазого младенца с белыми жиденькими волосиками на головке и поднесла к деду.
- Вот поглядите, батюшка...
А внучек судорожно протянул ручонки и схватился за косматую бороду деда.
- Так, так его, лешего! - радостно закричала бабка. - Чтоб поласковей был...
Домашние засмеялись.
Дед осторожно освободил бороду и, прищурившись, посмотрел на внука:
- Цепок. Этот себе дорогу пробьет...
Мать, невысокая, крепкая, с длинной русой косой, зарделась пуще прежнего и, прижав к груди разбушевавшегося малыша, юркнула с пим за полог, где была подвешена зыбка.
- Хорош крестник, - сказал крестный мастеровой. - Родного деда да за бороду... хо-хо-хо!..
- Шалко, Лексей на работе, полюбовался бы на сынка, - поддержала его крестная, жена другого мастерового.
- Хватит, вам зубы-то скалить, - недовольно сказал дед. - Идемте-ка лучше к столу, старуха блинами попотчует...
Когда выпили за новокрещенного, послышался тяжелый стук обледенелой двери.
- Никак, Лексей? - сказала бабка и опрометью бросилась в кухню.
- Скорее, скорее, Алеша, - послышался ее грубоватый голос. - Уж гости за столом!..
Скоро в дверях появился отец, худощавый, низкорослый, как большинство туляков, с русыми, аккуратно подстриженными усиками. Он был одет в темный поношенный костюм и синюю полосатую косоворотку, подпоясанную узеньким ремешком.
Конструктор стрелкового оружия Ф. В. Токарев в артиллерийском историческом музее РККА с автоматической винтовкой своей конструкции
Его усадили рядом с матерью младенца. Подвинули огурцы, капусту, поднесли пузатый лафитник.
- За отца! - провозгласил крестный.
Все поднялись и выпили молча.
Из соседней комнаты послышался плач ребенка.
Мать вскочила.
- Сиди ты, сиди, я сама угомоню нашего касатика, - промолвила бабка и побежала в спальню.
- Ишь младенец-то недовольство проявляет, - сказала крестная. - Желает, чтоб за него выпил отец.
- Ну, вы погодите насчет отца. Знаете, какой он питец,- сурово заметил дед...
Появилась бабка, держа на руках улыбающегося младенца.
- Ишь смеется, за него, что ли, выпьем-то?
- За него, - сказал дед. - За то, чтобы не переводился наш дегтяревский род оружейников.
Выпили молча... Закусывали долго, проворно.
Маленький Васютка слушал, как хрустят на зубах огурцы и капуста, и весело оглядывал захмелевшие лица.
Отец порылся в кармане и протянул сыну большой коричневый пряник, на котором перламутром переливались сахарные буквы - "Тула".
- Язви тя в бок! Ведь и у меня был где-то подарок для внучка! - крикнул дед и на цыпочках побежал в кухню.
- Что это он там замыслил? - спросила бабка.
- Нейначе гармонь, - сказал крестный. - В Туле всегда дарят либо гармонь, либо самовар.
- Тоже сказал, куманек... Да к чему же младенцу самовар?
- Вырастет - чай будет пить!
Все расхохотались, а Васютка, испугавшись, заревел и прижался к бабушке.
- Эй, внучек! - послышался голос деда. - Глянь-ка сюда!..
И он завертел у Васютки перед глазами чем-то маленьким, блестящим.
Мальчик мигом успокоился и протянул к блестящему предмету ручонки.
- Ой, ливорверт, - закричала мать.
Дед протянул ребенку крохотный, отделанный медью револьверчик.
- На, играй, карапуз, привыкай сызмальства к оружью.
Мальчик, бросив пряник, обеими руками схватил револьверчик и стал вертеть его, рассматривая...
Мироныч
Мальчик рос крепким, шустрым, розовощеким, с белыми кудряшками на широком лбу.
Мать, подбрасывая его сильными руками, как-то счастливо воскликнула:
- Васютка! Васютка ты мой!
Это ласкательное имя так и осталось за ним. Ни отец, ни бабка, ни дед и не пытались называть малыша иначе.
К полутора годам Васютка бегал бегом, кувыркался на траве под черемухой и целые дни проводил на воздухе под надзором матери и бабки.
Но по весне у матери появился новый младенец, и Васютку отдали на попечение бабки, которая проводила дни в неустанных трудах. В зимние вечера Васютка нередко засыпал возле нее на лавке, где бабка пряла или вязала.
Ф. В. Токарев за работой на токарном станке в своей опытной мастерской. 1958 г
С дальнейшим увеличением семьи Васютка был предоставлен самому себе. Но это его мало огорчало. Зимой он долгими часами играл где-нибудь в углу, выстраивая на полу из гороха огромные войска и двигая их друг на друга, устраивал войны.
Летом, собрав во дворе соседских ребятишек, играл с ними в прятки и в большой, скатанный из овечьей шерсти мяч. А когда немного подрос, пристрастился к дедушкиной кузне.
Придет, встанет у порога и подолгу смотрит, как дед Мироныч кует железо.
Особенно нравилось ему смотреть, когда деду помогал отец или кто из мастеровых, выполняя роль молотобойца.
Огромная кувалда со свистом падала на раскаленный кусок железа, отчего во все стороны летели огненные искры.
Чаще всего ковали в три руки: отец кувалдой, дед молотом.
И Васютка про себя считал-приговаривал:
- Тук-та-та... Тук-та-та. Тук-та-та...
Васютка очень любил звонкую музыку кузнечной работы. Нравились ему и резкие проворные движения отца и деда. Отец был худой, щуплый, но от его ударов плющилось красное железо, от этого он представлялся Васютке сильным, настоящим богатырем, о которых рассказывала бабка.
Васютка мечтал, что, когда он вырастет, непременно станет кузнецом и будет вместе с отцом помогать деду.
Ему и сейчас хотелось бы быть помощником, но дед и близко не подпускал к наковальне...
Как-то дед ковал с соседом молотобойцем. Вечер был душный, и в кузнице нечем было дышать. Оба мокрые от пота, кузнецы старались изо всех сил, чтоб дотемна выполнить срочный заказ самоварной фабрики.
Вася, как всегда, стоял у двери. Но вот молотобоец опустил кувалду и взял банку с водой, чтобы попить.
Глотнув, он поморщился и выплеснул воду.
- Ну-ка Васютка, слетай за свежей, да чтоб похолоднее была!
Вася бросился в сени и скоро вернулся с водой.
Молотобоец напился и вышел на холодок.
- Давай, Мироныч, покурим, духота замучила...
Они уселись в тени, а Вася пробрался в кузню и, дотянувшись до лямки на длинном шесте, стал ее дергать, пытаясь качать кузнечные мехи.
- Глянь, Мироныч, какой помощник у тебя появился!
Дед рассмеялся.
- От горшка два вершка, а в кузнецы лезет... Ну, ну, качай!
Вася изо всех сил потянул шест, потом выпустил лямку и больше уже не смог до нее дотянуться.
Дед встал и привязал к лямке конец веревки.
- Ну на, дергай теперь.
Васютка, пыжась и краснея, стал качать кузнечные мехи. И вдруг, увидав, что угли в горне начали разгораться, радостно закричал:
- Дедушка, смотри, дедушка, смотри, загорелось!
С этого дня дед стал пускать Васютку в кузню и даже позволял качать мехи.
А однажды, велев ему надеть старые кожаные рукавицы, заставил держать длинные клещи, в которых был зажат кусок раскаленного железа, а сам зубилом и молоточком стал осторожно обрубать его.
Мало-помалу Васютка стал помощником деду. То угля подбросит в горнило, то клещи подержит, то мехи покачает.
Приходил домой он вместе с дедом, чумазый, закопченный, и с гордостью говорил:
- Вот и мы пришли. Кончили работу!..
Похлебав вместе с дедом щей большой деревянной ложкой, Васютка выходил во двор и, если была хорошая погода, собирал всех домашних под черемухой.
- Сейчас дедушка придет, будет сказы рассказывать...
Дед любил вечерком посидеть на завалинке, вспомнить старину, порассказать про житье-бытье.
Послушать деда Мироныча приходил отец Васи - Алексей и соседи мастеровые.
Усевшись поудобней на березовый обрубок и набив самосадом "турецкую" трубку, дед посылал Васютку за угольком и, закурив, заводил увлекательные рассказы.
Рассказы деда Мироныча ребятишки слушали не переводя дыхания. Мастеровые и их жены покрякивали и вздыхали.
Им нравилось, что в рассказах деда была горькая суровая правда о жизни простых работных людей.
- И вот поехал как-то раз государь в заграницу, - говорил дед тихим, ласковым голосом. - С ним целая свита увязалась: тут и генералы, и адмиралы, и попы, и повара - всех и не пересчитаешь! И каждый государю по своей части разные разности кажет. Кто, значит, книги, кто ковры разные, кто насчет монополии соображает, а генералы ружье заморское приволокли.
Как глянул на него государь, так и обмер от удивления. Ствол вороненый, с синевой, как у цыгана волос. А на нем насечка - словно кто золотом расшил. Ложа из разного дерева и отделана... перламутром да слоновой костью узоры выведены. А замок уж так аккуратно да чисто сработан, что и царь диву дался. И велел он тут же купить это иноземное ружье, сколько б оно ни стоило.
М. И. Калинин вручает Ф. В. Токареву орден Ленина, Золотую медаль 'Серп и Молот' и грамоту о присвоении звания Героя Социалистического Труда. 1940 г
Генералы исполнили царский приказ.
Вот вернулся царь-государь в столицу и велит ему заморское ружье принести. Вытащили генералы ружье из сафьяна. Рассматривают, любуются, дивятся.
И вдруг видят на стволе золотом выведенную надпись: "Иван Москвин во граде Туле".
Вот тебе и заморская штуковина!..
А царь в колокольчик звонит: велит скорее ружье подавать.
Как тут быть?! Думали, думали генералы, да и соскребли золотые-то буквы. Так и не узнал царь, что это ружье сделал не иноземец, а наш тульский мастеровой...
...Солнце уже село. От реки тянуло прохладой.
- Ну, ребятишки, по домам! - скомандовал дед. И сам направился к крыльцу.
Васютка ухватил его за руку:
- Дедушка, а это правда?
- Знамо, правда.
- А ты, дедушка, можешь сделать такое ружье?
- Ну, я уж теперь старик, где мне. А вот ты, ежели будешь учиться да стараться, может, и лучше сделаешь!..
Дед Мироныч горячо любил ружейное дело и очень тосковал по нему. Но работать на заводе он уже не мог по старости, хотя был еще бодр и держался молодцевато.
Заметив в Васютке любознательность и способности к мастерству, дед стремился привить ему любовь к оружейному делу, как испокон веков было заведено у них в роду.
Однажды дед принарядился, надел вышитую рубаху, смазал дегтем сапоги и расчесал гребнем широкую бороду.
- Ну, внучек, собирайся, сегодня возьму тебя с собой.
- Куда это? - осведомилась бабка.
- А тебе зачем знать, старая? Это наше, мужицкое дело. Тебе след ноги вымыть ребятенку да волосы причесать. Хорошо бы и рубаху переменить, если есть.
- Чай, не в церковь идешь - рубаху-то менять... - огрызнулась бабка. - Да и много ли ты рубах-то ему запас, чтобы требовать?..
Однако она все же умыла Васютку, вымыла ему ноги и даже надела новые штаны. При этом сказала:
- Дорогой-то гляди в оба, в грязь не лезь... а рубаха и эта сойдет... И так настираться на вас не могу.
Они вышли за ворота и направились в сторону города.
- Дедушка, куда это мы?
- А в завод, обещались мне ноне музей показать, где оружие всякое хранится. Туда никого не пускают, а у меня сторож знакомый...
- И то ружье увидим, которое царь купил?..
- Это я тебе не скажу, а только оружия там видимо-невидимо, аж глаза разбегаются...
Миновав железные ворота, они прошли вымощенным булыжником двором до большого красного помещения.
Вдруг что-то как загремит, засвистит, аж земля задрожала.
Васютка прижался к деду.
Глаза застлало дымом; и в этом дыму, пыхтя, грохоча и лязгая, двигалось на него какое-то черное чудовище.
- Не бойся, Васютка, не пужайся, - ласково успокаивал его дед. - Это же машина, али как там его? Паровоз... Пошумит, погремит да и проедет... мы от него далеко...
И действительно, скоро все стихло, дым рассеялся, словно ничего и не было. Все же Васютка долго не мог прийти в себя. Образ страшного ревущего чудовища все еще стоял перед глазами. Он вблизи видел паровоз впервые...
- Ну, вот и музей, - сказал дед, указывая на длинное кирпичное здание.
Они вошли в помещение, увешанное и уставленное всевозможным оружием. Тут были и шашки, и тяжелые палаши, старинные фузеи и штуцера, современные винтовки и всяких размеров и систем пистолеты.
- Во, гляди, Васютка, примечай... Все это оружие сделали наши тульские мастера. Тут и мои изделия были, да сейчас опознать не могу.
Вася восхищенными глазами смотрел по сторонам. Очень приглянулись ему маленькие пистолетики на золотой цепке.
- Дедушка, а эти пистолеты всамделишные?
- А как же. Самые заправские, знаменитый мастер делал, Медведков.
Вдруг в зал вошел, поводя рыжими усами и тараща глаза, здоровенный полицейский.
- Вы чего тут?.. Откуда взялись?.. Сейчас начальство идет...
Дед схватил внука за руку и потащил к выходу.
- Идем, Васютка, идем, а то деду Игнатию попадет, сюда никого не пущают...
Дед был рассержен полицейским, дорогой хмурился и что-то сердито бормотал себе под нос.
А Васютка шагал по дороге, как по небу. Он был счастлив. Перед глазами его одно красивей другого возникали ружья, шашки, пистолеты.
У самого дома он остановился и схватил за руку деда:
- Эх, дедушка! Как бы мне научиться делать настоящие ружья, я бы сделал такое ружье, которое бы стреляло от нашего дома до самой Москвы...
- Ишь чего захотел, - улыбнулся дед, и эта неожиданная улыбка расправила суровые морщины на его лице, сделала его добрым, приветливым.
- Человек может многого достигнуть, Васютка. Надо только стараться, да не лениться.
По завету деда
После посещения музея Васютка пуще прежнего привязался к деду и стал проявлять еще большую любознательность. Теперь, придя в кузню, он не только качал кузнечные мехи или держал длинные клещи, помогая деду, а старался узнать, что за изделия дед кует, для чего они нужны и как называются.
Когда дед становился к верстаку и выдвигал широкий ящик с инструментами, Васютка не давал ему работать.
- Дедушка, а это что за рогульки? - указывал он на кронциркуль... И, не дожидаясь ответа, спрашивал: - Зачем такой молоточек?.. А вот какие щипчики... - они нужны тебе?
- До чего ты дотошный стал, Васютка, - отвечал Мироныч, - Мыслимое ли дело все разом объяснить?.. Гляди и примечай что к чему. А мешать будешь - прогоню!
Вася умолкал, но ненадолго... Переминаясь с ноги на ногу, он опять начинал осаждать деда.
- Дедушка, а что крепче - железо или медь?
Мироныч, увлеченный работой, незаметно для себя пускался в объяснения и спохватывался лишь тогда, когда разговор, действительно, начинал ему мешать.
- Да отстанешь ли ты наконец, - сердито прикрикивал он. - Иди лучше в бабки играть, от тебя одна помеха...
Васютка знал, что Мироныч быстро отходит. Поэтому, нахмурясь и уйдя, он минут через пять являлся как ни в чем не бывало.
- Дедушка, может, уголька подбросить?
- Уголька? Подбрось, пожалуй, да качни раз-другой, а то, того и гляди, потухнет в горниле...
Ранние утренние часы Мироныч всегда проводил в саду или на огороде. Взрыхлял землю под яблонями, занимался прополкой и поливом овощей...
Конструктор В. А. Дегтярев
Васютка, бывало, как проснется - бегом летит в сад.
Взяв маленькое ведерко, сделанное для него Миронычем, он начинал носить воду. Когда большая бочка была наполнена до краев, он брался за полив огурцов и помидоров на "Васюткиной грядке", засаженной для него отцом.
В августе, когда на грядке созрели первые четыре помидора, Васютка осторожно срезал их и принес матери.
- Мама, это помидоры с моей грядки, я сам вырастил, - сказал он с гордостью. - Это тебе, папане и бабушке. А этот я отнесу деду...
И, сунув помидор в карман, исчез.
К кузне деда он подошел осторожно и, заметив, что тот стоит у верстака, на цыпочках стал пробираться к наковальне; ведь только вчера он зазубрил у деда новую стамеску.
Как раз в тот момент, когда он положил на наковальню оранжево-красный помидор, Мироныч неожиданно повернулся, и глаза их встретились...
- Вот, дедушка, подарок с моей грядки,- виновато пролепетал Васютка.
- Спасибо, спасибо, внучек, - сказал дед и, подойдя потрепал его за волосы. - И я, брат, для тебя тоже приготовил подарок. - Откинув дверцу тумбочки, он достал и протянул Васютке небольшой ящичек: в нем лежали пилка, молоток, маленький топорик, клещи, плоскогубцы и многое другое.
- Получай и устраивай под навесом себе мастерскую, - сказал дед.
Васютка остолбенел от радости и никак не решался принять подарок.
- Да бери же, бери, не бойся, это я сам сделал для тебя и вот... дарю.
Васютка схватил ящик, прижал его к груди и, даже забыв сказать спасибо, выскочил из кузни.
С этого дня во дворе стало заметно тише. Веселый смех и звонкие детские голоса раздавались редко. Васютка, его братишка и все соседские ребятишки теперь собирались под навесом и, разложив подаренные дедом инструменты, что-то мастерили и строили.
Васютка из старого ящика сделал себе подобие верстака и на нем из деревянных обрезков строил пароходы и паровозы, возводил дома и башни.
Когда наступили холода, весь свой скарб он перетащил в комнату, заняв целый угол.
- Это что еще за дело?! - закричала на него мать. - И так негде повернуться, убирай все сейчас же!
- Ишь мусора наволок, - вторила ей бабка. - Грязь-то вожу не перевожу... Надо выкинуть все это в чулан.
- Не дам, не дам, это мне дедушка подарил! - Васютка сел на пол, обнял свои инструменты и горько заплакал.
Услыхав плач, из-за перегородки вышел дед.
- Вы чего малого обижаете, сороки? Он не просто играет, а рукомеслу учится. Это надо понимать.
Васютка, глотая крупные слезы, смотрел на деда, как на спасителя...
Дед был для него и учителем, и наставником, и другом. Только эта дружба оборвалась неожиданно и слишком рано.
На масленой в этот год стояли сильные морозы. Дед ездил в деревню навестить родных и дорогой сильно промерз. По приезде он тяжело занемог. Несколько дней пролежал па печи, кряхтя и стеная, потом велел истопить баню, находившуюся на задах двора, и пошел выпаривать хворь.
Из бани его принесли чуть живого.
По совету бабки положили на лавке и послали за фельдшером.
Когда явился маленький, горбатый старичок, фельдшер Анохин, дед несколько отдышался. "Ну, слава богу, полегчало..."
Но когда фельдшер уходил, Васютка услышал слова: "Надо соборовать".
Он не знал, что значит "соборовать", но по тону, которым это было сказано фельдшером, по тишине, которая мгновенно воцарилась в доме, по скорбному выражению лиц матери и бабки понял: должно случиться страшное.
Выйдя на носках в другую комнату, он забрался в угол и там тихо заплакал...
Вечером пришел отец и с ним еще какой-то человек, говоривший грубым голосом. Через тонкую переборку, слушая разговор, Вася догадывался: там что-то собираются делать с дедом.
Незнакомый человек густым басом говорил что-то непонятное, скороговоркой. Потом Вася услышал более внятно: "Господи, помилуй..."
Дом, в котором В. А. Дегтярев
Затем голос матери: "Прости нас грешных!" - и чей-то плач, очевидно бабушки.
Васютка замер.
Вдруг он почувствовал, как кто-то коснулся его плеча, и услышал дрогнувший голос отца:
- Идем, Васютка... Идем, милый, с дедушкой надо проститься... Дедушка наш... помирает...
Васютка, войдя в горницу, увидел тучную фигуру отца Сергия, а за ним вытянувшегося на лавке деда.
- Подойди, внучек, не бойся, - услышал он знакомый, глуховатый голос. - Дай я тебя благословлю...
Вася подошел, поклонился.
- Расти... слушайся... учись... - говорил дед. - Ой как надо тебе учиться... Слышишь, Лексей... Вот тебе мой наказ, последнюю рубаху продай, а отдай по осени Васютку в училище...
- Скажи: прости, дедушка, - шептала мать.
- Дедушка, прости меня!..
- Бог простит, - сказал дед со слезами и с трудом выговаривая слова.- Учись... - И махнул рукой.
Васютку увели...
Дед умер через несколько дней. Его хоронили в воскресенье. Собралось множество народу. Гроб до самого кладбища несли родичи и мастеровые - дедовы ученики. Много он выучил на своем веку народу любимому оружейному мастерству и со всеми был добр и ласков, за это крепко любили его в Заречье.
На Васютку смерть деда произвела тяжелое впечатление. Несколько дней он метался в горячке, бредил, а в день похорон был привязан к кровати. Мать серьезно опасалась за его здоровье и по совету фельдшера прикладывала к русой головке холодные примочки.
Когда Васютка оправился от болезни, он все-таки долго не мог забыть о деде. Все ходил по дому и говорил плачущей бабке:
- Вот на этот гвоздь дедушка вешал шапку. А вот в эту конурку клал дратву и шило...
Мать, стараясь отвлечь его мысли от деда, переводила разговор на другое... Начинала с ним играть.
- А почему вы не взяли меня на могилку? - спрашивал он и всякий раз, как бабка шла на кладбище, просил взять его, словно надеялся увидеть там деда.
- Что ты, что ты, Васютка! - вмешивалась мать и уводила его в комнату.
Зато весной, когда просохла дорога, Вася часто ходил с бабкой на кладбище. Он помог ей убрать могилку и посадил на ней любимые дедушкины цветы - анютины глазки, за которыми ухаживал с большой заботой.
Он очень любил цветы, деревья, щебет птиц и дуновение ветра. Он мог часами просиживать где-нибудь под кустом, рассматривая яркие цветы, наблюдая за работой муравьев или слушая пение птиц. У Васютки была чуткая, поэтическая душа и доброе отзывчивое сердце. Он любил деда, отца, мать, бабку и маленьких братьев. Когда бывало дома голодно, Васютка отдавал братьям последнюю корочку хлеба, говоря при этом: "Вы ешьте и не разговаривайте, а я ничего, я как-нибудь..."
Лето тянулось тоскливо, несмотря на дела по хозяйству, в которых Васютка, как старший, помогал матери и бабке. Его не увлекали ни игры с товарищами, ни мастерство. Стоило взять молоточек или пилку, тотчас же вспоминал дедушку, и слезы застилали ему глаза...
Но вот наступила и осень. Знакомый сапожник принес новые сапожки, сшитые на его ногу. Это была такая радость, что Васютка невольно забыл свою печаль. Первый раз в жизни ему довелось надеть собственные сапожки. Он ходил по Дому, как пава, дивясь и радуясь.
На другой день мать и бабка торжественно обрядили его в новую рубаху и перешитый из отцовского пиджак, причесали, перекрестили и вместе с отцом проводили с крыльца.
- С богом, Васютка! Смотри, соблюдай дедов завет, учись прилежно! - напутствовала бабка.
Вот хлопнула калитка, и они очутились на улице.
Вася шел гордо. Он видел, что соседские ребятишки из калиток и с заборов смотрели на него с завистью. Редко кто в то время из детей рабочих мог пойти учиться. Это было большое счастье.
Пройдя церковной оградой, они вошли в одноэтажное, обитое посеревшим тесом помещение. В нем было темно, пахло ладаном и пылью.
- Подожди тут, Васютка, - сказал отец, оставив его в коридоре, - я сейчас...
И действительно, скоро вернулся и, подойдя к Васютке, сказал:
- Сейчас пойдешь в класс, сиди смирно, слушайся учителя. Старайся! За ученье-то целковый в месяц берут, сам знаешь, каково это при нашем-то капитале...
В училище и дома
Васютка примостился с краешку за последней партой, где кроме него сидели, балагуря, еще двое.
На передних партах были свободные места, но Васютка не решился туда сесть. Другие же, особенно второклассники, садились подальше умышленно, чтоб можно было шалить. В классе стоял шум: одни спорили, другие возились, третьи кричали, а сосед Васютки, очевидно, купеческий сынок, жирный и румяный, стараясь всех заглушить, хлопал доской по парте...
Но вот в коридоре задребезжал звонок, в дверь просунулась заспанная физиономия сторожа с рыжими тараканьими усами, и послышался простуженный сердитый голос.
- Тише вы, оголтелые, учитель идет!..
Шум понемногу утих, и в дверях показался худой, бледный человек с маленькой бородкой и длинными темными волосами, с пестрым платком на шее.
Он беглым взглядом окинул собравшихся и, подойдя к столу, положил на него книги и тетради.
- Ну-с, здравствуйте, ребята! - сказал он мягким глуховатым голосом.
- Здравствуйте-те! - ответили вразнобой несколько голосов.
Учитель желтой исхудалой рукой вынул большой клетчатый платок и долго кашлял в него.
При этом приятное лицо его страдальчески искажалось...
Это лицо напомнило Васютке умирающего деда, и он прикусил губу, чтобы не разреветься.
Учитель, откашлявшись, внимательно осмотрел учеников и остановил печальный взгляд на Васютке.
- А ты чего, малыш, уселся на заднюю парту? Оттуда не только меня, но и доски не увидишь.
Васютка не понял, о какой доске идет речь, поэтому встал и вопрошающе уставился на учителя.
- Ну чего глядишь-то? Иди и садись вот сюда ко мне, да не бойся, не съем.
Васютка взял из парты зачитанную лохматую азбуку, купленную матерью на толчке, прихватил пальцами тетради, но не удержал скользкого медного пенала, сделанного отцом. Пенал со звоном покатился на пол, из него вывалились карандаш, ручка с перьями и резинка.
- Эх ты, растяпа! - сердито крикнул сосед и больно толкнул Васютку в спину.
- Тихо, - остановил учитель и подошел к Васютке, собиравшему на полу свои пожитки.
- Как звать-то? - спросил он участливо.
- Васюткой!
- Го-го-го, - захохотали на задних партах.
- Это тебя дома так зовут, - мягко сказал учитель, - а здесь будем звать тебя Вася, ты уже стал большим. Согласен?..
Васютка молчал, опустив голову.
- А фамилия твоя как?
- Дегтяревы мы.
- Так-так, - сказал учитель. - Деда твоего, Мироныча, знал - хороший был человек. Ну что ж, Вася, садись-ка вот тут, к моему столу... будем учиться...
Вася во все глаза смотрел на учителя, стараясь не проронить ни слова.
- А! Бе! Be! - говорил учитель, показывая картонные буквы.
- А-бе-ве, - повторял Васютка вместе со всеми, при этом испытывая необъяснимую радость.
Когда раздался последний звонок и учитель, велев всем идти домой, вышел из класса, Васютка чуть не заплакал. Ему было обидно и жалко, что столь интересные уроки окончились так быстро... Выйдя из училища, он снял сапоги, связал их, перекинул через плечо и босиком побежал домой. Дома с восторгом рассказывал матери и бабушке об училище, о славном и добром учителе и о мальчишках, которые поначалу подняли его на смех.
3-й Белорусский фронт, 1944 г. Ручной пулемет Дегтярева и автомат Шпагина в бою
Зима пролетела незаметно. Васютка учился прилежно. И, несмотря на то что он был самым маленьким в классе, учитель нередко ставил его в пример.
С наступлением летних каникул Васютка перебрался из дома на житье в сарай, где опять устроил себе мастерскую.
Как ни просился он у отца в дедовскую кузню, тот не разрешил, опасаясь, что Васюткины товарищи растащат дедовы инструменты и, еще того хуже, могут устроить пожар.
В сарае Васютке тоже оказалось неплохо. При открытой двери там было светло и не так грязно, как в кузне.
Однажды, уговорив соседских ребятишек, Васютка сходил с ними на свалку, приволок три старые водопроводные трубы с муфтами и принялся за работу.
Что он делал - ни мать, ни бабка не знали, а товарищи, помогавшие ему, побожились, что даже отцу родному не скажут.
Длинные трубы они свинтили и проложили в траве от сарая до клумбы, находящейся под окнами дома. К концам длинной трубы с помощью муфт присоединили две другие, под прямым углом. Одну, которая покороче, укрепили на клумбе, а ту, что подлинней, вывели на крышу сарая.
- Ой, хорошо, ребята, выходит! - радостно и возбужденно сказал Васютка. - Сделаем дело - всех удивим!..
До того как прийти с работы отцу - большего сделать не успели. Поэтому трубу, торчащую из клумбы, пригнули и спрятали в цветах, чтобы он не заметил и не догадался.
На другой день с утра ребята снова собрались на свалке. Им посчастливилось отыскать старый заржавленный бак с медным краном. Бак был целехонек, хотя и сильно помят. Общими усилиями его затащили на крышу, а носик крана, подточив напильником, вогнали в трубу.
- Ну, ребята, дела, - ободрял Вася. - Давайте теперь моим ведром и лейкой таскать воду.
Часа два возились, пока наполнили бак. Трудно было с ведрами взбираться на крышу.
В баке кое-где оказалась течь.
- Подождите, ребята, я сбегаю в чулан, у отца где-то вар был...
Залепив варом все щелки и места соединения крана с трубой, они для прочности обмотали кран еще тряпками.
- Ну, теперь должна пойти!
- Подождите, ребята, я сам открою, - сказал Вася и взобрался на лестницу.
- Теперь глядите... Раз, два, три - пли! - И открыл кран.
Несколько мгновений прошло в напряженном ожидании, и вдруг над клумбой тонкой голубоватой лентой взвилась водяная струя.
- Ура! Ура! - закричали ребятишки и запрыгали около клумбы.
- Стоп! Будя! - закричал Вася и закрыл кран. - Идите все сюда.
Спустившись с лестницы, он стал рассказывать ребятам, что, когда ходил в город с отцом, видел в саду у одного богатого дома фонтан, но там вода била не струей, а разбрызгивалась.
- Там пусть так, а у нас этак! - закричали ребята. - Этак-то лучше, выше сигает!..
- Нет, вы не видели, - горячился Васютка. - Там богаче.
Идите-ка домой, а я в это время что-нибудь и удумаю...
Ребята нехотя разошлись.
А Вася, вспомнив рассказ отца, свернул из тонкой жести небольшой конус, насадил его острым концом на трубу и прикрутил проволокой, а в конус положил гуттаперчевый мячик.
- Что-то выйдет? - думал он, поднимаясь по лестнице к баку. - А ну поглядим... - Открыв кран, Вася не поверил своим глазам. Из конуса вылетали брызги пышным каскадом, напоминая заправский фонтан.
Вечером Вася вытащил во двор уставшего отца, подвел его к благоухающей клумбе и открыл кран. Над клумбой взвился пышный водяной султан, переливаясь причудливыми искрами в лучах заходящего солнца, а в конусе запрыгал мячик.
Обрадованный отец долго не верил своим глазам, любуясь созданием сына. Сам лазил на крышу смотреть бачок, пробовал кран и, оценив труды Васи, дал ему двугривенный.
- Молодец, Васек! Вот тебе на пряники.
Смущенный похвалой и наградой, Вася убежал в сарай, забился в сено, да так и уснул крепко, зажав в руке серебряную монету.
На другой день он купил на эти деньги книжки по механике и, забравшись в свою каморку, занялся чтением.
В одной из книжек он вычитал о замечательном русском самородке-изобретателе Ползунове, о том, что солдатский сын, самоучка Ползунов построил первую паровую машину.
Васю глубоко взволновала судьба Ползунова, его упорство, настойчивость, непоколебимая вера в себя и в свои замыслы и редкое трудолюбие.
Однажды, когда отец пришел с завода, Вася спросил:
- Папа, верно это, что был такой мастер Ползунов, который построил паровую машину?
- А ты откуда знаешь о нем? - удивился отец.
- Вот в книжечке вычитал.
- Ишь ты... в книжечке... Справедливо все это, сынок, только в книжечке-то всего не опишут. А был у нас на заводе механик, так тот сказывал, что великие муки испытал Ползунов, прежде чем сделал свою машину. Хозяин-то завода не любил машин, за них большие деньги надо было платить, а рабочие в то время работали почти вовсе задаром, вот и невыгодно ему было вместо них машину-то заводить.
Герой Социалистического Труда конструктор В. А. Дегтярев в своем кабинете. 1940 г
Бился, бился Ползунов, да так и помер в бедности. А вон англичанин Уатт построил такую машину. И хотя опосля Ползунова, а его вон первым изобретателем считают.
- Почему же так бывает?
- А потому, что цари да слуги царевы не верят в простых русских людей, не дают им выбиться на большую-то дорогу. А у нас мастера-то есть поумнее англичан. Слыхал, наши-то мастера аглицкую блоху подковали?..
- Нет, не слыхал. Как это?
- А вот так. Рассказывают, будто англичане русских задумали удивить и выковали железную блоху. А наш тульский мастеровой, по прозванию Левша, с товарищами оглядел эту блоху да и подковал ее на все четыре, али сколько там у нее, ног. Во как!..
- Неужели и дальше простым мастеровым ходу не будет?
- Зачем нам гадать! Ты давай учись да расти, а там поглядим. Может, и перемены произойдут...
По проторенному пути
Смерть деда Мироныча тяжело сказалась на бюджете семьи Дегтяревых. Как ни старался Алексей - отец Васи, его заработков не хватало на пропитание семьи. Чтоб не разориться вконец, Алексей, пошел к дедовским заказчикам и набрал у них работы на дом.
Установив в кузне еще дедом купленный ножной токарный станок, он стал на нем вытачивать различные детали, занимаясь этим делом по вечерам после работы на заводе ив воскресные дни.
Когда наступили холода, станок перетащили в кухню. Чтоб лучше было видно, Алексей повесил над ним лампу с белым жестяным абажуром, оказавшимся хорошим рефлектором.
Васютка, сделав уроки, подходил к отцу и стоял возле него, присматриваясь, как отец вытачивает медные детали для самоваров.
Иногда отец подставлял к станку невысокую скамейку, ставил на нее Васю и показывал, как надо работать на станке.
Вася быстро научился вставлять резец, обтачивать деталь, но, стоя на скамейке, не доставал ногой до педали и не мог приводить в движение станок.
- Чистое наказание с тобой, Васютка, - говорил отец. - С полу не достаешь до резца, со скамейки не дотягиваешься до педали. Надо тебе, брат, подрасти. Иди-ка лучше к своим книжкам или покатайся с горы.
Вася с обидой уходил, но мастерство так его манило, что через некоторое время он опять оказывался на кухне.
- Гляди, Лексей, сын-то и не отходит от тебя, - говорила старуха. - Рукомеслу его учить надо, а не в школу посылать. Ишь он какой смышленый до этого. И у деда покойничка, пошли ему, господи, царствие небесное, все с полуслова понимал.
Алексей хмурился и молчал. Ему не нравилась воркотня бабки. А та продолжала петь:
- Пошел бы он на завод, поднатаскался там, приобвык, глядишь, месяца через два-три тебе бы подмога была. Хоть и не велики деньги принесет, а все для дому сгодятся, да и ему польза.
Алексей молчал. Ему не хотелось, чтобы Вася пошел по той же торной дороге, по которой шел он сам и почти все дети мастеровых. В одиннадцать-двенадцать лет на завод в ученики, потом в подмастерья и так... пока не выучится на слесаря, токаря или кузнеца.
Мечтал Алексей хоть одного из сыновей выучить, вывести в люди. И сам не верил, что эту мечту можно осуществить.
Поздней весной, когда все вокруг цвело и пело, Вася как-то вернулся из училища радостный и сияющий. Он принес от Учителя похвальный лист, выданный за прилежание и успешное окончание приходского училища.
Вечером пришел учитель. Он долго убеждал родителей и бабку отдать Васю в гимназию и даже брался помочь определить его на казенный счет.
Два месяца учитель с отцом Васютки обивали пороги управы, писали в Петербург, но хлопоты ни к чему не привели.
Дав Васютке лето для отдыха, по осени отец призвал его к себе.
- Вот что, Васютка, теперь ты не маленький, должен сам думать о себе. Лето побегал, и хватит! Грамоте учить тебя мне не под силу, так давай-ка, брат, учиться ремеслу. Будешь хорошим мастером, тогда и грамоту осилишь. Это никогда не поздно.
Вася сразу понял, что его хотят отдать на завод, но ничуть этого не испугался. Он любил ремесло, да и все его товарищи уже работали. Главное, ему хотелось быть помощником отцу.
Взглянув на печальные, налитые слезами глаза отца, Васютка твердо сказал:
- Папа, я с охотой пойду на завод. Буду работать и тебе помогать.
- Ну что ж, коли ты согласен, тем лучше. Ложись сего дня спать пораньше, а завтра утречком и выйдем вместе...
Утром, когда хрипло пропел, простонал заводской гудок, Алексей и Вася отправились на работу.
Только сошли с крыльца, послышался голос бабки:
- Васютка, постой-ка маненько.
Она проворно спустилась по ступенькам, подбежала к Васе и сунула ему за рубаху краюху хлеба и два яблока из своего сада.
- С непривычки-то есть захочешь... вот и перекуси. Ну, с богом! Лексей, гляди за сыном-то в оба, как бы под машину куда не попал...
Шли молча.
Отец опять думал о том, что сына надо бы учить... На душе было невесело... горько.
Вася, еле поспевая за отцом, мысленно прощался с детством, которое обрывалось так рано. Ему вспоминалась река, куда он ходил удить рыбу с ребятами, лес, сарай, сад с фонтаном, который теперь уж не будет поливать клумбу... И на глаза навертывались слезы.
Но Вася старался отогнать эти мысли, приободриться. Он вспоминал рассказы деда о тульских мастерах, вспоминал изобретателя из солдат - Ползунова... Разве им легче жилось? "Ничего, - думал Вася, - буду учиться мастерству, сделаюсь оружейником".
- Папа, ты чего молчишь? - спросил он.
- Так, от обиды. Учить бы тебя надо... да, знать, не судьба!
- Куда мальца ведешь? - остановил их будочник.
- К Зубову... в ученики, - ответил отец.
- Ладно, проходи уж, скоро младенцев понесете учить... Они очутились на знакомом Васе заводском дворе, Булыжная мостовая... закопченные приземистые корпуса... шум, грохот...
Вошли в один из цехов, где визжали трансмиссии, скрежетали станки, громыхало железо.
Проходя по грязному проходу, заваленному маслянистой железной стружкой, встретили плотного, степенно шагавшего человека в пиджаке нараспашку, высоком картузе, с серебряной цепочкой на животе.
- Здравствуйте, Василий Иванович! - приветствовал его Алексей. - Вот привел сына.
- Да сколько же ему лет-то?!
- Одиннадцать!
- Что же он такой коротыш, и до станка-то не дотянется... Ну ладно, как-нибудь приладим... Хочешь работать у нас? - спросил он Васю.
- Хочу!
- Ну и ладно... в обиду не дадим!
Мастер подвел Васю к узкому железному ящику с длинной ручкой.
- Вот тут и будешь работать... Как звать-то тебя?
- Василий.
- Тезка, значит... Так вот, тезка. Эта машина прозывается у нас "шарманка", потому как ее то и дело надо крутить. А существует она для испытания винтовочных пружин. Гляди-ка сюда.
Мастер взял с деревянного противня горсть пружин, уложил их в ящик, накрыл крышкой и, повернув ручку, накинул на нее крюк. Пружины от этого сжались.
- Понял, что с пружинами сталось?
- Понял, - сказал Вася, - согнуло их.
- Не согнуло, а сжало - в этом и есть испытание. Теперь гляди дальше... - Он опустил ручку, открыл крышку ящика и достал пружины. - Видишь, некоторые сломались? Это брак, их вали в ящик под стол, а это хорошие, их сюда, на противень. Вот и вся работа. Понял?
- Понял, - ответил Вася.
- Ну-ка, покажи.
Вася довольно проворно проделал сам всю операцию.
- Ну, что же... ничего! Работать можешь. Оставайся. Только смотри до гудка ни на шаг не отходи от "шарманки", да старайся... поторапливайся.
Работа Васе показалась простой и легкой. Но за день он так умаялся, что еле дотащился до дому. Руки ныли, гудели от боли...
Отец, выслушав его жалобы, сказал:
- Ничего, это с непривычки. Втянешься - пройдет! Ты старайся работать так, чтоб было ловчее, тогда и уставать не будешь.
На другой день Вася притащил со двора низенький, широкий ящик и, перевернув его, подвинул к "шарманке". Получился помост. С этого помоста стало удобнее вертеть ручку "шарманки", можно было налегать на нее грудью. Работа пошла легче. Вася стал меньше уставать.
Однако пребывание на заводе ничего ему не давало. Вертеть ручку "шарманки" - небольшая наука, а Вася надеялся, что будет учиться мастерству.
- Ну как, Васютка, работается? - спросил однажды отец.
- Что это за работа, - сказал Вася с недовольством. - Только и знаю, что ручку кручу.
- Э, да ты, брат, видно, и не понимаешь того, что делаешь. Ведь ручку-то вертя, ты испытываешь пружины, а это главный механизм в винтовке. Сообрази-ка: если, скажем, в бою у винтовки откажет пружина, что будет с солдатом?.. А то, что погибнет он ни за грош. Пристрелят его, как цыпленка, потому что без пружины его ружье что палка. А теперь особенно это важно.
- Почему же? - спросил Вася.
- Да потому, - продолжал отец, - что как раз в этом году завод начал производство новых винтовок, изобретения капитана Мосина. Это такие, батенька мой, винтовки, каких нет ни в одной стране мира. А ты для них испытываешь пружины - главный механизм. Этим ты должен гордиться. А что проста работа, так то ничего. И годов-то тебе всего одиннадцать. Пооглядишься да покажешь себя, тебе потрудней работу дадут. И научиться еще всему успеешь. Главное, была бы охота!
Конструктор Г. С. Шпагин
После разговора с отцом Вася изменил отношение к своей "шарманке". Стал за ней ухаживать, обтирать, смазывать. И работа на ней уж не казалась ему такой простой и никчемной.
В свободные часы
Прошло три года. Вася подрос, возмужал, ему шел уже пятнадцатый год, но работал он по-прежнему на "шарманке". Чтобы продвинуться и получить лучшую работу, нужны были деньги на подарок мастеру, а у отца их не было.
За эти годы Вася хорошо изучил завод, бывал в разных цехах, присматривался к работе мастеровых, завел себе товарищей.
Часто в обеденный перерыв он приходил в ствольную мастерскую, где работал браковщиком его сосед, рослый веселый парень Саша Синепальников, самый молодой из семьи знатных оружейников. Отец Саши долгое время работал с Мосиным и был отладчиком первых образцов знаменитой мосинской винтовки.
Как-то между Сашей Синепальниковым и Васей Дегтяревым завязался шумный разговор.
Синепальников говорил бойко и весело, шутил и похлопывал Васю по плечу. Вася сердился на него и ушел недовольным.
К Синепальникову подошел ученик Миша Судаков и спросил:
- Кто этот парень?
- Да это же мой сосед. Разве не слыхал о Дегтяревых?
- Слыхал.
- Так он ихний, старшой, Васькой звать.
- А зачем он приходил? - любопытствовал Миша.
- Да вот спрашивал, нет ли у меня маленького крючка, завтра собирается на муху ловить...
- Ты дал ему? - спросил Миша.
- Где я возьму, что у меня, лавка, что ли?
- А у меня найдется лишний.
- Где, врешь ведь?..
Миша снял фуражку и вынул из-под подкладки маленький изогнутый крючок.
- Вот!
- Ох ты, леший! Вот хорошо! Жалко, Васька ушел, ну да он прибежит в обед...
В обед, действительно, Вася пришел. Очень обрадовался крючку и в благодарность за подарок пригласил Мишу рыбачить вместе с ним, сказал, что знает рыбные места.
На другой день, наловив мух, оба подростка отправились к старой мельнице, где река Тулица была перегорожена плотиной.
День выдался хороший, безветренный я не очень жаркий. Был неплохой клев. Они с наслаждением сидели на берегу или стояли но колено в воде.
Говорили мало. Вася был не очень разговорчив, а когда хорошо клевало, то он так увлекался, что и совсем забывал о соседе.
К вечеру, искупавшись в теплой воде, довольные уловом, они возвращались домой счастливые и веселые.
Разговорам не было конца, словно их знакомство продолжалось по крайней мере год или два.
- Как думаешь, - спросил Вася, - обрадуются дома, когда я выложу на стол сорок три рыбины?
- Еще бы! А у меня тридцать шесть, тоже немало...
Пожимая руку новому товарищу у ворот своего дома, Вася сказал:
- Ты приходи, как поешь, на нашу улицу, поиграем в бабки или посидим в садике.
- Приду, обязательно приду! - сказал Миша и заторопился домой. Сердце его трепетало от радости. Такого улова он еще никогда не приносил!
И действительно, Мишина рыба произвела дома переполох. Все домашние собрались ее рассматривать. Воспользовавшись этим, Миша отыскал в чулане мешочек с бабками и, сунув за рубашку краюху хлеба, побежал на Нижне-Миллиониую улицу.
От Прохоровой до Нижне-Миллионной было ходьбы минут 15-20, но Миша туда домчался так быстро, что застал Васю за обедом; он сидел на лесенке крыльца и ел хлеб с молоком.
Увидев товарища, Вася быстро опорожнил чашку и, спрыгнув па траву, попросил показать бабки.
Миша высыпал свои сокровища. Бабок было пар двадцать. И они были окрашены в розовый, голубой, лиловый и в цвет луковой шелухи.
На пасху, когда домашние красили яйца, Миша в той же краске выкупал свои бабки.
С восхищением рассматривая бабки, Вася залюбовался двумя битками. Это были большие, очевидно, бычьи бабки, налитые свинцом.
- Хороши! - сказал он, взвешивая на руке то ту, то другую.
- Выбирай любой, - сказал Миша. - Мне хватит одного. Вася застеснялся.
- Нет, у меня свои есть... Разве только поиграть!
- Да бери, бери, Вася, чего тут... У меня еще есть. А если хочешь, давай играть на пару в одну казну!
Вася согласился и принес свои бабки в таком же небольшом парусиновом мешочке.
Они вышли за ворота, и Вася повел товарища в ближайший тупик, где на вытоптанной поляне уже шла горячая игра.
Бабки стояли широким коном, парами, на небольшом расстоянии друг от друга.
Мальчишки с подвернутыми рукавами копошились за чертой, катая битки.
- "Сак" или "лёга"?
Если встанет биток на четвереньки, спинкой кверху - "сак"! Ляжет на спину или на бок- "лёга"! У кого "сак" - тот бьет первым. Если "саков" несколько, первым бьет тот, у кого биток дальше от черты.
В бабки играли не только подростки, но молодежь и даже почтенные, убеленные сединой мастеровые.
Во всем городе был известен как прекрасный игрок дядя Вася - Левша - опытный слесарь и оружейный мастер.
Игра велась обычно на тихих улочках или во дворах. И бывало, где появится дядя Вася, слух об этом молнией разлетится среди играющих, и самые заядлые игроки, а также любопытные и ротозеи сбегаются туда.
На Западном фронте. 1941 г
Левшой дядю Васю прозвали не в честь Левши, о котором ходила легенда, что он подковал английскую блоху, а потому, что он действительно был левшой - играл левой рукой. Но удар у него был сильный и меткий. Играл он весело, задорно, никогда не обижая проигравшихся, а напротив, зачастую выручал их, давая бабки взаймы, а то и просто так, заставлял отыгрываться, чем всегда подкупал ребятишек.
Иногда Вася-Левша играл в одну казну со своими сыновьями или помогал отыграться малышам.
Все его очень любили. По вечерам в играх подростков принимало участие много взрослых. Игра принимала азартный характер, нередко на кон под бабки ставились деньги.
Отец Васи любил эту веселую и увлекательную игру. Он не запрещал сыну играть в бабки и даже сам ходил посмотреть на хороших игроков. Эта игра развивала глазомер, тренировала физически.
Миша с Васей едва появились в тупике, где уже стоял большой кон, как их тотчас же встретили веселым криком. Ребята Васю знали и очень любили. Вместе с ним Мишу приняли как своего. А когда он поставил на кон пару крашеных бабок, его обступили мальчишки и предложили меняться на простые, давая за одну пару крашеных - две, даже три пары обыкновенных бабок.
- Нет, пусть лучше они стоят в кону, - предложил Вася. - Кто собьет, того и счастье!
На этом и порешили, а Мише единодушно предложили ставить одну пару бабок, а играть двумя битками.
Игра разгорелась. Низкорослый Вася не отличался физической силой, но глаз у него был верный и рука достаточно "набитой".
Он с успехом покрывал Мишины промахи и неудачи, пока тот не оправился от растерянности в непривычной компании. Потом дело пошло и того лучше. Даже когда к игре присоединились взрослые, товарищи не особенно проиграли и ушли домой с "барышом", поделив поровну все выигранные бабки.
Вася очень пристрастился к Мишиному битку и остался рад, когда тот, прощаясь, отказался взять его обратно, заяви": "Дарю на вовсе!"
С этого дня их встречи и совместная игра в бабки участились.
Однажды они здорово проигрались в "ремиз" и ушли домой с пустыми мешочками.
Вася был очень удручен и все говорил, что их подвели битки. По размеру они были очень хороши, но легковаты.
Миша утешал его, уверял, что им просто не повезло, что в следующий раз они обязательно отыграются. Вася же стоял на своем. "С такими битками больше не пойду играть", - заявил он.
Миша думал, что у него нет бабок, и в воскресенье принес пар двадцать из своего запаса. Но Вася заупрямился.
- Подожди, Миша. Как-нибудь я сам тебя позову.
"Вася что-то задумал, - решил Миша. - А что?.. Наверное, кто-нибудь пообещал ему тяжелый биток".
Стал ждать.
Через несколько дней Вася сам пришел к нему в цех и сказал:
- Миша! Сегодня вечером приходи ко мне, пойдем играть, много бабок не бери - нынче не проиграемся!..
Когда они встретились вечером, Вася, заглянув в Мишин мешочек, спросил:
- Сколько взял?
- Двадцать пар!
- Много, десять оставь у меня!
- Не хватит, Вася.
- А это что! - И он положил ему на ладонь сверкающий едный биток, точную копию костяного, Мишиного подарка.
Миша приподнял увесистый биток:
- Вот это да!
- Возьми на память! - неожиданно сказал Вася.
- А как же ты?
- А вот и мой! - Он достал другой такой же, только не из желтой, а из красной меди. И пояснил: - Для того чтобы не путали! - И, испытующе посмотрев на Мишу, спросил: - Ну как, Миша, сегодня свое возьмем?
- Где же ты взял такие?
- В цеху один мастер сделал!
- Кто?
- Да там один старичок, ты не знаешь... Игра с этого дня пошла успешно.
Многие игроки завидовали им, стремясь обзавестись такими же битками, охотились за мастером, но нигде его найти е могли.
Уже потом, через несколько лет, Миша догадался, что никакого "биточного мастера" на заводе не было, а эти битки Вася сделал сам, но по скромности не захотел признаться.
Очень любили мастеровые играть в лапту. Редкое воскресенье в Заречье обходилось без игр в лапту.
Играли обыкновенно где-нибудь на широкой лужайке. Чаще всего в излюбленных местах на зеленом ровном берегу Тулицы или на старом кладбище, где была хорошая поляна.
Вася Дегтярев считался хорошим игроком. Он быстро бегал, был увертлив и метко бросал, или "салил", мячом...
Для того чтоб быть в команде хорошим, надежным игроком, нужно было уметь сильно и далеко отбивать мяч. Вася же не обладал большой силой, и это его удручало. Но однажды он изумил всех. Принеся свою лапту, он ею отбивал мяч значительно дальше, чем самые сильные игроки.
Миша попробовал его лапту - получилось то же самое. А лапта эта была сделана из ручки деревянной лопаты с тяжелым концом, но, что особенно важно, она оказалась намного Длинней прежней, в этом и было ее преимущество. Но играющие догадались об этом лишь тогда, когда за Васей установилась репутация доброго игрока...
Любители острых ощущений ходили на кулачные бои, без которых не обходился ни один праздник.
Бились не но одному, а большими партиями, ходили "стенка на стенку".
Чаще всего дрались дате слободы - зареченцы с чулковцами.
Самые сильные кулачные бои происходили в приходский праздник - успение. Этот праздник назывался еще и кладбищенским. На кладбище в этот день собиралось множество народу.
Большинство приходило семьями или группами, с самоварами, пирогами и выпивкой.
Начинался праздник торжественно с молебствия и поминания родных; потом было гуляние, трапеза, а уж там - кто во что горазд.
К вечеру, обыкновенно, огромные толпы народу в ожидании кулачного боя сходились на широкую поляну за кладбищем, и наиболее повеселевшие начинали подзадоривать друг друга.
Вначале задирались мальчишки: то чулковцы начнут тузить зареченцев, то зареченцы примутся волтузить чулковцев.
Достаточно одной стенке начать отступление, как сейчас же в ее ряды становятся подростки покрепче, и она переходит в наступление. Тогда и в другую стенку вливаются более сильные бойцы. Потасовка разгорается. Стенки растут, ширятся. Вот уже "женихи" и "кавалеры" (так обычно называли молодых людей) вступили в бой. Азарт усиливается. Толпа дружными криками подзадоривает то тех, то других.
Если стенка под натиском другой отступает, крики толпы превращаются в дикий вопль. Этот вопль даже мертвых может поднять из могил. Живые же не выдерживают его. Вот почтенные люди с усами и бородами, сняв пиджаки, распускают жилеты и, закатав рукава, бросаются помогать отступающим.
Нередко эти крики поднимают даже стариков, и седые, коренастые деды с грозными окриками втискиваются в шеренгу бьющихся.
Как-то в успение Миша прибежал к Дегтяревым:
- Вася, айда на кладбище, там бьются, сейчас Парменыч поскакал.
На кладбище уже было много пароду. На пригорке расположились купцы. Они съезжались посмотреть на кулачные бои вместе со своими семьями в нарядных экипажах. Подпоив нескольких известных забияк и дав им мелочи на похмелье, частенько сталкивали их лбами, и потасовка начиналась. Так было и в этот раз.
Бой был в разгаре. Вася и Миша забрались на дерево и стали искать глазами Парменыча. Булочник Парменыч уже прикатил к месту боя на горячих лошадях, окруженный дюжими пекарями.
Привстав в тарантасе, огромный, массивный, он махал руками и зычным голосом кричал:
- Давай, давай, касатики, лупи их, сукиных сынов!
Когда же одну из стенок начали сильно теснить, он не выдержал, спрыгнул с тарантаса и с криком: "Ребята, за мной, наших бьют!" - бросился на помощь и бился с таким остервенением, что от него все летели, как от былинного богатыря...
Бой на этот раз кончился полюбовно. Парменыч дал денег на водку и ускакал. С "поля боя" в кабак потянулись побитые, подбитые, окровавленные.
- К черту, больше не пойду смотреть, - сказал Вася, спустившись с дерева. - Уйдем скорее, Миша, нехорошо мне.
Но проходил месяц-полтора, и они снова шли смотреть на кулачный бой. Других доступных им зрелищ в городе не было.
Но чем больше подрастали друзья, тем реже становились их встречи.
У того и другого помимо работы на заводе находилось множество дел дома по хозяйству.
Была и еще одна причина, почему Вася стал реже встречаться с товарищем, но об этом он до поры до времени но хотел ему говорить.
Васины тайны
Как-то, стоя за "шарманкой", Вася заметил, что все рабочие пристально смотрят на проход между станками, откуда доносились приглушенные голоса.
Зарядив "шарманку" пружинами, он тоже повернулся в ту сторону. Вдоль цеха по расчищенному и подметенному проходу двигалась большая группа военных и штатских людей. Впереди всех быстро шел невысокий коренастый старик с пышной седой бородой, в светлой широкополой шляпе, в темной длинной рубахе и широких брюках, нависающих над сапогами.
М. И. Калинин беседует с делегатами IV сессии ВЦИК XVI созыва (февраль 1938 г.). Первый слева - Г. С. Шпагин
В одной руке у него была толстая палка, но он шел легко и на нее совершенно не опирался.
Васю поразил быстрый и пронзительный взгляд этого человека, который тот бросал из-под седых нависших бровей.
Казалось, что, проходя по цеху, он видел не только станки, стоящие на переднем плане, и людей, работающих на них, но и видел, что делают эти люди, и понимал, о чем они думают.
Вася, почувствовав на себе этот взгляд, тотчас же взялся за работу, не успев рассмотреть ни самого старика, ни тех людей, которые его сопровождали.
Когда все вышли во двор, Вася отошел от "шарманки" и несколько секунд смотрел в распахнутую дверь на удаляющегося старика.
- Васька, ты чего глаза-то пялишь, аль графов не видел? - спросил его сосед.
- Это разве граф?
- Это не просто граф, это Толстой!
- Неужели тот самый, писатель?
- Он самый.
Вася, и раньше слышавший о Толстом, теперь вдруг захотел узнать о нем как можно больше. Но в цехе спрашивать было не у кого. "Спрошу у отца, - решил он, - или схожу к учителю... Он должен знать".
Учитель Федор Ильич, покашливая в кулак, принял его ласково, усадил, обложил книгами:
- Гляди, это все Толстой написал...
Вася слушал рассказы учителя до позднего вечера и домой принес от него толстую, зачитанную книгу - "Азбуку" Толстого со знаменитыми рассказами для детей.
В этих простых, маленьких, удивительно ясных и правдивых рассказах был целый мир.
Приходя с работы, Вася забирался в сарай на сено или под черемуху на травку и читал эту книгу, забывая обо всем.
Многие рассказы он заучил на память и потом рассказывал их Мише и другим товарищам.
Возвращая учителю волшебную книгу, Вася спросил:
- Не писал ли Толстой про Ползунова? Больно охота мне о нем побольше узнать.
- Нет, про Ползунова Толстой не писал... Но вот в этой книге рассказывается о другом русском механике, Кулибине. Очень советую почитать!
Новую книгу Вася прочел не отрываясь. Рассказ о том, как простой человек, мастер Кулибин, стал знаменитым русским механиком-инженером, взволновал Васю не меньше, чем история о Ползунове.
Он долго рассматривал гравюрку крохотных яйцеобразных кулибинских часов и удивлялся. Они показывали часы, минуты, даже месяцы и еще выбивали музыку. И часы эти сделаны почти сто лет назад, когда и инструментов-то порядочных не было, не то что станков.
Судьба Кулибина, как и рассказы отца о Ползунове, заставили Васю поверить в то, что именно из простых русских людей выходят хорошие мастера-изобретатели. Эта вера зародила в нем стремление сделать что-то такое, что облегчило бы труд рабочих людей, вывело их из бедности и нищеты.
Прежде всего Вася решил усовершенствовать свою "шарманку". Вместо ручки он задумал приспособить к ней ножную педаль, как у отцовского токарного станка, или присоединить "шарманку" к трансмиссии.
О своих замыслах он рассказал мастеру Зубову.
- Ты чего же, мил паренек, хочешь, не пойму?
- Хочу, чтобы легче работать было.
- Ишь какой облегчитель нашелся. А тебе это зачем? Лоботрясничать хочешь, по дворам бегать, чижа гонять?.. Ведь ежели мы это самое приспособим, тебе, да и мне вместе с тобой, завтра могут по шапке дать. Отваливайте, мол, вам тут делать нечего, у нас машина есть... Так-то! Запомни... А потом и другие причины имеются. На всякие там приспособления деньги нужны, а тебе сколько платят-то? Гроши! Вот и выходит, что тебя выгодней держать, чем машину заводить, мил паренек... Так что забудь лучше о своих облегчениях да помалкивай о том, что трудно. Этак-то лучше, верней!
Получив такую отповедь, Вася притих, но от замыслов своих не отказался.
"Раз на заводе нельзя - буду делать дома..."
Дедушкина кузня теперь была в его полном распоряжении - отец, не желая перетаскивать тяжелый станок, по-прежнему работал в кухне. Вася потихоньку от него взялся за работу в кузне, задумав создать самоходную машину.
Как-то, возвращаясь с завода вместе с отцом, он увидел мастерового, едущего на двухколесном самокате (велосипеде), которых в Туле тогда никто не видывал. Безусловно этот велосипед был самодельный.
Мастеровой ехал медленно, тяжело нажимая ногами на педали переднего колеса. Он часто терял равновесие и падал то на одну, то на другую ногу.
Вася решил, что лучше было бы сделать этот самокат о трех колесах, он был бы устойчивее. А заднюю ось вращать при помощи цепной передачи, какие приспособлены у некоторых станков на заводе.
Эта мысль запала ему в голову и не давала покоя всю дорогу.
"Конечно, - размышлял Вася, - с помощью передачи легче будет вращать колеса и скорость получится больше..." Твердо уверившись в правильности своих суждений, Вася решил создать самокат на трех колесах и с цепной передачей.
Он вспомнил, что на заводе в куче мусора видел выброшенную старую передаточную цепь, и на другой же день притащил ее в дедовскую кузню. Вскоре раздобыл колеса от поломанной детской коляски, и работа закипела.
Из медных труб и железных стержней он сделал остов и увенчал его деревянным седлом. Руль смастерил из железного прута, а на концы его насадил деревянные ручки. Машина выходила довольно неуклюжей и громоздкой, но Васю радовала сама идея. Будет двигаться - тогда части можно заменить более красивыми.
Около месяца провозился Вася над самокатом, начатой работы не бросил.
Однажды в воскресный день он вышел на улицу со своей "машиной". Его сразу же окружила толпа любопытных ребятишек. Изделие его казалось грубым, неуклюжим. Колеса без резины грохотали, лязгали, скрипели.
Вася сел на самокат и поехал под гору под дикое улюлюкание ребятишек и лай дворовых собак. Потом прокатился еще и еще. Наконец среди ребятишек нашлись желающие "проехаться", и скоро от них не стало отбою.
Но так как машина двигалась медленно, ее единодушно прозвали "тихоходом".
Васе было обидно. Он верил, что машину можно заставить ехать быстрее, и взялся за ее усовершенствование.
После долгих раздумий и советов отца ему удалось отладить передачу, которая раньше "заедала". "Тихоход" стал двигаться быстрей и легче.
Он сделался любимым развлечением зареченских ребятишек, которые в воскресные дни толпами сходились на Нижне-Миллионную.
Слух о юном "изобретателе" распространился по заводу. Но Вася по-прежнему продолжал осточертевшую ему работу на "шарманке".
Все же удача с "тихоходом" породила у Васи надежду, что если он будет учиться у хороших мастеров, то со временем, быть может, сумеет сделать более полезные и лучшие машины.
Он стал досаждать отцу, чтобы тот помог ему перейти на другую работу. И вот осенью его перевели в сборочный цех, собирались мосинские винтовки. Вася получил возможность учиться оружейному мастерству.
Среди мастеров пользовался большим уважением худенький желтолицый старичок Игнатьич, с которым, как говорили слесари, советовался даже сам Мосин.
Когда Игнатьич узнал, что Василий - внук его старого друга Мироныча, то стал относиться к нему с особой теплотой. Давал работу "похитрей" и "подороже" - показывал, как надо работать на станках, приучал к "тонкостям оружейного дела".
Игнатьич обладал удивительной памятью и прекрасно знал историю своего завода и всего оружейного дела в России, но говорить об этом опасался. Однажды он от кого-то услышал, что новую винтовку Бердана № 2, которую на заводе считали американской, сделал будто бы наш русский человек - Горлов, а американец не то купил у Горлова эту винтовку, не то сманил Горлова к себе на работу и запугал, да нам же и продал эту винтовку-то за свою. Игнатьич рассказал об этом мастерам и чуть не поплатился местом... Но Васе все же удалось вызвать старого мастера на разговор.
- Э, многое на заводе случалось, - начал как-то Игнатьич. - Сказывают, что наш тульский мастер Двоеглазов изобрел винтовку-самострелку и представил ее еще в 1887 году. И вот гляди, уж более 10 лет прошло, а о ней ни слуху ни духу!.. А с Мосиным-то как было? Эх, сынок, говорить об этом одно расстройство! Ведь я с Сергеем-то Ивановичем, вот как с тобой, рука об руку работал - все знаю. Ведь он, сердечный, считай десять годков делал да переделывал эту винтовку, и все не принимали ее. Уж когда французы ему 600 тысяч посулили, да американцы начали просить, тогда только наши-то спохватились... А как приняли-то, так и говорить срам: назвали ее не немецкой, не русской а "образца 1891 года", даже фамилию изобретателя не упомянули. Вот как! Ну да ведь мы знаем, кто ее изобрел, - народ не обманешь. Народ, брат, все видит и все знает... Только ты смотри об этом ни гу-гу! А то обоим нам по шеям дадут...
Рассказы Игнатьича на многое Васе открыли глаза. Слушая старика, ему хотелось то плакать, то с кулаками броситься на обидчиков и нещадно, до полусмерти избить их.
Поблагодарив Игнатьича, Вася дал слово, что сохранит рассказанное в тайне. И это слово крепко держал, хотя в тяжелые минуты ему и хотелось поделиться мыслями с отцом или испытанным другом Мишей Судаковым.
Однажды Игнатьич ему шепнул:
- Василий, сегодня не зевай, на завод приехал Мосин, будет у нас в цехе.
- Неужели? - обрадованно закричал Вася, но старик сердито погрозил пальцем: дескать, молчи...
После обеда к ним в цех вошел высокий полковник с русой окладистой бородой.
- Мосин, Мосин.... - пролетел шепот.
Имя Мосина было тогда известно каждому рабочему. Ведь завод изготовлял его винтовку, прекратив производство устаревших берданок.
Вася вытягивался на носках, чтобы из-за станков получше рассмотреть знаменитого изобретателя.
Мосин подходил то к одному, то к другому мастеру, попросту здоровался с ними и дружески разговаривал, как со старыми знакомыми. Они показывали ему детали винтовки и, видимо, высказывали какие-то пожелания. Василий силился прислушаться, но шум станков не давал ему возможности услышать, что говорил Мосин. Он мог лишь догадаться, что Мосин интересовался мнением мастеров о своей винтовке.
Мосин понравился Василию простым и сердечным обращением с рабочими, которое редко случалось ему наблюдать.
Когда Мосин уехал, Василий долго думал о нем и его изобретении. После этой встречи Василию еще больше захотелось попробовать свои силы в изобретательстве.
Последние годы в Туле
За последние годы отец Васи - Алексей сильно сдал: похудел, осунулся. Его одолевал удушливый кашель. Все же он продолжал работать на заводе и дома, никогда не жалуясь на болезнь.
Вася не думал о том, что отец может слечь, даже умереть: он считал его крепким, двужильным. Так бабка иногда называла покойного деда Мироныча. Болезни Алексея никто из домашних не придавал серьезного значения, хотя все замечали ее.
Но однажды, придя с завода, Вася услышал в соседней комнате всхлипывания матери. Он насторожился, прислушался и уловил знакомый голос фельдшера.
- Не надо убиваться, голубушка, чему быть - того не миновать. А себя беречь надо - гляди, детей-то целая куча. Что с ними будет, если ты сдашься?..
- Батюшка, Андрей Алексеич, может, еще есть хоть какая надежда? - умоляюще спрашивала мать.
- Нет, милая, и успокаивать не буду: месяца три-четыре протянет, а там жди беды - уж не жилец он на этом свете.
Слова фельдшера обрушились на Васю как страшная тяжесть. Он пошатнулся и в бессилии опустился на кровать. На лбу выступил пот, в голове зашумело.
Превозмогая слабость, он поднялся и вышел в кухню. Мать, увидев бледное, помертвевшее лицо сына, поняла: он все слышал - и с рыданиями бросилась к нему на грудь...
Отцу ничего не говорили. А он, хоть и понимал, что дела плохи, бодрился, продолжал скрывать свою болезнь, сдерживая кашель, старался шутить, даже иногда за работой напевал что-нибудь вполголоса.
Стояла ранняя весна. Только что сошел снег, и вешние воды отрезали город от деревенского мира, где была другая жизнь: распевали жаворонки и скворцы, зеленели необъятные просторы полей.
Отец, страстно любивший природу, рвался душой в деревню, на свежий воздух лугов, в сосновый лес. В нем еще теплилась надежда, что целебный деревенский воздух заврачует его полуразрушенные легкие...
И вот когда попросохло, он выпросил у соседей лошадь, отпросился на заводе и вместе с Васей поехал навестить родных. "Может, больше и свидеться не доведется", - думал он.
День выдался погожий, с ласковым теплым ветерком. Когда выехали за город, отец оживился, повеселел, словно аромат весеннего цветения действительно заврачевал его раны.
- Как хорошо-то, Васютка, какой простор кругом, как много воздуха, солнышка, света!.. А жаворонки поют, будто в сказке... Все живет, цветет!.. Хорошо!..
Васе было тяжело слушать восторженные слова отца и думать, что через месяц-два его не станет... Он спрыгнул с телеги и пошел пешком.
От Косой Горы, где начиналось строительство металлургического завода, по обе стороны дороги тянулся богатырский лес. На фоне темной зелени сосен, как пена морских волн, белели кусты черемухи.
Вася бросился на бугор, наломал охапку благоухающих веток и принес отцу.
- Ой, красота-то какая, Васютка, спасибо тебе! Теперь всю дорогу буду нюхать...
Вскоре слева показались луга, послышался лай собак - это, видно, возвращались домой охотники...
Минут через десять снова очутились в лесу и так ехали около часу.
Но вот дорога свернула вправо, в этом месте лес отступил далеко, открыв взору широкие поля, покрытые зеленью, их сменили сочные каштановые пашни.
- Васютка, видишь ли пахаря-то на горе?
- Вижу, а что?
- Да ты вглядись получше, может, признаешь?
Вася, прищурясь от солнца, стал всматриваться.
Пахарь, босой крепкий старик, в соломенной шляпе, с белой развевающейся на ветру бородой, бодро шел за сивой лошадью, изредка покрикивая: "Но-но... прямо!.."
- Не узнаешь?
- Нет! - ответил Вася.
- Да это же граф Толстой, которого ты читал, забывая обо всем на свете.
Вася с изумлением уставился на Толстого, идущего босиком.
- Вот гляди, - продолжал отец, - барин, граф, их сиятельство, а пашет как мужик, босиком идет за лошадью... А почему?.. Потому что труд любит. Труд, батенька мой, первейшее дело на земле. От него и польза, и радость, и утеха! Каждый человек должен трудиться - в труде счастье людское!
- Я тоже буду трудиться всю жизнь, - сказал Василий.
- Вот и хорошо. Кто не трудится - тот лентяй, лодырь, грош ему цена. Теперь ты уж большой, пригляделся к жизни, понимаешь, что без труда - никуда!.. А не дай бог я умру... ведь на тебе вся семья...
- Да что ты, папа, - старался успокоить его Василий. - Вон дедушка-то сколько прожил.
- Мало ли что, всякому свое на веку написано. Одним словом, слушай... - Он закашлялся и больше уже не смог ничего сказать, да и этот разговор был тягостен для обоих.
Вскоре, по возвращении из деревни, отец занемог, начал харкать кровью и, полежав с неделю, умер.
Семнадцатилетний Василий остался хозяином в доме и кормильцем большой, удрученной горем семьи.
За несколько дней он переменился: стал молчалив, серьезен не по годам.
На заводе и дома работал за двоих, чтобы "выбить" на пропитание семьи, поставить на ноги маленьких братьев.
Он был уже опытным слесарем: умел работать на станках, знал и токарное дело, и кузнечное. Но ему было всего семнадцать лет, а раз так - получай заработок ученика!
Чтоб спасти семью от обнищания и голода, Василий вынужден был работать по вечерам дома, как это делал отец.
После утомительного труда на заводе он становился к детскому станку и работал до тех пор, пока хватало сил.
Очень тяжело было качать педаль. Нога от этого немела, словно наливалась свинцом. И он стал задумываться над тем, как бы облегчить свой труд. Хотелось придумать какой-нибудь двигатель, который бы вращал вал станка, подобно заводским трансмиссиям и ценным передачам.
Если бы не так далеко была река, можно было бы подумать об использовании воды, но так как с водой ничего не выходило, Василий решил применить силу ветра.
Ему вспомнилась ветряная мельница, которую еще в детстве показал ему отец. Мельница эта поразила его тогда простотой своего устройства. Вернувшись домой, он взялся за работу и построил на крыше сарая маленькую модель ветряной мельницы с бумажными крыльями.
Эта мельница просуществовала до первого дождя, но забыть о ней он не мог.
И сейчас, вспоминая о ней, Василий пришел к мысли, что хороший ветряк мог бы вращать вал станка и тем облегчить тяжелый труд.
В один из воскресных дней Василий отправился за город, где были ветряные мельницы, старательно зарисовал, как у них устроены крылья, и, вернувшись, стал мастерить ветряк из шести деревянных реек.
Он решил этот ветряк установить на крыше дома и прямым стержнем при помощи конусных шестерен соединить его с валом станка.
Чтобы не было посторонних помех, стержень решено было спрятать в водопроводную трубу, густо смазанную мазутом.
Труба вместе со стержнем должна была пройти сквозь крышу и потолок. Для ветряка была задумана металлическая опора, увенчанная втулкой, которая бы позволяла ему поворачиваться навстречу ветру.
Сооружение, попервоначалу показавшееся Василию простым, па деле потребовало большого труда. Но в нем уже выработался упорный дедовский характер - стремление каждое начатое дело доводить до конца. Больше месяца Василий провозился над своим ветряком и в конце концов завершил, добился успеха.
Ветряк мог включаться и выключаться при помощи рычажка, от которого в дом была протянута проволока с петлей на конце.
Дождавшись ветра, Василий с волнением потянул за петлю... и вдруг, как маленький, запрыгал от радости:
- Мама, бабушка, глядите, мой станок заработал от ветра!
В кухню вслед за матерью и бабкой набилась детвора и принялась кричать и бить в ладоши.
- Тише, не орите, не мешайте ему! - прикрикнула мать. - Может, и впрямь из этого толк будет.
- Будет, мама, будет!
Василий выключил ветряк, зажал деталь и, вставив новый резец, потянул за проволоку.
Деталь быстро завертелась. Преодолевая волнение, Василий направил резец, послышался характерный певучий скрежет, и с резца упала золотистая стружка.
И хотя вал станка вращался то быстро, то медленно (очевидно, дул порывистый ветер), все же работать было несравненно легче и обточка шла много быстрей.
Василий вынул готовую деталь и показал всем.
- Глядите, и пяти минут не прошло, а деталь готова, а отец за час обтачивал не больше пяти...
Мать посмотрела на деталь, подержала ее в руках и заплакала.
- Хватит, хватит тебе, - сердито сказала бабка. - Тут радоваться надо, а не реветь...
Через некоторое время Вася придумал для станка регулятор скорости, вал стал вращаться ровней, работа пошла лучше.
В первый же месяц на станке с ветряком Василий заработал почти втрое больше обычного. Получив деньги, он купил колбасы, кренделей, конфет и устроил настоящий пир. Его первое изобретение было признано всей семьей. Даже бабка, бранившая раньше за "пустые затеи", попробовав поджаристый крендель, добродушно сказала:
- Башковит ты, однако, Василий, в деда пошел!..
На другой день пришел мастер Зубов, осмотрел станок, похвалил:
- Молодчина ты, Васюха. Мог бы большую пользу дать, да на заводе заикнуться об этом нельзя.
- Неужели так и дальше будет?
- Кто знает?.. - уклончиво сказал мастер и, не проронив больше ни слова, ушел...
Когда Василию исполнилось восемнадцать лет, вышла прибавка в жалованье. Он стал меньше работать дома и некоторые вечера отводить для отдыха.
С наступлением лета, когда день стал больше, Василий, иногда заходил к своему старому другу Михаилу Судакову, просил гармонь, старенькую тульскую двухрядку, и они шли в палисадник. Там он трогательно и проникновенно играл старинные русские песни.
Когда раздавались переборы его гармоники - то нежно-тоскливые, то залихватско-веселые, - в соседних домах распахивались рамы, в окнах появлялись девушки и женщины, любительницы родной русской музыки. Иногда они под гармошку запевали песню, и она долго звучала над тихой сонной окраиной...
Но друзьям уж не долго оставалось быть вместе.
Подошла осень 1901 года.
В серый осенний день на вокзале собрались толпы народу. Где-то заливалась гармошка, откуда-то доносилась надсадная песня, слышался топот ног, залихватский посвист и плач.
Это жители города и окрестных деревень провожали новобранцев.
У длинного красного эшелона пели, плясали и плакали женщины в пестрых домотканых сарафанах, в лаптях, с узелками в руках и котомками за плечами; дряхлые старики с палками и трубками; мастеровые в сапогах в гармошку, в косоворотках, подпоясанных поясами с кисточками; фабричные девчата в ярких косынках.
Вся эта пестрая толпа смешалась у эшелона, как смешались звуки множества голосов в сплошной, тяжелый шум.
Вася стоял, окруженный родными. Тут были и бабушка Александра Васильевна, и мать, и живая черноглазая девушка Вера - его невеста, и младшие братья.
Вот в круг протиснулся Михаил Судаков и повесил на плечо друга гармонь.
- Вези с собой, Васюха, не горюй, ведь мне тоже скоро в солдаты. Может, и свидимся.
- Спасибо, Мишуха, спасибо! Не забывай тут наших.
- Не забуду!
Заревел паровоз. Все начали быстро прощаться; и Василий, поддерживая гармонь, побежал к вагону.
Скрежеща, повизгивая и пыхтя, паровоз набирал скорость.
Толпа взвыла, послышались громкие крики, рыдания, топот бегущих за поездом новобранцев.
Их подхватили на ходу крепкие руки и затаскивали в вагоны.
Но все эти крики, вздохи, рыдания покрывала затянутая в конце эшелона и подхваченная сотнями голосов разрывающая душу песня:
Последний нонешний денечек Гуляю с вами я, друзья. А завтра рано, чуть светочек, Заплачет вся моя семья.
Солдатские годы
Василий Дегтярев и другие новобранцы думали, что их везут в Москву.
- Не горюй, ребята, - говорил веселый краснощекий парень, - от Москвы до Тулы рукой подать. В случае чего, и на побывку дернем...
Кто-то заиграл на гармонике, кто-то затянул песню. До Москвы доехали незаметно...
Но в Москве сообщили, что эшелон пойдет дальше, на Петербург...
- Ишь ты, ядрена лапоть, в столицу покатим, вздумали собаку мясом испугать.
Новобранцы расхохотались, посыпались шутки, прибаутки.
- Поглядим на Петербург. Пройдемся по Невскому.
- В лапотцах да с котомкой за плечами?
- Ничего, там приоденут в мундиры и еполеты нацепят.
Но Петербурга новобранцам так и не показали. Не доезжая до вокзала, эшелон пошел в тупик, и всех прибывших расформировали по разным частям гарнизона.
Василий вместе с краснощеким шутником и группой других туляков попал в Ораниенбаум.
Их сгоняли в баню, обрядили в солдатское обмундирование, поместили в унылые, мрачные казармы.
В Петербурге, когда стало известно, что их везут в Ораниенбаум, Василий подумал, что попадет в оружейную мастерскую, о которой слышал еще в Туле. Но, очутившись в казарме, он понял, что жестоко обманулся.
На другой же день началась обычная солдатская муштра. Новобранцев обучали шагистике, отдаванию чести, словесности, знанию приветствий, ответов начальству, воинских уставов.
Недели через две Василий уже мог четко шагать, отдавать честь, величать офицеров "Ваше благородие" или "Ваше высокоблагородие" и отвечать по уставу: "Так точно" или "Никак нет" - и думал, что учения подходят к концу. Но оказалось, что они только начались.
На смену шагистике пришла маршировка строем. На огромном военном поле с утра и до позднего вечера не прекращались крики фельдфебелей.
- Смирно!.. Равнение направо!.. Шагом - марш!..
В Ораниенбауме в то время находилась офицерская стрелковая школа. При школе была большая оружейная мастерская, для пополнения личного состава которой отбирались рабочие с оружейных заводов, подлежащие призыву.
Однако из призванных новобранцев, проходящих обучение при офицерской школе, в оружейную мастерскую попадали только единицы, да и то лишь после строевого обучения.
Василий приуныл. При его скромности нечего было и думать попасть в оружейную мастерскую.
Через несколько месяцев после приезда в Ораниенбаум новобранцев начали обучать стрельбе из только что появившихся тогда пулеметов; пулеметы были несовершенны и очень часто ломались. Однажды пулемет отказал в стрельбе, и пи солдаты, ни офицер ничего не могли с ним поделать. Послали за механиком в мастерскую, но и тот, провозившись около часа, не смог исправить повреждение.
Офицер обругал механика, и повернувшись, пошел к начальнику полигона.
Василий, все время наблюдавший за тем, как механик разбирал и собирал пулемет, вдруг встрепенулся и побежал догонять офицера.
- Ваше благородие, дозвольте мне посмотреть пулемет, может, сумею починить.
Офицер сердито оглядел щупленького солдата и, с досадой махнув рукой, пошел дальше.
Дегтярев, истолковав этот жест за разрешение, подбежал к пулемету и начал его разбирать.
Солдаты, обступив его, подбадривали:
- Верно, правильно, землячок, покажи им, на что наши способны.
- Эх, инструменту нет, - с досадой сказал Василий. - Братцы, может, кто сбегает в мастерскую за отверткой.
- Это мы разом, - отозвались в толпе несколько человек. Они побежали в мастерскую и вернулись с целым ящиком инструментов.
Василий, ловко орудуя инструментами, начал исправлять повреждение.
Прошло не больше двадцати минут, как пулемет был исправлен и собран.
- А ну, братцы, кто желает испытать?
- Дайте-ка мне, - сказал бравый сосед Василия по вагону, которого все звали Гришкой.
Он присел у пулемета и дал короткую очередь.
- Идет, ребята! - закричал он. - Вот что значит туляки-казяки!.. (Казяками в Туле называли раньше оружейников, работающих на казенном заводе)
Услышав стрельбу, офицер вернулся и подошел к Дегтяреву.
- Починил?
- Так точно, ваше благородие!
- Молодец. Как фамилия?
Василий вытянулся и отрапортовал:
- Дегтярев Василий Алексеев...
После учения офицер доложил о случившемся начальству, и смышленого солдата перевели в оружейную мастерскую.
Оружейная мастерская при офицерской школе поразила Дегтярева чистотой, опрятностью, обилием света. После прокопченных и грязных заводских помещений она показалась ему храмом. Это первое и неожиданное впечатление вызвало в нем растерянность, смущение. Перешагнув порог, Василий остановился в нерешительности и стал осматриваться.
У станков и верстаков работали солдаты. Это показалось ему странным и необычным, но в то же время несколько успокоило. "Свои", - подумал он и направился к столику, 8а которым сидел человек в штатском, с бритой головой.
Тот, заметив Дегтярева, закричал:
- Гуляй сюда! Дегтярев будешь? Работать пришел?
Этот бритый коренастый человек со скуластым лицом и бойкими черными глазками оказался мастером. Он был похож на татарина и по виду и по выговору, но почему-то носил русскую фамилию - Елин.
Расспросив Дегтярева о том, где он работал и что умеет делать, Елин хитровато посмотрел на него и подвел к верстаку:
- Вот твоя место, вот твоя инструмент, покажи, что умеешь.
Он отошел от верстака и скоро вернулся с винтовочным затвором.
- Смотри затвор: туда-сюда нажимаешь - работы нет, чинить надо.
Василий взял затвор и стал разбирать.
Мастер постоял, посмотрел и, потирая руки, ушел к своему столу. Он был доволен, что задал новичку трудную задачу. Над этим затвором вчера долго возился опытный мастер, но так и не починил его.
Дегтярев, разобрав затвор, сразу увидел повреждение и быстро сообразил, как его исправить. За многие годы работы на Тульском оружейном заводе Василий так хорошо изучил винтовку Мосина, что едва ли какая-нибудь поломка в ней могла его смутить.
Прошло не больше получаса, как он подошел к Елину и положил ему на стол исправленный затвор.
- Готово, исправил!
Елин прищурился, недоверчиво посмотрел на затвор, потом на Дегтярева, затем снова на затвор. Попробовал на взвод, и затвор щелкнул у него в руках.
- Молодца! - сказал он, поманив пальцем других слесарей, заговорил скороговоркой:
- Смотри, затвор делал... всего полчаса делал... Дегтярев звать, из Тулы приехал. У нас будет...
Слесари осматривали затвор и одобрительно кивали:
- Хороша работа!
- Чисто сделано!..
- Ну, пошел работать, - сказал Елин, одобрительно хлопнув Василия по плечу. - Испытание сдавал, похвала получал!
С этого дня Василий стал работать слесарем в оружейной мастерской.
Несмотря на чистоту и порядок в помещении мастерской, оборудование ее почти не отличалось от заводского: станки были не новые, инструменты тоже. Но в этой мастерской, что особенно обрадовало Василия, было собрано новейшее автоматическое оружие - пулеметы и пистолеты.
Оружейная мастерская и существовала для того, чтобы чинить и исправлять это оружие, то и дело отказывавшее в стрельбе из-за своего несовершенства.
Василий, прилежно выполнявший поручения начальства, в то же время старался как можно скорее познакомиться с образцами нового оружия.
Мастер Елин, заметив его любознательность, не мешал этому, даже позволял после работы задерживаться в мастерской, а иногда и сам помогал разбирать и собирать некоторые системы.
- Учись, Дегтярев. Научишься - будешь сам пулемет делать.
Об исправлении Василием на полигоне пулемета "максима" узнали в мастерской, и ему стали поручать ремонтирование этих пулеметов.
Прошло два года. Василий до тонкостей изучил пулемет и мог исправить любое повреждение. Его так и звали - "пулеметный мастер".
Но, специализировавшись на ремонте станковых пулеметов, Василий одновременно изучал и пистолеты различных систем, и первые образцы ручных пулеметов.
Как-то осенью, в тоскливый пасмурный день, когда Василий, стоя у верстака, копался в разобранном механизме "максима", послышался чей-то возбужденный голос:
- Робята, новобранцев пригнали, пошли поглядим!
Василий вместе с другими вышел на крыльцо мастерской и стал всматриваться в пеструю толпу новобранцев, выстраивавшихся по плацу поодаль.
Вдруг один из новобранцев, паренек невысокого роста, замахал рукой. Солдаты тоже замахали в ответ. Василию показалось, что новобранец, махая, смотрел на него. Хотелось крикнуть, спросить, что ему надо. Но сделать это было нельзя.
Вдруг солдат снял фуражку и начал махать ею. Василий глянул и сразу признал в нем своего старого друга Мишу Судакова, стал объяснять жестами, что рад встрече и что вечером придет в казарму...
Новобранцев проверили по списку, сводили в баню, одели в казенное обмундирование и разместили в казарме - широкой, приземистой и гнетущей комнате.
За окном лил дождь. Было тяжело и тоскливо. Михаил, остриженный наголо, сидел на солдатском деревянном топчане и думал о том, что же сулит ему новая, солдатская жизнь.
Вдруг растворилась дверь и перед ним вырос Василий, возмужавший, улыбающийся. Мигом исчезли грустные думы, и Михаил с радостью бросился в объятия друга.
Они проговорили допоздна. Михаил рассказал все новости о Туле, о родных Василия, о его невесте. Было решено, что Василий станет добиваться перевода Михаила Судакова к себе в оружейную команду.
Но хотя Судаков и был хорошим слесарем, добиться этого оказалось не просто.
Лишь месяца через три, когда Михаил прошел положенное строевое обучение, его перевели в оружейную команду. Друзья стали работать в одной мастерской, жить в одной казарме.
Их подразделение называлось еще нестроевым взводом и насчитывало до сорока солдат - слесарей-оружейников.
Жили они в общей казарме, занимали целое отделение - темную и тоскливую комнату.
Правда, в нее приходили только на ночь, спать, день же проводили в оружейной мастерской, где занимались ремонтом различного оружия.
Начальником команды был штабс-канитан Шахов, высокий, плечистый офицер с небольшой русой бородкой, орлиным носом и быстрым взглядом, отчего все лицо его казалось хищным.
Солдаты его побаивались и называли Орлом.
Но, несмотря на внешнюю суровость, он был доброго нрава и зря солдат не обижал.
К Василию Дегтяреву Орел, как и мастер Елин, относился особенно хорошо, так как Василий безропотно и бесплатно чинил пистолеты его друзьям.
В мастерской помимо ремонта оружия изготовляли прицельные станки для новобранцев. При помощи такого станка новобранец закреплял винтовку в нужном, на его взгляд, положении, а проводивший учение офицер мог проверить, правильно тот прицелился или нет.
По вечерам, в свободное от работы время, дома, в казарме, Василий раскладывал ящик с инструментами и приступал к починке личного оружия офицеров.
Подрабатывая таким путем, он каждый месяц посылал немного денег матери, чтоб поддержать оставшуюся без кормильца семью.
Солдат становится мастером
Ремонтируя различные образцы автоматического оружия, Василий тщательно изучал каждую систему. Иногда небольшие, на его взгляд, переделки и усовершенствования в той или иной системе могли значительно улучшить ее боевые качества. Он пытался об этом говорить Елину, но тот отмахивался:
- Твое какое дело! Пусть думает начальство, у него башка больше.
Было ясно, что и здесь так же невозможно применить свои изобретательские способности, как и на заводе. Начальство смотрело на мастеров как на солдат, призванных нести службу. Как ни хотелось заняться Дегтяреву изобретательской работой, он вынужден был откладывать свои мечты и. желания до лучших времен.
Все же работа по ремонту различного оружия была для него хорошей практической школой.
В те годы среди офицерства приобрели распространение привозимые из-за границы автоматические пистолеты. По сравнению с револьвером Нагана это оружие было более скорострельным; каждый из офицеров старался приобрести пистолеты. Охотно покупались пистолеты Браунинга, Борхардта-Люгера (парабеллум) и Маузера.
Но все они часто ломались, отказывали в стрельбе. В оружейной мастерской редкие мастера брались за их ремонт. А зачастую и взявшись не могли исправить любое повреждение.
Василий же, благодаря исключительному чутью и пониманию оружия, легко разбирался в новых, иногда совершенно незнакомых ему системах и мог исправить любое повреждение.
Его авторитет в деле ремонта различного автоматического оружия рос с каждым днем, укрепляя за ним славу лучшего оружейного мастера.
В начале 1904 года, когда вспыхнула русско-японская война, автоматическое оружие, особенно станковые пулеметы Максима, стало внедряться в армию. Но они часто ломались, и потому потребовалось в спешном порядке обучать войсковых оружейников ремонту этих пулеметов.
Начальник оружейного полигона при Офицерской школе, могучий бородач полковник Филатов, вызвал Дегтярева к себе и поручил ему обучение войсковых оружейников.
Дегтярева смутило такое задание, но приказ был подписан, и он взялся за дело.
Обучая войсковых оружейников ремонту пулемета, он одновременно учил их изготовлению наиболее ломких и нужных деталей...
Только было закончено обучение войсковых оружейников, как Филатов получил задание - обучить стрельбе из пулемета группу ефрейторов.
Он снова вызвал к себе Василия:
- Вот что, Дегтярев, с первым заданием ты справился отлично и принес этим большую пользу. Сейчас поручаю тебе еще более трудное дело. Будешь обучать стрельбе ив пулемета группу ефрейторов.
Дегтярев топтался в нерешительности. Стрельбе из пулемета он научился сам, без посторонней помощи и не имел ни малейшего представления о том, как следует обучать этому других.
- Ну, что ж ты молчишь? - спросил Филатов, поглаживая густую пышную бороду. - Боишься?
- Никак нет, ваше высокоблагородие, просто не знаю, с чего начинать.
Филатов расхохотался.
- А с чего ты начинал, когда обучал оружейников?
- С устройства пулемета.
- Вот и тут начинай с устройства... А если будет трудно - приходи ко мне.
- Есть, ваше высокоблагородие, - отчеканил Дегтярев и вышел...
Василий познакомился с Филатовым несколько лет назад в оружейной мастерской и сразу проникся к нему глубоким уважением.
Филатов был большим знатоком оружейного дела и, пожалуй, единственным человеком в оружейной школе, кто оказывал внимание и заботу простым солдатам-оружейникам. Он всемерно поощрял способных мастеров, давая возможность им совершенствовать свой опыт и знания.
Поручив Василию обучение ефрейторов стрельбе из пулемета, он на другой же день пришел в мастерскую.
- Ну как дела, Дегтярев?
- Стараюсь, ваше высокоблагородие...
- Так вот, завтра можешь начинать обучение, ефрейторы соберутся в восемь утра...
Василий после работы хорошо смазал свой "максим", приготовил запасные детали на случай поломки. Утром он вышел на стрельбище.
- Ну вот что, братцы, я ни в каких школах стрельбе не обучался, так что буду вам рассказывать как умею. Если что не поймете - спрашивайте.
Он расстелил на траве шинель, закатил на нее пулемет и начал его медленно разбирать, подробно объясняя название и назначение каждой части.
С таким же подробным и последовательным объяснением он провел сборку пулемета. Затем поручил разобрать пулемет одному из ефрейторов, а других спрашивал название частей.
Василий считал, что стрельбу из пулемета можно начинать лишь тогда, когда все научатся разбираться в его устройстве. Он полагал, что на это уйдет недели две. Однако через несколько дней ефрейторы запомнили все части пулемета, научились разбирать и собирать его, и Дегтяреву пришлось начинать стрельбу.
Стрелять из пулеметов в то время было сущим наказанием. Другой раз очереди выпустить не успевают - глядь, сломался ударник, надо его менять. Очень часто случались заедания и мелкие поломки. Дегтярев вынужден был носить с собой ящичек с инструментами и запасными частями.
Пулеметы при стрельбе быстро перегревались. Водяное охлаждение действовало плохо.
Сделают несколько сот выстрелов, и вода в кожухе начинает закипать - надо ставить пулемет на охлаждение или беспрерывно поливать холодной водой.
За это ефрейторы прозвали пулеметы "самоварами". А так как все они знали, что Дегтярев туляк, при случае любили подшутить.
Подойдут к казарме еще до подъема и стучат в окно:
- Эй, земляк, выкатывай свой "самовар", пора чай кипятить!..
Василий быстро соскакивал с топчана, одевался, завтракал и приступал к занятиям.
Вслед за обучением ефрейторов, которые все выдержали положенный экзамен, Дегтярев по настоянию Филатова взялся за обучение солдат.
Со временем, благодаря усилиям Филатова, занятия эти стали проводиться более организованно, и на базе отдельных обучающихся групп возникла в Ораниенбауме школа русских пулеметчиков, первым преподавателем в которой был рядовой солдат и оружейный мастер Василий Дегтярев.
Война с Японией, поглотившая уже десятки тысяч человеческих жизней, все еще продолжалась.
Она была на руку фабрикантам оружия, получившим возможность подороже сбыть свою продукцию царскому правительству, оказавшемуся совершенно неподготовленным к войне.
В Россию один за другим ехали иностранные изобретатели со своим оружием. Стремясь не упустить драгоценное для продажи время, некоторые везли явно недоработанные образцы, надеясь, что русские не будут особенно придирчивы} поскольку новое оружие им нужно как никогда.
Испытание привозимых из-за границы новых систем оружия производилось в Ораниенбауме на оружейном полигоне, вблизи мастерской, где работал Дегтярев.
Конструкторы и изобретатели, привезшие свои системы, частенько заходили в мастерскую, чтобы исправить повреждения в образцах или просто познакомиться и поболтать с русскими мастерами.
Частым гостем в мастерской был датский конструктор Мадсен, розовощекий, упитанный весельчак, пулемет которого проходил испытания в Ораниенбауме. Он охотно беседовал с мастерами, шутил, узнавая их мнение о пулемете, и старался не только начальство, но даже солдат расположить в свою пользу: угощал папиросами, конфетами и за каждый пустяк старался ввернуть в виде благодарности деньги.
Приходил и австриец Шварцлозе. Это был худой угрюмый человек. Он почти ни с кем не разговаривал и не заводил никаких знакомств и связей. Он был удручен неудачным испытанием своего пулемета.
Совсем иначе вел себя изобретатель автоматического пистолета американец Браунинг.
Среднего роста, плотный, жизнерадостный, он быстро влетал в мастерскую и через переводчика сыпал вопросы направо и налево. Ему хотелось всех знать, со всеми говорить, всех привлечь к своему делу.
Дегтярев и слесари знали, что Браунинг привез автоматическую винтовку и готовил ее к испытаниям.
Браунинг был в то время известным конструктором, и мастерам не терпелось дождаться испытаний его винтовки.
Дегтярев внимательно присматривался к знаменитым изобретателям и очень хотел взглянуть на то, что они привезли в Ораниенбаум. Случай скоро представился.
Как-то Браунинг, возбужденный и расстроенный, вместо со своими телохранителями - тремя дюжими парнями, вбежал в мастерскую с винтовкой в руке.
Положив винтовку на верстак, он скинул пиджак и, бросив его на руки переводчику, взялся за починку винтовки.
Все слесари прекратили работу и стали наблюдать за американцем. Им было ясно, что винтовка Браунинга отказала на испытаниях и сейчас он стремился исправить повреждение, пока не разошлись члены комиссии.
Оттого что Браунинг спешил, работа у него не ладилась. Поковырявшись минут десять, он швырнул инструмент и, отойдя от верстака, закурил сигару.
Вдруг взгляд его упал на Дегтярева, стоявшего за соседним верстаком, он поманил его к себе и через переводчика спросил, не может ли русский мастер исправить его винтовку.
Дегтярева очень интересовало новое изобретение Браунинга, и он, не задумываясь над тем, сможет или нет исправить повреждение, согласился и стал не спеша разбирать винтовку, аккуратно раскладывая части.
Круг наблюдающих стал тесней. Дегтярев чувствовал на себе взгляды товарищей и понимал, что они подбадривали его, как бы говоря: "Докажи им, на что способен русский мастер. Покажи им кузькину мать - пусть знают наших".
Отыскав повреждение, Дегтярев уверенно взялся за работу.
Браунинг, вначале бесстрастно наблюдавший издалека, вдруг подошел и, жестами показывая одобрение, произнес: "Ол-райт! Ол-райт!"
Дегтярев работал быстро и ловко.
Исправив повреждение, он собрал винтовку, щелкнул затвором и передал ее Браунингу.
- Ол-райт! Корош русский! - закричал Браунинг и протянул Василию пачку долларов.
- Не возьму, - сказал Дегтярев и решительно отвел руку.
Браунинг пожал плечами и, прибавив к пачке еще несколько бумажек, снова постарался вручить их Дегтяреву.
- Скажите ему, - обратился Василий к переводчику, - что я денег не возьму.
Тот с трудом убедил Браунинга положить деньги обратно.
- Что может посоветовать русский мастер? - спросил Браунинг через переводчика.
- Надо крепче приладить штык, а то он соскакивает и мешает прицелу.
Браунинг записал, улыбнулся Дегтяреву и, уходя, сунул ему в карман коробку сигар, сказав через переводчика: "Это подарок, его нельзя не брать".
- Да бери ты, леший, ведь за труды!
- Бери, мы искурим! - закричали солдаты.
Дегтярев открыл душистую коробку.
- Ну, закуривай, ребята, пожелаем успехов американцу, только боюсь, забракуют его винтовку.
- Почему? - сразу спросили несколько человек.
- Сложна она, деталей много, от этого мелкие они, непрочные... Работать не будет...
Действительно, винтовку Браунинга забраковали. Она не выдержала положенных испытаний.
Но встреча с Браунингом и знакомство с его винтовкой о многом заставили подумать Дегтярева. Эта встреча убедила его в том, что хваленое заграничное оружие еще очень и очень несовершенно. Ему захотелось изобрести свое, русское оружие, которое оказалось бы лучше и надежней американского.
Окончание службы
Срок службы Василия в солдатах подходил к концу. Он нередко задумывался над тем, что будет делать дальше. "Остаться здесь или ехать в Тулу?" Ему хотелось осмотреть город, порасспросить: нельзя ли где поблизости снять комнатушку? Но, как назло, солдат стали содержать еще строже - в город не выпускали. Казарма, полигон, мастерская - и дальше ни шагу! Офицеры старались, чтобы солдаты поменьше знали о событиях, происходящих в России. Однако солдатам удавалось узнавать почти все новости.
Позорный провал войны с Японией вызвал среди них глубокое возмущение. Они открыто ругали незадачливых генералов, а втихомолку и все правительство во главе с царем.
Бессмысленную гибель более ста тысяч русских солдат и почти всего посланного на восток флота нельзя было ни оправдать, ни простить. Солдаты начинали понимать, что в этом позорном поражении виновато бездарное и продажное самодержавие.
Особенно тяжело было солдатам узнать о гибели на сопках Маньчжурии их товарищей, ушедших на фронт добровольцами. Больше всего их возмущало то, что одной из причин поражения в этой войне был острый недостаток оружия в русских войсках.
Но храбрость солдат не всегда могла спасти отчаянное положение на фронте.
Вернувшиеся из-под Мукдена с возмущением рассказывали о предательстве отдельных командиров и о преступной беспечности чиновников военного ведомства, отправлявших на фронт вместо снарядов и патронов иконы и кресты.
Эту преступную беспечность Дегтярев и его товарищи могли наблюдать и здесь, в Ораниенбауме. Они были свидетелями того, что новейшее автоматическое оружие начали завозить в Россию лишь тогда, когда разразилась война. К началу русско-японской войны станковые пулеметы были в частях большой редкостью, а обучение пулеметчиков, к которому был привлечен Дегтярев, началось лишь перед самой войной...
В середине января от солдата, вернувшегося из петербургского госпиталя, Дегтярев и его товарищи узнали о кровавой расправе с безоружными демонстрантами на Дворцовой площади.
С каждым днем в казарму проникали все новые, более подробные, слухи о невиданном преступлении царских властей.
На солдат эти известия произвели ошеломляющее действие. В мастерской никто не хотел работать, все ходили понурые, мрачные.
Офицеры, опасаясь мятежа, запрещали собираться группами, усилили караулы, прекратили всякие отпуска и строго следили за тем, чтобы в казармы не проникли лазутчики.
Они боялись, как бы солдаты не узнали о вспыхнувших по всей России стачках.
Всю зиму, весну и лето жили при строжайшем режиме.
Жизнь солдат была унизительной и тяжелой. Многие офицеры отличались грубостью, ругались самыми непристойными словами, а при случае нередко пускали в ход кулаки.
В роте был небольшой черноглазый и черноусый офицерик, прозванный Гнусом, от которого солдаты буквально плакали.
Гнус придирался ко всему: к оторвавшейся пуговице, к недостаточно хорошо, на его взгляд, оправленной рубашке, к рябому лицу, к кривым ногам, к смелому взгляду - и при этом обязательно угощал солдата зуботычиной.
Дегтярева спасало то, что он находился не в строевой команде, где, к счастью, таких "служак" не было. К осени режим стал еще строже. Офицеры боялись беспорядков. Прокатившаяся по всей стране весть о революционном восстании на броненосце "Потемкин" не могла не волновать солдат-выходцев из трудового народа.
Василий чувствовал, что назревают какие-то события, и с нетерпением ждал того часа, когда наконец ему удастся вырваться из гнетущей казарменной обстановки.
Но вот подошла осень, кончился срок службы, и он получил желанную свободу.
За пять лет, прожитых в Ораниенбауме, Василию ни разу не удалось по-настоящему осмотреть город. И сейчас, выйдя из стен казармы, он отправился вдоль улицы, совершенно не думая о том, куда она ведет. Ему хотелось идти и идти, дышать полной грудью, любоваться деревьями, домами, встречными людьми, прозрачным небом. Впервые за пять лет он мог шагать не вытягиваясь в струнку перед встречными офицерами и не думать о том, чтобы не опоздать к указанному в увольнительной часу. Теперь он мог гулять сколько угодно. Сердце стучало взволнованно, ноги, не чувствуя земли, неудержимо стремились вперед.
Вот уж город с красивыми домиками, с садами, балконами я мезонинами остался позади. Перед ним в осеннем наряде, словно в оперении райских птиц, предстал старинный парк.
Долго бродил Василий по тенистым аллеям, шурша опавшими листьями, вдыхал пьянящий горьковатый запах увядающих цветов и трав.
Вдруг перед ним раскрылось огромное озеро, в темных водах которого отражались великолепный белокаменный дворец и пестрое убранство древнего сада.
Василий застыл как зачарованный, он никогда и нигде не видел столь великолепного и живописного пейзажа. В саду было тихо, но не мертво; щебет еще не улетевших птиц оживлял его тонкой и нежной музыкой.
Узкой густой аллеей, окаймляющей пруд, Василий подошел поближе к дворцу. Сквозь открытые окна ему хорошо было видно роскошное убранство комнат: гобелены, картины, ковры, множество всевозможного оружия.
Заметив постороннего наблюдателя, к нему подошел сторож - дряхлый худенький старичок.
- Засмотрелся, солдатик? - мягко спросил он.
- Никогда не видел таких чудес, - сказал Василий. - Будто это и не людьми создано.
- Нет, любезный друг, все это сделали простые русские люди, вроде как мы с тобой. Сам-то откуда будешь?
- Тульский я.
- Из мастеровых, значит. В Туле, известно, все мастеровые. Вот видишь, оружие-то развешано. Так вот, говорят, почти все оно туляками сделано. Так и другое разное... Все народ делал. Крепостные мужики. Дворец-то этот, сказывают, еще князь Меньшиков, друг Петра Великого, строил...
"Вот бы Веру сюда, - подумал Василий. - Голова бы у нее закружилась от такой красоты..."
Покурив с дедом, он вышел из парка и направился через город в другую сторону, где, по его расчетам, находилось море.
Ему хотелось осмотреть все достопримечательности Ораниенбаума, особенно море, которое давно манило его к себе.
Скоро дорога свернула в сосновый бор и стала подниматься в гору.
Он шел лесом все дальше и дальше, вдыхая бодрящий, смолистый воздух. Ему хотелось забраться в самую глушь... Вдруг сосны стали редеть, и за ними открылся безбрежный, синий морской простор.
Василий чуть не закричал от восторга.
Усевшись на камень, он долго смотрел в серовато-синюю даль и думал о жизни.
Жизнь представлялась ему таким же безбрежным морем. В ней, как и в море, можно было наметить много разных путей. Но из всех этих путей надлежало выбрать один, по которому и следовало идти всю жизнь.
И здесь в тихий вечерний час Дегтярев принял твердое решение: посвятить свою жизнь оружейному делу.
Оставалось лишь решить: ехать в Тулу или работать здесь...
- Пойду к Михаилу, - прошептал Василий. - Расскажу ему обо всем. Подумаем вместе!
И, еще раз взглянув на море, заигравшее от вечерних лучей разными красками, он, радостный и счастливый, зашагал к казарме...
Разговор с другом вернул размечтавшегося Василия к реальной действительности.
Ему следовало думать не о красотах природы, а о насущном хлебе: о матери и маленьких братьях, бедствующих в Туле.
"Нужно ехать в Тулу, - думал он. - Там и домишко, наверно, развалился, и сад заглох, и кузня запустела..." Как ни хороши были окрестности Ораниенбаума, а сердце его рвалось в родные места: к небольшой речке Упе, к дремучим яснополянским лесам, где дубы и липы в три обхвата.
"Тут я буду как бобыль, а там свой угол, родные..."
Все складывалось к тому, чтобы ехать в Тулу, но жалко было расставаться с полюбившейся ему оружейной мастерской, с добрым наставником Филатовым, с мечтами об изобретательстве, которые здесь еще больше окрепли и не давали ему покоя...
Утром Дегтярева неожиданно вызвали к Филатову.
- Ну как, Дегтярев, посмотрел город?
- Так точно. Город замечательный.
- Раз так, оставайся у нас вольнонаемным. Снимешь поблизости квартиру, будешь жить припеваючи. Тебе, брат, учиться надо, а в Туле ты ничему не научишься. Оставайся, дело тебе дам хорошее.
- Я бы охотно, да домой тянет!
- Ну что ж, съезди домой, повидайся с родней, погости, осмотрись, женись, а потом с молодой женой и приезжай. Место оставлю за тобой.
Василий поблагодарил. Такой вариант его устраивал больше всего. И, дав Филатову слово не позже как через месяц вернуться, стал собираться на родину...
Из Тулы Василий вернулся очень скоро.
Передав Михаилу скромные подарки от родных, рассказал, то в Туле жизнь очень плохая, за войну все обносились и обнищали, на заводе сокращение, и устроиться на работу нет никакой возможности.
- Ну что же, Васюха, оставайся здесь - будем жить вместе, - сказал Михаил. - Подыщешь комнатушку, выписывай Веру, я буду к вам в гости ходить...
После разговора с другом Василий пошел к Филатову и сообщил о своем решении остаться в Ораниенбауме.
Встреча с Федоровым
Оставшись вольнонаемным, Дегтярев перешел работать в маленькую мастерскую, созданную при оружейном полигоне, начальником которого был Николай Михайлович Филатов.
Мастерская помещалась в небольшой комнате деревянного дома, стоящего на краю огромного поля, именуемого полигоном.
В ней оказалось всего три станка: токарный, фрезерный и сверлильный и несколько верстаков с тисками для слесарных работ. Кроме Дегтярева там работало еще двое рабочих. Одного из них, черного тщедушного человека с маленькими усиками, Василий узнал - это был слесарь Колесников, знакомый ему по мастерской офицерской школы.
- Ну, как работается на новом месте? - спросил Дегтярев, здороваясь.
- Один черт, - недовольно отозвался Колесников. - Только что там почище, а здесь погрязнее...
Василий посмотрел на запыленное, очевидно с лета не мытое, окно, на паутину, висевшую по углам, и, поморщившись, спросил:
- А как жалованье?
- Целковых тридцать положат, а больше едва ли...
- Ну, это еще ладно... Вон в Туле я был, так там и вовсе работы нет.
- Неужели? - удивился Колесников... - Тогда становись к верстаку, будем вместе лямку тянуть...
Проработав месяца два на новом месте, Василий снял на окраине города маленькую комнатушку, выписал из Тулы Вору и зажил своей семьей.
По воскресеньям попить чайку да послушать тульские новости приходил Судаков.
На стол подавался фигурный тульский самовар, и начинались задушевные разговоры, воспоминания, расспросы...
Иногда Михаил заходил к Василию на работу - это было удобней: не требовалось просить отпуск у начальства.
Василий всегда отрывался на десять - двадцать минут и, предложив другу табуретку, угощал табачком.
Но как-то Михаил застал Василия настолько поглощенным работой, что тот даже не заметил его.
- Над чем это ты мудруешь, Васюха?
Василий обернулся и, обрадовавшись другу, стал ему возбужденно и радостно объяснять свою работу.
- Делаю занятную штуку для обучения солдат стрельбе - Филатов поручил.
- Что же это за штука, ты толком объясни.
- Падающие мишени... Раньше, бывало, лупишь и лупишь по мишени, а она ни с места. На войне так не бывает: солдат то лежит, то бежит - попробуй подстрели. Вот Филатов и велел такие мишени придумать, чтобы походили на живых солдат - двигающиеся и падающие. Я спрашиваю: "Есть ли где-нибудь такие?" - "Нет, - отвечает. - В том-то и штука, что надо самим выдумать".
- И как же ты? - спросил Михаил.
- Да уж теперь дело к концу, удумал. - И он стал показывать и объяснять другу свое изобретение. - Эх, Мишуха, до чего по душе мне такая работа. Хлебом не корми, только дай что-нибудь выдумывать да изобретать!..
В мастерскую очень часто приходил Филатов, попросту разговаривал с мастерами, присматривался, как идут дела, давал советы.
Однажды, это было в погожее весеннее утро, Филатов вошел в мастерскую в белом кителе, ладно облегающем его полную фигуру, и с порога гаркнул:
- Здорово, молодцы!
Мастера приветствовали его хором.
Филатов обошел всех и остановился около Дегтярева. Разглаживая длинную шелковистую бороду, он стал наблюдать за его работой.
Дегтярев, привыкший к визитам начальника, продолжал опиливать зажатую в тисках деталь.
- Ловко ты работаешь, Дегтярев, а главное, точно, - сказал Филатов мягким рокочущим голосом. - А не сумел ли бы ты выточить из меди вот такие пульки?
Дегтярев взял бумажку, где карандашом был сделан набросок пульки.
Пулька эта была не тупоносая, которую знал каждый солдат, а остроконусная, совершенно незнакомая ему. Дегтярев задумался.
- Ну как, выточишь? - спросил Филатов.
- Постараюсь, ваше высокоблагородие.
- Ну так приходи ко мне в три часа.
- Есть, ваше высокоблагородие... Приду, - ответил Дегтярев.
Когда Дегтярев вошел, Филатов сидел за столом, заваленным бумагами и книгами, а около стоял молодой гвардейский офицер и показывал ему какой-то чертеж.
- Входи, входи, Дегтярев, - пригласил Филатов. - Вот вам и мастер, Владимир Григорьевич, - обратился он к офицеру. - Золотые руки. Подойди сюда, Дегтярев, познакомься, это капитан Федоров.
Дегтярев смущенно приблизился к столу, но офицер сам протянул ему руку и очень просто, по-деловому, заговорил:
- Нам нужен хороший мастер, и Николай Михайлович рекомендует вас. Вот посмотрите, - он развернул чертеж остроконусной пули. - Здесь пуля увеличена в двадцать раз, и поэтому очень легко представить себе ее профиль. Сможете ли вы точно такую выточить из медного прута?
Дегтярев внимательно всматривался в чертеж, словно соображал, как и каким инструментом следует вытачивать эту пульку.
- Должен предупредить, - продолжал Федоров, - работу нужно выполнить очень точно. Малейшее отклонение от чертежа, и пуля полетит в сторону. Чертеж этот сделан профессором Михайловской артиллерийской академии генералом Петровичем, на основании сложнейших математических вычислений, по преодолению сопротивления воздуха пулями различной конфигурации.
- А позвольте узнать, - спросил Дегтярев, - эта пуля и должна быть самой лучшей?
- По расчетам так, но, чтобы дать окончательный ответ, пули должны быть изготовлены и подвергнуты тщательным и всесторонним испытаниям.
- Простите, Владимир Григорьевич, - прервал Филатов, обращаясь к Дегтяреву: - Твоя задача в том, чтобы выточить модель пули по данному чертежу. А по твоей модели будут отливать тысячи пуль и уже с теми пулями вести испытания, понял?
- Так точно, понял! - ответил Дегтярев.
- Если эти пули покажут превосходство перед старыми на испытаниях, их примут на вооружение русской армии.
- Да, дело серьезное, - сказал Дегтярев.
- Ты что же, испугался? - спросил Филатов.
- Оно, конечно, боязно... Оборудование-то у нас больно плохое...
- Ничего, ничего, Дегтярев, берись, торопить тебя не будем. Кроме тебя, некому это дело доверить.
- Вы напрасно боитесь, - сказал Федоров. - Все расчеты вам даны, нужно лишь строго следовать чертежу, вот и все!
- Вот в этом-то и штука, - возразил Дегтярев. - Вы поглядите, какая тут тонкая линия... Ну да я, думаю, справлюсь.
- Давно бы так! - сказал Филатов и дружески хлопнул Дегтярева по плечу. - Он у нас молодчина и слову своему хозяин. Забирай чертеж, Дегтярев, и иди в мастерскую, я попоздней зайду. Да смотри, об этом ни-ни: дело секретное!
- Слушаюсь! - сказал Дегтярев и, попрощавшись с Федоровым, вышел...
Дегтярев очень тщательно готовился к предстоящей работе. Она представлялась ему своеобразным экзаменом. "Сделаю пульку, - думал он, - будет мне доверие, запорю - шабаш! Кроме ремонта, ничего не дадут..."
Он тщательно подобрал инструмент, направил резцы, сделал заготовку шаблонов и двадцать маленьких медных болванок.
- Ты что это, Василий, кучу заготовок наделал, аль думаешь пульку-то целый год точить?.. - подшучивал Колесников.
Дегтярев отмалчивался... "Если из двадцати одна выйдет - молиться надо", - думал он.
И вот, выверив станок, Дегтярев начал обтачивать пульки. Работа шла быстро. Обточив несколько болваночек до нужного размера, он остановил станок и стал тщательно вымерять пульки по предварительному шаблону. Замеры его удовлетворили.
- Ну что ж, начнем доводку, - сказал Дегтярев и, зажав пульку в станке, стал снимать тончайшую стружку, часто останавливая станок и производя замеры.
К концу дня три пульки были готовы...
Когда Дегтярев стоял у окна и, глядя на свет, повертывал пульку, сличая ее с шаблоном, в мастерскую вошел Филатов.
- А ну-ка, Дегтярев, покажи, что ты сделал.
- Не выходит, ваше высокоблагородие, - сказал Дегтярев и передал Филатову пульки и шаблон.
Тот поглядел на свет, повертел пульку в шаблоне.
- Кто сказал, не выходит. По-моему, очень хорошо выходит. Смотри, просветы совсем крохотные. Старайся, брат, Дегтярев, без старания ничего не сделаешь...
Через несколько дней приехал Федоров и, забежав на минутку к Филатову, направился в мастерскую.
- Здравствуй, Дегтярев, - весело сказал он, входя. - Здравствуйте, братцы!.. Так вот какая мастерская у вас. Плоховато тут, темно, и станки старые... Как же вы работаете.
- Вот так и работаем, ваше благородие...
- Ну-с, Дегтярев, каковы успехи?
- Плохо, ваше благородие... не ладится что-то.
- Ну-ну, поглядим, - сказал Федоров, и, достав лупу, стал рассматривать запоротые пульки...
- Так... А ну-ка покажи, как ты работаешь.
- Извольте, - сказал Дегтярев и, зажав пульку в станке, стал ее обтачивать.
Федоров достал серебряный рубль и поставил его на станину ребром. Рубль задрожал мелкой дрожью и, вдруг соскочив, зазвенел на полу...
- Да-с, дела... - сказал Федоров. - На этом станке пульку вы не выточите - он вибрирует.
- Может, его прочней закрепить? - спросил Дегтярев.
- Не поможет, нужно делать бетонный фундамент, но и тогда трудно поручиться за успех: станок - рухлядь...
- Что же делать? - спросил Дегтярев. - Может, вручную?
- Нет, советую вам сделать нужного профиля резец. Если это удастся - тогда на малых оборотах вы, пожалуй, сумеете выточить пульки и на этом станке.
Дегтярев чуть не подпрыгнул от радости, услышав эти слова. Оп и сам думал сделать такой резец, но боялся, что начальство не одобрит этой трудоемкой работы. Теперь же при поддержке Федорова он мог браться за изготовление нужного резца без опасения нареканий...
Совет Федорова помог. При помощи изготовленного Дегтяревым точнейшего профиля резца была выточена не одна, а целая партия нужных пулек.
Пульки подвергли лабораторной проверке - они соответствовали чертежу.
- Вот видишь, Дегтярев, - говорил Филатов, - сделал все-таки пульки, а боялся, не хотел.
- Неизвестно еще, ваше высокоблагородие, как они себя на испытаниях покажут.
- Ну, это уже не твоя забота.
Месяца через полтора Федоров привоз Филатову новый чертеж остроконусных пуль. Опять в кабинет был вызван Дегтярев.
- Вот тебе новое задание, Дегтярев, - сказал Филатов, показывая чертеж. - Чего ты так смотришь?.. Это не та пуля, которую ты делал.
- А как же те? - спросил Дегтярев.
- Те, брат, не оправдали себя... Попробуй-ка сделать вот эту модель...
Опять началась кропотливая и тонкая работа. Но теперь Дегтярев начал прямо с изготовления резца. На этот раз пульки были сделаны значительно быстрей. Федоров, тщательно проверив их на месте, отвез в Петербург.
Прошло порядочно времени, прежде чем Дегтярев узнал о результатах испытаний сделанных им пуль.
На этот раз испытания были очень удачными. Новые остроконусные пули показали себя отлично. Возросла дальность прямого выстрела и пробивная способность пуль, улучшилась их меткость и увеличилась отлогость траектории. Все это делало остроконусную пулю более боеспособной, чем тупоносую, и она была принята на вооружение армии.
Хотя в этой работе Дегтярев был не творцом, а исполнителем, по он искренне радовался тому, что модель пульки, которую он делал, теперь будет размножена в миллионах экземпляров и сослужит свою службу родине.
Встреча же с Федоровым оказалась знаменательной. Она явилась началом большой, творческой дружбы, которая оказала огромное влияние на всю жизнь Дегтярева.
Работа над автоматической винтовкой
Вскоре после того как Дегтярев получил радостное известие об успешных испытаниях остроконусных пуль, его опять вызвали к Филатову.
Дегтярев предчувствовал, что будет поручена какая-то новая работа, но то, что он услышал от Филатова, его изумила.
- Как переделывать мосинскую в автоматическую? - переспросил он Филатова, косясь на сидящего у большого стола Федорова.
- Да, Владимир Григорьевич разработал проект и чертежи. По этим чертежам, под его наблюдением и будешь работать.
- Подойди к этому столу, - пригласил Федоров. - Вот чертежи. - И он стал объяснять, какие части и в какой последовательности следует делать.
Филатов подошел к ним, встал рядом с Дегтяревым.
Его удивляло, что Дегтярев, слушая Федорова, молчал и не задавал никаких вопросов. "Может быть, ему трудно понять чертежи?.." - подумал Филатов, но, взглянув на лицо Дегтярева, выражавшее радость и внимание, он успокоился.
Когда Федоров кончил объяснять, Филатов спросил:
- Ну что, Дегтярев, по душе работа?
- Так точно, ваше высокоблагородие, буду рад стараться!..
Ввиду секретности предстоящих работ Дегтяреву отгородили в мастерской угол, и он, получив от Федорова чертежи, с воодушевлением принялся за дело.
"Неужели, действительно, мы сделаем винтовку, которая будет стрелять, как пулемет!" От этих мыслей захватывало дух. Отработав положенные часы, Дегтярев поспешил в казарму к другу.
- Мишуха, - радостно прошептал он, - говорить-то об этом нельзя, дело секретное, но одно скажу - мечты мои начинают сбываться.
И он коротко поведал другу о порученной ему работе.
Михаил, хорошо знавший, что Василий всю жизнь мечтал об изобретательстве, очень обрадовался за него.
- Ты старайся, Василий. Не всякому мастеру доверяют такое дело. Подучишься у Федорова, а там, глядишь, и сам что-нибудь выдумаешь...
Прошло три дня. Дегтярев сделал порядочно деталей, выполнил все, что было задано, а Федоров не появлялся. "Должно быть, задержался на службе", - подумал Дегтярев и, разложив чертеж на верстаке, решил сделать еще несколько мелких деталей.
Вдруг дверь отворилась, и на пороге появился Федоров.
- Здравствуй, Дегтярев! Не ожидал?.. Я и сам не думал сегодня быть, но так хотелось взглянуть на твою работу, что не утерпел, отпросился и, как видишь, приехал.
- Очень рад, ваше благородие...
- Да какое там благородие... зови меня просто Владимир Григорьевич, а я буду звать тебя Василий, согласен?
- Согласен, Владимир Григорьевич. Ваше задание выполнил.
- Вижу, вижу! - Федоров осмотрел детали, - Отличная работа! Если и впредь так будешь стараться, дело у нас пойдет!
- Пойдет, Владимир Григорьевич! Буду стараться!
Дегтярев, действительно, старался. К приезду Федорова все, что ему задавалось, бывало сделано. Федоров, рассматривая детали, высказывал свои суждения о их прочности и конструкторских особенностях. Иногда для сравнения разговор заходил о других системах автоматического оружия, и Дегтярев с жадностью внимал каждому слову Федорова.
Бывало, что Федорова задерживали в Петербурге дела и он не приезжал в намеченные дни, тогда Дегтярев работал самостоятельно, иногда придумывая какие-нибудь упрощения в деталях.
Федоров не обижался на это, напротив, хвалил и поощрял его находчивость.
- Ты, Василий, помни - я инженер, знаю теорию, но очень мало знаком с практической работой, в этом деле ты имеешь большой опыт, поэтому, не стесняясь, говори, что и где можно сделать проще и лучше...
Лето и осень прошли в упорной работе. Оба трудились с воодушевлением, но когда работа стала близиться к завершению, их творческий азарт начал остывать.
Тому и другому становилось ясно, что конструкция не удалась. Из-за внешней коробки, надетой на ствол, система стала тяжелой и громоздкой. Федоров долго думал над тем, как облегчить винтовку, по какому принципу построить автоматику, как добиться более легкого открывания затвора, но постепенно пришел к мысли, что винтовку Мосина переделать в автоматическую нельзя.
Прошло несколько месяцев, и Федоров снова появился в Ораниенбауме. На этот раз он привез проект автоматической винтовки оригинальной конструкции. Этот новый образец коренным образом отличался от прежнего и от иностранных систем автоматических винтовок.
Автоматическая винтовка была разработана по принципу отдачи с подвижным стволом, но затвор двигался не с поворотом, а прямолинейно. Со стволом он крепился не ствольной коробкой, а при помощи двух боковых симметрично расставленных личинок.
При выстреле давлением пороховых газов затвор и сцепленный с ним личинками ствол отбрасывались назад. При откате личинки наталкивались на выступы и освобождали затвор, который силой инерции сжимал находящуюся сзади возвратную пружину, а та, в свою очередь, выпрямлялась и одновременно с подачей в ствол нового патрона двигала затвор на место.
Простота устройства винтовки сразу заинтересовала Дегтярева. Зная иностранные образцы, он сразу оценил преимущества федоровского проекта и взялся за изготовление его винтовки с большой охотой.
Опыт работы над переделкой мосинской винтовки Дегтяреву очень пригодился. Теперь он все части винтовки делал значительно быстрей. В его работе появились уверенность, решительность, твердость. Он даже перестал жаловаться Федорову на плохие станки.
Федоров дивился, как на этих ветхих, сработанных станках Дегтярев изготовлял части винтовки и даже некоторые недостающие инструменты. Он приводил в мастерскую Филатова и показывал ему изделия Дегтярева:
- На этих станках сделал. Талант! Золотые руки! Но каких усилий это стоит, Николай Михайлович! Больше нельзя продолжать работу над винтовкой в таких условиях. Я прошу вашей поддержки о перенесении всех опытных работ на Сестрорецкий завод.
Филатов согласился и обещал похлопотать. Но пока шли хлопоты в военном ведомстве, Дегтярев продолжал свою работу в маленькой комнатушке с одним окошком. Несмотря на трудности, работа шла успешно. Это окрыляло конструктора. Дегтярев даже в вечерние часы нередко задерживался в мастерской, вызывая законное недовольство Веры Васильевны, которая со дня на день готовилась стать матерью.
Зато воскресные дни Василий всегда проводил дома. Когда удавалось отпроситься у Орла, к ним приходил Михаил Судаков. Если день был пасмурный, Василий ставил под трубу своего "тулячка", и через 10-15 минут начиналось чаепитие с разговорами. Если же стояло вёдро - отправлялись в лес на прогулку.
Василий умел очень быстро распознавать грибные места, и эти прогулки всегда заканчивались грибовницей или жареными грибами, которые на свежем воздухе приобретали особенный вкус.
У Василия было старое тульское ружьишко, но из-за недостатка времени и товарищей по охоте он пользовался им очень редко. Но как-то его неожиданно пригласил на охоту Михаил:
- Пойдем, Васюха, охотиться, случай выдался мне.
- Да где же ты ружье-то возьмешь?
- Есть, да еще какое! Видишь ли, мне Орел поручил починить ружье одного генерала, а срок дал большой - пять дней. Я исправил это ружье за два вечера и отпросился у Орла на воскресенье на охоту, под предлогом испытания ружья.
- Ишь ты, леший, - усмехнулся Василий. - Ловко придумал. Ну что ж, приходи утром ко мне, и отправимся...
Утром друзья бродили по лесу у озера. Погода выдалась отличная, но дичи попадалось мало. Раза два у Василия из-под ног вылетали чудесные птицы: один раз тетерка, другой раз рябчик. Он вскидывал ружье, но ни разу не выстрелил. Михаил удивлялся: "Неужели стесняется меня, боится промазать?" Он отошел подальше и скоро убил рябчика. Часа через полтора друзья встретились и отправились домой.
- Почему же ты не стрелял, когда дичь у тебя из-под ног вылетала? - спросил Михаил.
- Уж больно красивые птицы, - ответил Василий. - Пусть живут, жалко такую красоту уничтожать ради потехи!..
Прогулки в лесу и в поле Василий очень любил. Они освежали душу, прибавляли сил и энергии. После воскресного дня, проведенного на воздухе, он работал с еще большим проворством...
Больше года проработал Василий над изготовлением опытного образца автоматической винтовки Федорова, Но вот и конец! Собрав и отладив винтовку, Василий с наслаждением осматривал ее. Даже винтовка Браунинга, делавшаяся на первоклассном американском заводе, не могла соперничать с ней чистотой работы, а главное, отладкой. Но каких трудов это стоило! Василий посмотрел на свой верстак, вспомнил допотопные станки и вздохнул:
- Эх, если бы нам такое оборудование, как у Браунинга, что бы наши мастера сделали!..
К вечеру приехал Федоров.
- Вот, Владимир Григорьевич, получите ваше детище, - сказал Дегтярев, передавая ему винтовку.
Федоров взял винтовку и дрожащими от волнения руками открыл затвор.
Лицо его залилось румянцем, глаза сияли счастьем.
Осмотров винтовку, он положил ее на верстак и, крепко дожав руку Дегтяреву, ушел к Филатову.
Скоро он вернулся обратно озабоченный.
- Почему вы так невеселы, Владимир Григорьевич?
- Рано веселиться, Василий. Боюсь, не получилось бы так, как с переделочным образцом. Уж потерпим пару дней, испытания назначены на послезавтра.
Дегтяреву были понятны опасения Федорова, и он постарался его успокоить.
- Владимир Григорьевич, уж вы поверьте мне, винтовочка ваша не осрамит нас, в ней каждый винтик сделан на совесть.
- Знаю, Василий, знаю, но я не могу не волноваться... Подождем, уж теперь скоро...
В назначенный день на стрельбище собралась комиссия. Винтовку рассматривали и в собранном и в разобранном виде и лишь после этого разрешили стрельбу.
- Кто будет стрелять? - спросил председатель комиссии.
- Дозвольте мне, - попросил Дегтярев.
- Нет, нет, - прервал его Федоров. - А вдруг винтовка разорвется?.. Стрелять буду я сам! - решительно сказал он и приготовился к стрельбе.
Члены комиссии предусмотрительно отошли подальше.
Федоров нажал спусковой крючок. Прозвучали выстрелы. И вдруг стрельба прекратилась...
Федоров, опустив винтовку, открыл затвор.
- Застряла гильза.
- Это ничего, сейчас отладим, - сказал Дегтярев и, разложив на траве инструмент, стал копаться в винтовке.
Федоров молча наблюдал за ним.
Подошел Филатов.
- Что нахмурился, Владимир Григорьевич?
- Обидно, Николай Михайлович, второй блин - и опять комом.
- Винтовка готова! - крикнул Дегтярев. - Разрешите испробовать?
- Хорошо, пробуйте! - разрешил Федоров.
Дегтярев лег на траву, поставил локти, прицелился и накал на спусковой крючок.
- Тра-та-та-та, - послышались громкие четкие выстрелы.
Василий нажал еще, и опять загрохотала винтовка.
Тут уже и Федоров не выдержал и, подбежав к сияющему Дегтяреву, начал горячо трясти его грубую, мозолистую руку.
На новом месте
При дальнейших испытаниях в винтовке были выявлены существенные недостатки: слабость пружины, застревание гильзы и другие. Но все же винтовка стреляла, и стреляла неплохо. Решено было работы над ней продолжать на Сестрорецком оружейном заводе.
Дегтярев давно мечтал перебраться в мастерскую, где были бы хорошие станки, инструменты, калибры, поэтому известие о переводе в Сестрорецк он принял с большой радостью и поспешил домой, чтобы поделиться этой радостью с женой.
Но Вера Васильевна отнеслась к известию о переезде е тревогой.
- Где же мы будем жить? Ведь Сестрорецк - курортный город, там даже угла не найдешь, а у нас ребенок...
- Ничего, - успокаивал ее Василий. - Устроимся, Владимир Григорьевич поможет. О переезде не беспокойся, тут каких-нибудь пятнадцать верст.
В Сестрорецке действительно устроиться с жильем оказалось трудно. Комнаты были, но за них запрашивали такие цены, что Василий уходил, не торгуясь.
Он обошел все окраины, но найти ничего не смог. Лишь через несколько дней ему удалось снять комнату в ветхом деревянном домике верстах в восьми от города близ станции Разлив, в тех самых местах, которые теперь хорошо известны советским людям. Там в 1917 году в шалаше из веток и сена жил и работал, скрываясь от преследований Временного правительства, Владимир Ильич Ленин.
Каждодневная езда на поезде была утомительна, но Дегтярев мирился с этим. Его радовало, что домик, в котором он поселился, стоял в лесочке у озера. Место было глухое, зелень свежая, трава сочная, пахучая, воздух прозрачен и чист.
После работы Василий приезжал измученный, уставший, но, пока он шел к дому узкой луговой тропинкой, вдыхал воздух, настоявшийся на пахучих цветах, усталость незаметно исчезала, тело набиралось свежих сил, лицо розовело. Дома он был бодр и весел, играл с истосковавшимся по нему сыном Шуриком, а потом выходил во двор наколоть дров или похлопотать по хозяйству.
Работа на заводе по усовершенствованию винтовки пошла более споро.
Тут к услугам Дегтярева были отличные инструменты, новые станки, лучшие материалы.
Когда он пришел в кладовую попросить пружинной проволоки, ему предложили проволоку не только различных сечений, но, главное, разных марок: твердую, среднюю, мягкую, различной прочности и упругости. У него даже глаза разбежались. "Уж теперь-то я сделаю пружину какую надо!" - решил он и стал экспериментировать.
Он выбрал проволоку трех марок и сделал из нее пружины. Первая пружина при длительной стрельбе продолжала ослабевать. Вторая, напротив, оказалась очень устойчивой, решили остановиться на ней. Но и эта пружина не отвечала всем требованиям.
Винтовка хорошо стреляла по горизонтальной цели, но при стрельбе вверх или под углом отказывала. Пружина оказалась не способной подавать патроны вверх.
Когда время стрельбы без охлаждения стали удлинять, приближаясь к установленной норме, то опять при нагревании патронника стали застревать гильзы.
Нужно было срочно что-то придумывать, так как из-за этого недостатка винтовку нельзя было представлять к дальнейшим испытаниям.
Дегтярев одновременно с изобретателем ломал голову над устранением каверзного дефекта, вспоминал другие образцы оружия, но в голову ничего не приходило.
Но однажды Федоров приехал радостный и возбужденный.
- Придумал, придумал! - еще с порога закричал он. - Придумал ускоритель.
И он стал объяснять Дегтяреву свое приспособление.
На стволе винтовки Федоров предложил установить маленький рычажок (ускоритель). При выстреле нижний конец рычажка должен был наталкиваться на неподвижный упор ствольной коробки, а верхний ударять по затвору и с силой откидывать его назад, помогая выбрасывать гильзу.
Сделать и установить ускоритель оказалось делом несложным. К следующему приезду Федорова он был готов и при стрельбе оправдал возлагаемые на него надежды.
Винтовка стала стрелять почти без задержек и подолгу, но в ней оказалось столько мелких недостатков, что о представлении ее на вторичные испытания не могло быть и речи.
А так как над отладкой винтовки трудился один Дегтярев, работа затянулась на долгие месяцы.
В процессе работы над автоматической винтовкой дружба Федорова и Дегтярева все время крепла и являлась основой их успешной работы. Но какие усилия ни прилагали они, завершение работ по винтовке продвигалось чрезвычайно медленно.
Новые предварительные испытания винтовки обнаружили серьезный дефект с ложей. При длительной стрельбе ложа и деревянное цевье сильно нагревались, а потом коробились и мешали скольжению ствола.
Над устранением этого недостатка бились долго и упорно. Ложу склеивали из различных древесных пород, клали асбестовые прокладки, надевали кольца - ничто не помогало. Помеху удалось устранить лишь тогда, когда деревянное цевье заменили пустотелым железом.
Когда винтовка была почти совсем отлажена, специалисты заявили, что выбрасывание гильз вверх недопустимо - они могут, блестя на солнце, демаскировать стрелков. Нужно было гильзы выбрасывать вперед. Это повлекло за собой коренную переделку уже совершенно готовой винтовки...
С того дня, когда Дегтярев еще в Ораниенбауме взялся за изготовление федоровской винтовки, прошли не месяцы, а долгие годы. Уже давно Михаил Судаков кончил службу и уехал в Тулу. У Дегтярева кроме сына росли еще две девочки, а он все еще продолжал работать над усовершенствованием опытного образца.
Только в 1912 году, после пяти лет напряженного труда, первая русская автоматическая винтовка системы инженера Федорова, сделанная руками слесаря Дегтярева, выдержала полигонные испытания.
Сестрорецкому заводу было заказано 150 экземпляров ее для более широких войсковых испытаний.
В том же 1912 году Федоров взялся за разработку малокалиберного образца своей винтовки под созданный им патрон 6,5 мм, с улучшенной баллистикой.
Изготовление этого образца опять поручается Василию Дегтяреву.
Дегтярев, ободренный первым успехом, надеялся, что новая винтовка получится еще лучше - ведь теперь и у Федорова, и у него был многолетний опыт конструкторской и практической работы.
Прошло около года, и опытный образец малокалиберной винтовки был представлен на испытания и успешно выдержал их.
Сестрорецкий завод получил заказ на изготовление 20 экземпляров новых винтовок. Дегтярев был назначен старшим мастером по изготовлению опытных образцов, но работам помешала война.
Казалось бы, с возникновением войны военное министерство должно было немедленно ускорить производство новейшего оружия. Этого ждали все оружейники. Но получилось как раз наоборот.
Приказом военного министра все опытные работы по производству автоматического оружия на военных заводах были прекращены, а сами оружейники отправлены на фронт.
Так по воле бездарного министра закончилась эпопея с изобретением и производством первой русской автоматической винтовки, в то самое время, когда русские войска на фронте из-за катастрофического недостатка в оружии трупами устилали поля сражений.
Первое изобретение
Около шести лет Василий Дегтярев проработал на Сестрорецком заводе, но у него почти не было друзей. Ввиду секретности задания работать приходилось в одиночку, избегать излишних знакомств и общений.
Он знал, что на заводе существуют тайные революционные кружки, где читается запрещенная литература, говорятся смелые речи, обсуждаются политические события. Его влекли к себе рабочие-революционеры, приезжавшие из Петербурга докладчики, члены Российской социал-демократической рабочей партии, но Дегтярев в то время не мог и думать о сближении с ними.
Зато с переходом на работу в цех он познакомился с некоторыми революционно настроенными рабочими и узнал, что кое-кто из них состоит членом РСДРП.
Его стали приглашать на рабочие маевки, которые устраивались в лесу, на берегу Разлива.
Разливом назывался огромный пруд, образовавшийся от разлива реки Сестры, запруженной около завода. Город как раз и стоял на реке Сестре, отсюда и название его Сестрорецк.
Маевки устраивались обычно в воскресные дни. Рабочие собирались в лесу под разными предлогами. Кто шел сюда "за грибами", кто "за ягодами", кто "за шишками" для самовара, кто "рыбачить", и там все собирались в условленном месте, расставив надежные дозоры.
На маевках читалась пользовавшаяся тогда огромной популярностью среди рабочих большевистская "Правда", призывавшая к организованной борьбе с самодержавием. Пелись революционные песни.
С маевок Дегтярев приходил радостно-взволнованный. Он понимал, что рабочие теперь не те, которых он видел в Туле 15 лет назад. Рабочие, руководимые партией большевиков, превращались в грозную силу, готовившуюся к решительной битве с царизмом.
Дегтярев не без волнения замечал, что и сам он уже теперь не тот робкий и забитый слесарь-солдат, которым был в Ораниенбауме, в оружейной мастерской при офицерской школе. Он уже острее чувствовал и видел несправедливость, издевательства, унижение, которые приходилось терпеть рабочим.
Ничтожные, нищенские заработки рабочих и фантастические прибыли заводчиков и фабрикантов не могли не возмущать его.
Сердцу Дегтярева были близки смелые, правдивые речи большевиков, разоблачающих продажность правящих классов и призывающих рабочих к борьбе с царизмом и буржуазией за свое рабочее счастье, за счастье всего трудового народа.
Он начинал понимать, что правду, о которой мечтали его отец и дед и тысячи рабочих оружейников, нужно искать у большевиков. Рабочие маевки вдыхали в Дегтярева животворящие силы и надежду на светлое будущее, так как настоящее не сулило ничего хорошего.
Жилось трудно. Заработка едва хватало па скудное содержание семьи. Дегтярев старался не думать об этом, забываться в труде.
Его все больше манило и влекло к изобретательству. Ему хотелось создавать новое оружие, которое было так необходимо русским воинам, ведущим жестокие бои по всему необъятному фронту от Восточной Пруссии до Карпат.
В эти дни он задумал создать свое автоматическое ружье, отвечающее запросам современного боя. Таким оружием, на его взгляд, мог быть автоматический карабин - оружие маневренное, легкое и боеспособное.
Только сейчас, думая над разработкой собственной системы, Дегтярев понял, как много ему дал многолетний опыт практической работы над автоматической винтовкой Федорова. Он был отлично знаком со всеми известными образцами автоматического оружия, знал их положительные и отрицательные стороны и ясно представлял, в каком направлении следует работать над их усовершенствованием.
Он решительно отказался от широко разрабатываемой тогда системы автоматического оружия с подвижным стволом (пулеметы Максима, Виккерса, Мадсена, Шоша, автоматические винтовки Федорова, Токарева, Чельмана, Манлихера, Браунинга), задумав создать систему с неподвижным стволом, действующую по принципу отвода затвора пороховыми азами.
Дегтярев подал докладную записку начальнику Сестрорецкого завода - генералу Залюбковскому. Подробно описав задуманную им систему, он просил разрешения делать ее на заводе во внеурочное время.
Но Залюбковский даже не соизволил ответить на это письмо.
Тогда Дегтярев, дождавшись прихода Залюбковского в цех, обратился к нему с устной просьбой.
- Что за изобретения?! - закричал генерал. - Все опытные работы по оружию прекращены министром, теперь война, извольте работать на нее, делать обыкновенные винтовки и не заикаться больше ни о каких карабинах...
- Так ведь во внеурочное время, - пытался убедить его Дегтярев.
- Не рас-суж-дать! - заревел генерал. - Кто тут начальник? А?!
Было ясно, что Залюбковский не изменит своего решения, и Дегтярев стал придумывать другой выход. Он написал родным и Михаилу Судакову, который демобилизовался и теперь жил в Туле, прося их отправить в Сестрорецк дедовский токарный станок, а сам потихоньку занялся заготовкой необходимых материалов, из осторожности пряча их на заводе в укромном месте.
Прошло некоторое время, и Дегтярев, полагая, что Залюбковский забыл о сцене в цехе, стал оставаться по вечерам и делать на заводе наиболее сложные части для своего карабина.
Залюбковский, узнав об этом, вскипел и немедленно откомандировал Дегтярева в Ораниенбаум, где требовался опытный мастер на оружейном полигоне...
Проработав несколько месяцев в Ораниенбауме, Дегтярев снова вернулся в Сестрорецк. К тому времени прибыл из Тулы дедовский токарный станок. Дегтярев обрадовался ему, как старому другу. Теперь он мог не зависеть от строптивого генерала.
Перетащив с завода запасенные материалы домой он отладил станок и начал изготовление деталей для своего карабина.
Заниматься карабином ему удавалось лишь в вечерние часы, после работы на заводе. Легко себе представить, какова была продуктивность этой работы, если на заводе приходилось выстаивать у станка 11-12 часов. Но влечение к изобретательству было так велико, что оно побеждало усталость, давало силы для творчества.
Возвращаясь с завода, Дегтярев иногда работал до полуночи дома. Станок стоял в кухне, но скрежет его легко проникал сквозь тонкие переборки. Вера Васильевна, проснувшись, тихонько начинала выговаривать мужу:
- Ты что же это, Василий, в могилу хочешь себя вогнать? Ни к себе, ни ко мне у тебя жалости нет. А что будет, если замучишь себя, ведь четверо у нас, кто их кормить, одевать будет?..
- Ничего, ничего, я сейчас лягу, - старался успокоить ее Василий. - Ты иди, ведь босая стоишь, а я вот только соберу инструмент и приду.
- Не бойся, не убежит твой инструмент... А пока не ляжешь, я не уйду.
Василий молча прятал детали и шел спать. А чуть свет - уже бежал на работу.
От вечерней работы, от недосыпания он ослаб, похудел, по глаза его горели веселым огнем. Дела с карабином шли успешно.
Новенький, замотанный в масляные тряпицы, карабин ждал случая, чтоб его вынесли на стрельбище и опробовали.
С этой целью Дегтярев и отправился в Ораниенбаум. Он надеялся увидеть Филатова и испросить разрешение испробовать карабин в стрельбе.
Когда доложили о Дегтяреве, из кабинета Филатова послышался зычный, знакомый голос:
- Давай его сюда как можно быстрей.
Дегтярев вошел, по-военному щелкнул каблуками: ведь Филатов был теперь генералом и начальником офицерской школы.
- А ты, брат, Дегтярев, легок на помине. Садись.
Василий, не понимая, зачем его вспоминали, насторожился.
- Удалось, братец ты мой, получить разрешение доделать винтовки Федорова и вооружить ими специально сформированную часть - первую команду русских автоматчиков. Видишь, какие дела?
- Очень рад.
- Ну, коли рад, так берись за работу. Тебе будут даны в помощь все наши слесари.
Дегтярев сразу согласился и переехал в Ораниенбаум. Поселился он в заброшенной сторожке ветхого поместья, принадлежавшего одному отставному генералу, и немедленно занялся доделкой винтовок, которые к тому времени были привезены из Сестрорецка.
Филатов ежедневно приходил в мастерскую, осматривал работу, спрашивал, нужна ли какая помощь, торопил.
Дегтярев, попав в мастерскую, где он впервые познакомился с автоматическим оружием и где по-прежнему работал мастер Елин, почувствовал себя так, как будто вернулся в одной дом. Слесари-солдаты, узнав, что он сам когда-то отбывал здесь службу, приняли его как своего. Работа пошла дружно, весело.
К лету 1916 года было доделано, собрано, отлажено и испытано на стрельбище 60 винтовок.
- Маловато, - сказал Филатов, осмотрев винтовки. - Роту никак не вооружить... Ну, не беда, вооружим команду. Вам, молодцы, спасибо - работали лихо, а тебе, Дегтярев, особое!
- Рад стараться, ваше превосходительство.
- Ну-ну, молодец... Да ты знаешь новость?
- Никак нет.
- Федоров приехал, вчера виделись в Питере, привет тебе передавал, завтра будет здесь.
- Покорно благодарю, - сказал Дегтярев, обрадованный этим известием.
На другой день друзья встретились в мастерской.
- Ну, Василий, тут нам поговорить не дадут: шум, трескотня выстрелов, пойдем-ка куда-нибудь, хоть в лес, разговор будет большой.
Они нашли приют на взгорье под старым дубом.
В одну сторону от них тянулся старинный парк, по другую - лежал небольшой городок, ставший колыбелью русского автоматического оружия, а за ним, в мутной дали, поблескивало море.
Федоров рассказал Дегтяреву о том страшном положении, в каком оказалась русская армия в первые месяцы войны из-за нехватки оружия. Через каких-нибудь полгода войны на фронте многие дивизии из-за нехватки винтовок находились в резерве и не могли принять участие в боях.
- А между тем, - рассказывал Федоров, - я видел колоссальные запасы военного снаряжения, сконцентрированные на Западном фронте, половину которого союзники могли бы переуступить России.
Федоров с дрожью в голосе говорил о том, как в русских окопах несколько солдат стреляют по очереди из одной винтовки, как собирают эти винтовки по ночам под огнем неприятеля на полях сражений. В то время как французские и английские солдаты сидят в надежных укреплениях, подступы к которым прикрыты мощным огнем пулеметов.
- Огромное значение в этой войне, - говорил Федоров, - приобрело легкое автоматическое оружие, ручные пулеметы и автоматические винтовки. Ими вооружены и немцы, и наши западные союзники. У нас же это оружие в войну запрятали в подвалы и извлекли только сейчас. Я написал письмо в артиллерийский комитет с просьбой разрешить мне завершить начатую работу, надеюсь создать русское ружье-пулемет и хочу спросить тебя, Василий: согласен ли ты работать вместе со мной?
- Я с радостью! - ответил Дегтярев.
- Больше мне ничего не надо, - сказал Федоров. - Иди в мастерскую, а я сейчас же отправлюсь в Питер. Медлить нельзя...
Работы по созданию автомата Федорова были перенесены в Сестрорецк; и Дегтярев воспользовался этим, чтобы доделать свой карабин, обстрелянный и испытанный им на ораниенбаумском полигоне.
Он с большим смущением рассказал о своем изобретении Федорову и пригласил его домой.
- Ну-ка, ну-ка, покажи, покажи свое изобретение, - торопил Федоров. - Что же ты раньше-то об этом не говорил?
- Да все как-то стеснялся... - Вытерев карабин чистой тряпкой, он подал его Федорову.
Наступило молчание.
Федоров долго и очень внимательно осматривал образец. Василия тяготило это молчание, но он знал - Федоров не любит поспешности...
- Пробовал стрелять?
- Стреляли... действует.
- Ну что ж, Василий, поздравляю. Карабин легкий и удобный. Он лучше многих, которые мне доводилось видеть...
Федоров был растроган успехом своего ученика и, приехав домой, немедленно написал отзыв о карабине Дегтярева.
"Эта система представляет собой замечательный образец по легкости, компактности и удобству стрельбы..."
Однако дальнейшие испытания карабина выявили в нем серьезные недостатки. Чтобы устранить их, нужно было всецело отдаться конструкторской работе. Это было для Дегтярева немыслимо. Ему, изобретателю из народа, пути к творчеству были закрыты.
Вся власть - советам!
Война продолжала полыхать от моря до моря, унося миллионы молодых и сильных людей. Наибольший урон несла Россия, расплачиваясь за свою отсталость и плохое вооружение сотнями тысяч жизней своих солдат. Чтобы добиться перелома в войне, нужны были свежие резервы и новое автоматическое оружие, главным образом ручные пулеметы. Это раньше других в России понял Федоров и предложил переделать свою малокалиберную винтовку в ружье-пулемет (автомат).
Эта работа была поручена Василию Дегтяреву.
Проект Федорова по переделке автоматической винтовки в новый тип оружия был составлен с расчетом наименьших затрат времени и средств. Федоров задумал создать оружие еще более легкое и маневренное, чем примененные на западе ручные пулеметы (ружья-пулеметы) Мадсена, Шоша, Льюиса.
Дегтярев тяжело переживал собственную неудачу, однако он охотно взялся за новую работу. Он был русским человеком и хотел, чтобы в России был создан свой ручной пулемет.
Федоров стал чаще бывать в Ораниенбауме. Теперь Дегтярев в любую минуту мог получить необходимую консультацию и совет. Переделка образца шла успешно. Одновременно здесь же в Ораниенбауме формировалась команда автоматчиков, которых предполагалось вооружить автоматами Федорова. Дегтярев торопился.
Его воодушевляло cознание, что оружие, сделанное его руками, наконец-то попадет на фронт, будет участвовать в боях и, быть может, спасет жизнь многим русским солдатам.
Поздней осенью 1916 года образцы нового типа автоматического оружия были закончены, а в ноябре первая команда русских автоматчиков выступила на фронт. Дегтярев гордился в душе, что первые русские автоматы были сделаны его руками.
Успех автомата Федорова снова заставил его задуматься над своим изобретением.
Неужели несколько лет тяжелой работы в невообразимо трудных условиях пропали даром? Неужели его карабин окажется хуже тех, которые привозили из-за границы? Нет, нет - с этим он не мог примириться. Дегтярев был убежден, что его карабин не уступит заграничным. Конечно, над ним следовало еще работать, и работать немало, ведь над винтовкой Федорова трудились семь лет. Он хотел лишь одного, чтобы на его карабин обратили внимание. Он согласен участвовать в любом соревновании с заграничными изобретателями и доказать, что его карабин лучше, но - увы! - это было невозможно. Директор завода Залюбковский к изобретателям-самоучкам относился с пренебрежением и даже на порог к себе не пускал.
Дегтярев пробовал стучаться во все двери, писал и в артиллерийский комитет, в военное министерство, в Главное артиллерийское управление, но отовсюду получал бездушные, холодные ответы: "Теперь война - не до вас". И снова Дегтяреву пришлось смириться и жить надеждой на будущее...
Как-то в феврале 1917 года на Сестрорецком заводе неожиданно заревел гудок.
- Революция! Революция!.. - разнеслось по цехам. Рабочие бросили работу и с песнями, с красными флагами двинулись на площадь. Все возбужденно сообщали друг другу радостную весть: "В Петрограде революция, спихнули царя!"
Еще с утра рабочие революционные дружины, руководимые большевиками, арестовали городские и воинские власти. На городском митинге говорили смелые, страстные речи. Из уст в уста передавалось светлое, желанное слово: "Свобода!" После митинга началось торжественное шествие по городу.
Дегтярев, прицепив красный бант, вместе с сыном шагал в рядах демонстрантов и, захваченный общим ликованием, пел "Варшавянку".
- Теперь все пойдет по-другому! - говорили рабочие. - Теперь вздохнем!..
Дегтярев надеялся, что и к нему, изобретателю из народа, наконец изменится отношение и он сможет продвинуть свой карабин. Но надежды эти оказались напрасными.
Завоевания революции, добытые ценою крови рабочих и побратавшихся с ними солдат, были преданы меньшевиками и эсерами. Страной стало править Временное буржуазное правительство.
И снова Дегтярев был вынужден забыть о своем карабине, отложить мечты об изобретательстве и работать на заводе по выполнению очередных заказов для фронта.
Осенью он поехал в Петроград, чтоб повидать вернувшегося с румынского фронта Федорова, расспросить его о поведении в боях изготовленного им автоматического оружия.
День был морозный. С моря дул резкий леденящий ветер, а трамваи, как назло, не ходили. Потоптавшись минут двадцать на остановке, Дегтярев продрог и отправился в город пешком. Вдоль улиц ветер дул еще сильнее, чем на площади. Нестерпимо мерзли уши и руки.
"Надо забежать куда-нибудь в кондитерскую, погреться", - подумал Дегтярев и стал поглядывать на вывески. Но все кондитерские и кафе были закрыты. Редкие прохожие, с тревогой поглядывая по сторонам, быстро пробегали мимо него.
"Что-то происходит в Петрограде", - подумал Дегтярев и, нахлобучив шапку, ускорил шаг.
Вдруг где-то на крыше загрохотали выстрелы. "Максим", - сообразил Дегтярев. - Но куда и кто стреляет?.. Пули сорвали штукатурку над головой.
"По мне с той стороны садят". Он бросился через улицу и под укрытием домов добежал до угла. Перед ним распахнулась большая площадь с высоким памятником и темными кустами в центре. Стрельба раздавалась со всех сторон. Кто в кого стрелял - понять было нельзя.
Вдруг из ворот одного дома на площадь с раскатистым "ура" бросились люди с винтовками: рабочие, матросы, студенты... Двое из них, втащив "максим" на пьедестал памятника, стали бить по окнам дома на противоположной стороне площади, откуда раздавались выстрелы.
"Наши, свои", - подумал Дегтярев и чуть не бросился вместе с ними на приступ.
Через несколько минут стрельба стихла, и над домом взвился красный флаг. Отряд рабочих, матросов и студентов, построившись, шагал мимо Дегтярева. Лица идущих были возбуждены, на бушлатах и куртках развевались алые ленты.
Кто-то сильным голосом затянул:
Смело, товарищи, в ногу, Духом окрепнем в борьбе, В царство свободы до-ро-о-гу Грудью проложим себе.
Последние слова дружно подхватил весь отряд.
Дегтярев взволнованно смотрел вслед уходящим.
Вдруг та же песня зазвучала в другом конце площади. Оттуда, четко отбивая шаг, шли солдаты с красными ленточками в лацканах шинелей. Их обогнал грузовик с вооруженными рабочими, за ним другой, третий...
Все двигались к центру.
- Что же это происходит? - спросил Дегтярев проходившего мимо матроса, опоясанного пулеметными лентами.
- Революция, братишка! Буржуев идем бить, присоединяйся, пока не поздно, - И он побежал догонять отряд.
- Эх, вот бы сейчас мне карабин... - подумал Дегтярев. - Да ведь и у нас, наверно, тоже революция? Что же я тут стою? - И он бегом бросился к вокзалу.
Над вокзалом полыхал алый флаг. У входа стояли рабочие патрули с красными повязками.
- Стой, кто такой?! Пропуск!.. - крикнул один из них, преграждая Дегтяреву путь.
- Рабочий из Сестрорецка, спешу по революционному делу, - лихо ответил Дегтярев.
- Проходи, товарищ, эшелон в Сестрорецк стоит на путях.
Дегтярев выбежал на платформу, где копошились вооруженные рабочие и матросы, усаживаясь в товарные вагоны, и побежал к поезду, надеясь найти коменданта.
Комендант в кожаной тужурке, с маузером на ремне, кричал:
- Пулемет на площадку паровоза - быстрей!
- Та не работает же вин, поврежден, - отвечал ему человек в солдатской шинели, с нависшими украинскими усами.
- Как не работает? Эй, кто тут понимает в пулеметах? Именем революции прошу...
Дегтярев протиснулся к коменданту!
- Разрешите взглянуть...
- Кто такой?
- Рабочий с Сестрорецкого оружейного.
- Прошу, товарищ!
Дегтярев быстро разобрал пулемет и, не заметив никакого повреждения, вытерев платком загрязненные детали, собрал.
- Заедал от грязи, теперь будет стрелять. Разрешите с вами добраться до Сестрорецка.
- Спасибо, товарищ, разрешаю, поедешь с нами. Помоги установить пулемет.
- Есть! - ответил Дегтярев и вместе с другими стал затаскивать пулемет на площадку паровоза.
Через несколько минут ощетинившийся штыками состав мчался в Сестрорецк.
Дегтярев стоял у окна паровоза рядом с помощником машиниста и смотрел вдаль.
К нему подошел матрос, обвитый патронными лентами, просунул в петлицу пальто алую ленточку и, добродушно улыбнувшись, хлопнул по плечу:
- Спасибо, братишка, за пулемет.
Дегтярев улыбнулся в ответ. Он был глубоко взволнован. С восторгом смотрел на мужественные лица солдат, матросов, рабочих, крепко сжимающих в руках оружие, и ощущал большую радость оттого, что в эти минуты был вместе с ними.
Он уже знал, что свершилась великая пролетарская революция, что рабочие, солдаты и матросы, руководимые большевиками, захватили власть и арестовали Временное правительство Керенского.
Он не мог осмыслить грандиозности происходящих событий, но сердцем чувствовал - идет великая битва, большевики несут свободу и счастье трудовому народу.
Теперь ему и всем изобретателям из рабочих откроется дорога к творчеству.
Поезд летел все быстрей. На площадке у "максима" весело перекрикивались пулеметчики. А над ними, опоясывая грудь паровоза, трепетало красное полотнище с коротким и ясным лозунгом: "Вся власть - Советам!"
Боевое задание
Победа Октябрьской социалистической революции была встречена рабочими Сестрорецка с ликованием. Воззвание II съезда Советов, "Декрет о мире" и "Декрет о земле" читались и перечитывались во всех цехах, горячо обсуждались.
Но прошло лишь три дня, как на заводе распространился слух, что бежавший из Петрограда во время восстания глава Временного правительства Керенский собрал казачьи части и двинул их на столицу под предводительством генерала Краснова. Сестрорецкий ревком спешно формировал рабочие дружины для защиты красного Питера.
На другой день в Петрограде вспыхнул спровоцированный эсерами мятеж юнкеров. Почти одновременно была предпринята попытка организовать мятеж в ставке главнокомандующего генерала Духонина. Молодой Советской республике приходилось вести борьбу с многочисленными врагами.
Дегтярев знал, что многие из генералов и офицеров царской армии уходили в стан врагов революции, бежали на Дон и за границу. Его волновал вопрос: как отнесется к революции Федоров?.. Ведь он был не только оружейником-изобретателем, а и генералом царской армии.
Но Федоров сам приехал в Сестрорецк и, разыскав Дегтярева, крепко пожал ему руку.
Это рукопожатие сказало Дегтяреву, что Федоров с ним, со всеми рабочими, с большевиками. Он будет работать для Советской власти!
Федоров был далек от политики и многого не понимал, но для него было бесспорно и ясно главное: с большевиками весь трудовой русский народ. И он, посвятивший всю жизнь служению своему народу, не мог идти против него или быть в стороне от его борьбы за светлое будущее.
Федоров выразил готовность служить молодой Советской республике...
В начале 1918 года, когда мирные переговоры в Брест-Литовске с немцами, в результате предательских действий Троцкого, зашли в тупик и над Советской Россией нависла опасность вторжения немецких полчищ, Федоров и Дегтярев были командированы в глубь России. Им поручалось спешно восстановить брошенный датскими концессионерами небольшой оружейный завод и наладить на нем производство автоматов Федорова.
Они быстро собрались в путь, но выехать из Петрограда с семьями, с кучей малолетних детей оказалось невозможным. Поезда, уходящие на Москву и на восток, были забиты до предела. Люди ехали из голодного Питера в тамбурах, на крышах вагонов, даже на буферах. Вокзальное начальство наотрез отказало в теплушке.
- Василий Алексеевич, поедемте пока одни, а потом заберем семьи, - предложил Федоров. - Время терять нельзя.
- А может, удастся выхлопотать теплушку, Владимир Григорьевич? Ведь у меня, сами знаете, мал мала меньше...
- Хорошо, я похлопочу еще, - сказал Федоров.
Дегтярев уехал домой и рассказал о своих затруднениях на заводе. Рабочие дружно пришли на помощь. Отыскав в тупике поломанный товарный вагон, они прикатили его на завод.
Вечером, захватив инструменты и материалы, с песнями двинулись к вагону, где уже трудился сам Дегтярев. Застучали молотки, заскрежетали пилы, заскрипели гаечные ключи...
Кто-то где-то раздобыл "буржуйку", нашлись и трубы, и дрова.
Мигом добыли огня, плеснули на дрова из масленки и сразу почувствовали себя в тепле. Дрова весело потрескивали, работа пошла веселей, и к полуночи вагон был починен.
- Товарищи, сердечное вам спасибо, - благодарил Дегтярев, - а то как бы я с малолетками-то?..
- Подожди, Василий, еще не сел в вагон. Лошадь-то где возьмем?.. Ведь скарб у тебя?
- Какая лошадь, зачем она? На себе перенесем все, айда, ребята!..
Утром с дачным поездом Дегтярев вместе с многочисленным семейством и всем своим имуществом прибыл в Петроград.
Вечером вагон прицепили к дальнему поезду.
Расположившись у горячей "буржуйки", бывший солдат и бывший генерал заварили чай и завели разговор о предстоящей работе.
- Вот, Василий Алексеевич, - говорил Федоров, - приедем на новое место, обоснуемся и опять за дело. Создадим хорошую мастерскую. Я рад, что наконец получу возможность целиком отдаться работе над автоматом.
- Может быть, и мне удастся там заняться своим карабином.
- Обязательно, Василий Алексеевич. Вы непременно должны будете приступить к самостоятельной работе, опыта вам не занимать...
Поезд двигался медленно, часами стоял на станциях, полустанках, а то и просто в полях.
До станции Дно ехали чуть ли не неделю. Оттуда весь состав повернул на Тихвин - Московская дорога была забита воинскими эшелонами. С большим трудом добрались до Вологды и там опять застряли. В Петербург шли литерные поезда с мобилизованными, военным снаряжением, провиантом.
- Смотрите, какое движение к Питеру, наверное, что-то стряслось, - сказал Федоров, выглянув в приоткрытую дверь.
- Я сейчас сбегаю на вокзал, узнаю, - сказал Дегтярев.
- Нет уж, пойдемте вместе.
На вокзале толпились солдаты, мешочники, все старались пробиться к воззванию, приклеенному к кафельной печке.
Федоров, привстав на носки, через головы людей прочитал: "Социалистическое Отечество в опасности!" - и сердце его дрогнуло. Он протиснулся ближе и с жадностью дочитал до конца. Это был призыв партии и Советского правительства к народу.
Оказалось, что германское правительство прервало перемирие и бросило свои войска на юную Страну Советов. Остатки русской армии не могли противостоять громаде немецких войск и стремительно катились к Питеру.
Партия и правительство призывали рабочий класс и весь трудовой народ к решительной борьбе.
- Василий Алексеевич, - возбужденно сказал Федоров, - мы, как старые солдаты, не имеем права стоять на запасных путях. Наш долг - ковать оружие для начавшейся битвы, мы должны любыми путями пробиться к месту назначения. Сейчас же идемте к начальнику станции...
Решительные требования Федорова возымели действие: вагон прицепили к поезду, отправляющемуся в Москву.
24 февраля они прибыли к месту назначения.
Тихий, заснеженный городок встретил их могильным молчанием. Никаких представителей, никакой встречи...
- Ну что ж, Василий Алексеевич, - сказал Федоров. - Давайте выгружаться. - И первый выпрыгнул в снег. За ним спрыгнул Дегтярев.
- Да, Владимир Григорьевич, дело не ждет, да и душа болит, как подумаешь, что война.
Поручив женам укладывать вещи, они прямо с вокзала направились в уездный комитет партии.
В годы войны и разрухи
На другой день Федоров и Дегтярев осмотрели завод. Он состоял из нескольких маленьких полуразрушенных и недостроенных цехов, завьюженных не только снаружи, но и изнутри.
Часть оборудования была растащена, часть уцелела, но из-за пыли, ржавчины и снега было трудно определить его пригодность. Инструментальное хозяйство было почти полностью разграблено. Документации никакой не сохранилось. Обойдя завод, они не встретили ни одной живой души, кроме воробьев и голубей, прочно обосновавшихся там, куда не пробирались снег и ветер.
Вечером созвали всех работавших раньше на заводе. Явилось человек шестьдесят - все, что осталось от кадрового состава рабочих и служащих завода. Федоров, переписав и опросив собравшихся, остался очень доволен: среди них нашлось немало опытных рабочих-оружейников: слесарей, токарей, станочников и, что явилось приятной неожиданностью, оказались старые чертежники.
- С этими людьми можно смело браться за дело! - шепнул он Дегтяреву и громко сказал: - Кто желает работать на восстановлении завода, прошу поднять руки.
- Все хотим! - крикнул кто-то из рабочих. Взметнулись десятки рук. Рабочие обещали работать не щадя сил, единодушно избрав директором завода Федорова.
Федоров тут же поручил Дегтяреву подбирать людей и создавать опытную мастерскую.
Восстановление завода оказалось делом нелегким: не хватало людей, не было материалов и инструментов, не было топлива.
Поначалу создали мастерскую по ремонту оружия. Под наблюдением Дегтярева там чинились винтовки, пистолеты и различное автоматическое оружие времен империалистической войны.
Федоров подготовлял оборудование и инструменты к тому, чтобы начать производство советских автоматов.
Изготовление образцов по чертежам, составленным Федоровым в новой, метрической системе, повлекло за собой изготовление ряда приспособлений, инструментов и калибров. Дегтярев заботливо оснащал и расширял образцовую мастерскую, собирал в ней лучших специалистов и способную молодежь, старательно учил ее оружейному искусству.
Автоматическое оружие теперь требовалось как никогда. Началась гражданская война. Интервенты и белогвардейцы организовали против Советской России несколько фронтов. У врагов не было недостатка в новейшем оружии и снаряжении. Рожденная же в огне сражений Красная Армия располагала лишь скудными запасами, оставшимися в старой армии от империалистической войны.
Тем временем, пока Федоров налаживал производство автоматов, Дегтярев готовил кадры для образцовой мастерской и будущего конструкторского бюро.
Как-то в мастерскую пришел деревенский паренек - крепкий, жилистый, небольшого роста.
- Хочу работать у вас, - робко сказал он Дегтяреву. - Охота на оружейника выучиться.
- Ты что, слесарь? - приветливо спросил Дегтярев.
- Маракую малость...
Из-под зеленой войлочной шляпы Дегтярев пристально осмотрел плотную фигуру паренька, остановил взгляд на его натруженных руках.
- Из деревни я... учился у кузнецов и на заводе года два проработал.
Дегтярев прочел направление, где говорилось, что слесарь Сергей Симонов сдал испытания но 9 классу.
- Ну что ж, оставайся, посмотрим, на что ты годен. Будешь отлаживать автоматы.
- Как - автоматы, я же их в глаза не видел?
- Не бойся, увидишь, ничего в них нет страшного, - с улыбкой сказал Дегтярев. - А потом, я завсегда тут - без помощи не оставлю.
Подведя паренька к верстаку и взяв у мастеров различные части автомата, он стал собирать их, называя детали, показывая, как их надо подгонять и отлаживать.
Когда автомат был собран, Дегтярев передал его Симонову:
- Вот видишь, дело не такое уж сложное. Ну-ка, попробуй разобрать его.
Симонов свободно и уверенно стал разбирать автомат, кладя части на верстак одна к одной.
- Правильно разбираешь. Части никогда нельзя класть в кучу, иначе запутаешься.
- Я и собрать могу, - улыбнулся Симонов.
- А ну-ну, погляжу, соберешь ли?
Симонов не торопясь начал укладывать и соединять детали и не сделал ни одной ошибки.
- Ишь ты, башковит! - похвалил Дегтярев. - Считай, что пробу выдержал. Будешь работать на сборке...
Наблюдая за работой других мастеров, Дегтярев время от времени подходил к новичку, наблюдал молча, присматриваясь, иногда осторожно, чтобы не помешать работе, спрашивал:
- Ну как, Сергей Гаврилович, не заедает? - И если видел, что тот в затруднении, показывал, где и что надо сделать.
Прошло дней десять, и Симонов совершенно освоился с работой.
Тогда Дегтярев решил понемногу посвящать его в некоторые секреты производства. Однажды подошел и как бы между прочим спросил:
- Сергей Гаврилович, ты примечал, наверное, какие части чаще всего ломаются при стрельбе?
- Нет, не успел, я на стрельбище-то всего раза два был.
- Ну ничего, я скажу - это боевая личинка и затвор. А чтобы эти ответственные детали были прочней, их надо закаливать.
- Это известно, да где калить-то, в горне разве?
- Правильно, калильных печей у нас нет, а зато есть паяльная лампа... Пойдем-ка со мной.
Дегтярев, ловко зажав деталь в длинных щипцах, стал ее нагревать на паяльной лампе.
- Ты примечай, Сергей Гаврилович, деталь надо нагревать не одинаково. Рабочую часть не докрасна, а до желто-соломенного цвета, другие же места до синеватого. Вот, видишь?.. А теперь клади ее в бачок - там льняное масло. Знаешь ли, зачем масло-то?
- Нет, не знаю.
- Масло придает металлу вязкость - ломаться не будет...
Собрать и отладить автомат так, чтобы его механизм действовал безотказно, еще не значило, что оружие готово. Для того чтобы признать его годным для передачи в армию, оружие испытывали в стрельбе.
В мастерской было заведено, что, как только тот или иной мастер заканчивал сборку партии автоматов, их отвозили на стрельбище.
На этих испытаниях всегда присутствовали Федоров и Дегтярев.
Однажды, когда Федоров, по обыкновению, делал обход мастеров, Дегтярев представил ему новичка.
- Вот, Владимир Григорьевич, наш новый слесарь Сергей Гаврилович Симонов. Сегодня будем испытывать первую партию автоматов его сборки.
- А что, эти автоматы уже готовы?
- Готовы! - ответил Симонов. - Я немного раньше сделал...
- Очень хорошо, молодцом! Тогда пойдем на стрельбище.
- Там все подготовлено, - сказал Дегтярев, - Малинин и приемщик нас ждут.
Малинин, здоровенный детина, работавший стрелком-испытателем, приветствовал их зычным голосом по-солдатски: "Здравия желаю!"
В шестнадцатом году он был солдатом особой роты 189-го Измаильского полка, вооруженной автоматами Федорова. Принимал участие в боях на румынском фронте, был тяжело ранен, но сам приполз в лазарет и вынес с поля боя свой автомат. По демобилизации из армии он разыскал Федорова и Дегтярева и пожелал работать у них.
Малинин был отличным стрелком, но не умел разобраться в тонкостях оружия, из которого стрелял, и подчас не мог ответить на вопросы, которые интересовали изобретателей.
Чтобы узнать тонкости поведения автомата при стрельбе, Федоров стрелял сам или просил Дегтярева.
Симонов заметил это и попросил разрешения испробовать в стрельбе собранные им автоматы. Постреляв, он высказал несколько ценных советов.
- Смотрите, Василий Алексеевич, - сказал Федоров, - наш новый сборщик делает двойные успехи. Он молодчина!
С этого дня Дегтярев и Федоров стали еще внимательнее следить за успехами Симонова.
Непрерывное совершенствование мастерства каждым из рабочих, дружная и самоотверженная работа всего коллектива обеспечили быстрое выполнение задания правительства. Уже в двадцатом году завод отправил сражающимся красным полкам первую партию советских автоматов Федорова.
Думы о пулемете
Прошло четыре года. Они были трудными и тяжелыми. Дегтяреву и его товарищам приходилось оставлять работу и ехать в деревню, чтобы выменять картошки и хлеба для своих семей. Возвращаясь, они работали ночами, стараясь наверстать потерянное время. Они понимали важность своей работы, ибо мастерская и завод изготовляли оружие для красных полков, героически сражающихся с многочисленными врагами Страны Советов.
В эти годы некогда было думать о творчестве, но, как только победоносная Красная Армия разгромила последний оплот интервентов на Дальнем Востоке, Федоров поставил вопрос о создании новых образцов оружия для Красной Армии.
Первая мировая война дала оружейникам много ценных уроков. Она подтвердила необходимость унификации оружия, то есть изготовления различных типов оружия по одной системе, с применением единого патрона.
Усилиями Федорова и Дегтярева на базе образцовой мастерской было создано первое в Советском Союзе конструкторское бюро. Теперь можно было начать такую работу.
Федоров задумал создать но системе своего автомата несколько типов оружия, крайне необходимого для молодой Красной Армии. И опять во главе этих работ встал Дегтярев.
На протяжении нескольких лет в конструкторском бюро и образцовой мастерской велась разнообразная работа по унификации оружия. Было создано девять различных образцов пулеметов по системе автомата Федорова. Эта работа явилась хорошей школой по конструированию и для Дегтярева, и для молодых изобретателей из рабочих.
На разработке новых образцов они готовились к самостоятельной конструкторской деятельности. Дегтярева давно тревожили думы об изобретательстве. Почти два десятилетия он лелеял мечту о создании такого оружия, которое бы превзошло все иностранные образцы.
Мечта о создании боевого оружия зародилась у него еще в Ораниенбауме, когда, будучи солдатом, он обучал стрельбе ефрейторов и солдат из беспрерывно отказывавших и ломавшихся пулеметов Максима. Желание создать безотказное и мощное оружие укрепилось в нем, когда он ремонтировал сложную, непрочную и капризную автоматическую винтовку американца Браунинга.
Многолетняя работа с Федоровым, учеба у него и богатейший опыт, накопленный в годы создания федоровской винтовки и автомата, изучение многочисленных иностранных образцов автоматического оружия и работа над собственным карабином убедили Дегтярева в том, что настало время взяться за осуществление своей мечты.
Теперь для этого были все условия: в его распоряжении находилась отлично оснащенная мастерская, прекрасные мастера, опытные чертежники, расчетчики. Наконец, с ним был Федоров - крупнейший специалист, оружейного дела, готовый оказать ему любую помощь.
А самое главное: перед ним была ясная цель. Дегтярев знал, что теперь он будет создавать оружие для родной Красной Армии, для защиты социалистического Отечества.
Эта благородная цель служения раскрепощенному народу вдохновляла его на трудовой подвиг. Дегтярев был уверен, что Советское правительство поддержит его, изобретателя из народа, окажет ему необходимую помощь.
Но что же делать в первую очередь? Какой тип оружия более всего необходим Красной Армии? Этот вопрос глубоко волновал Дегтярева, лишал его покоя и сна. Проще всего было бы взяться эа доработку автоматического карабина, сделанного им еще в 1916 году в Сестрорецке, тем более что этот карабин находился теперь здесь, в образцовой мастерской. Но Дегтярев думал не о решении отдельных проблем в вооружении войск. Его волновала основная и главная задача перевооружения армии. Самым главным видом оружия в армии о и считал ручной пулемет. В этом убеждали его многочисленные высказывания Федорова и то значение, которое придавалось работам по переделке автомата Федорова в ручные пулеметы с воздушным и водяным охлаждением.
Итак, выбор был сделан - Дегтярев задумался над созданием ручного пулемета.
Теперь предстояло решить, по какой системе делать будущее оружие. В этом вопросе ему был крайне необходим совет Федорова. Но обратиться к Федорову - значило раскрыть свой замысел. А вдруг ничего не выйдет? Тогда - позор! Нет, так поступить он не мог...
Многолетняя работа в одиночку в царское время, секретность выполняемых им работ не могли не отразиться на характере Дегтярева. Он привык держать свои мысли в тайне даже от самых близких людей. Почти три года работая над своим карабином, он ни разу и словом никому не обмолвился об этом изобретении, до тех пор пока карабин не был окончательно сделан и отлажен.
Эти закоренелые привычки прошлого оказались столь сильны, что и сейчас, в советской действительности, Дегтярев твердо придерживался их: он обдумывал свою машину втайне от всех.
Как раз в это время Федоров получил за свой автомат большую премию от Советского правительства. Эту премию Федоров разделил поровну со своим учеником и помощником Дегтяревым, так много и самоотверженно потрудившимся над его винтовкой.
Переехав в свой дом, Василий Алексеевич первым делом засадил садик и в небольшом сарае оборудовал мастерскую.
В этой мастерской, в которую не проникал никто из посторонних, он и начал работу над отдельными частями будущего пулемета.
Перебирая в памяти различные системы автоматического оружия, он старался, уже в который раз, разобраться в их достоинствах и недостатках и решить, по какой системе разрабатывать задуманный пулемет.
Система подвижного ствола, по которой разрабатывались винтовка и автомат Федорова, многие винтовки Токарева, а также пулеметы Максима, Виккерса, Мадсена, Шоша, ему казалась наиболее сложной. Доказательством этому была его пятнадцатилетняя работа совместно с Федоровым над созданием многих образцов автоматического оружия.
Система с неподвижным стволом и отводом пороховых газов, по которой был сделан им автоматический карабин, получила к тому времени значительно меньшее распространение. Все же по ней были спроектированы пулеметы Гочкиса, Сент-Этьена, Льюиса и винтовки Мандрагона.
Изучая эти образцы, Дегтярев находил в них много недостатков, но он видел и пути к преодолению их. Он считал, что восемь лет назад, приступая к разработке автоматического карабина, выбрал правильный путь, разработав сцепление с помощью двух симметричных личинок, расположенных в горизонтальной плоскости, с применением толкателя с муфтой.
И сейчас, приступая к разработке ручного пулемета, он решил делать его по системе неподвижного ствола и отвода газов, с оригинальной разработкой оцепления и запирания по образцу своего карабина.
И вот в маленькой мастерской в сарае Дегтярев начал делать макет своего будущего пулемета.
Этой работой он занимался обычно в часы отдыха, вечерами, а иногда и в воскресные дни. Наиболее сложные части приходилось делать в мастерской, но так, чтобы никто не видел.
Вначале работа по созданию будущего пулемета являлась для него как бы развлечением, он занимался ею по часу, по два в день, а потом так увлекся, что посвящал ей все свободное время.
Однако чем больше Дегтярев работал над макетом, тем ясней становилось ему, что модель получается неудачной. Мысленно представив себе габариты будущего пулемета, он убеждался, что пулемет будет довольно громоздким и безусловно не таким легким, как было задумано. Тяжелая крышка, скосами которой производилось разъединение личинок, делало всю коробку высокой, а от этого увеличивались и другие части.
"Пожалуй, - размышлял Дегтярев, - лучше будет, если я возьмусь за карабин, закончу его, доведу до совершенства, а уж потом буду разрабатывать пулемет..."
Как-то от Федорова Дегтярев узнал, что сейчас большое значение придается разработке автоматической винтовки. Над новыми образцами упорно работал Токарев и другие конструкторы.
"Почему бы мне не взяться за автоматическую винтовку? - размышлял Дегтярев. - Сделать ее по системе карабина не представляет большого труда".
Он даже отложил на время недоделанный макет пулемета и начал готовить части винтовки. Но внутренний голос ему твердил: "Не то делаешь, Василий, армии нужен ручной пулемет!"
Новый, 1924 год застал Дегтярева в глубоком раздумье над будущим изобретением...
Беседа с М. В. Фрунзе
В двадцатых числах января ударили страшные морозы. Чтобы можно было работать в мастерской, Дегтярев приказывал с утра зажигать все паяльные лампы и ставить их на верстаки около мастеров...
В один из таких дней, намерзшись в мастерской на цементном полу, Василий Алексеевич, придя домой, обул валенки, поел горячих щей и, сев на низенькой скамеечке у полыхающей голландки, с наслаждением закурил трубочку. Он любил в тихие зимние вечера посидеть у огонька, подумать о своих делах. В этот раз в комнате никого не было и уютную тишину нарушало лишь тикание часов да потрескивание березовых дров. На улице тоже было тихо. Сквозь синеватый морозный узор в окна смотрела строгая луна, да слышалось, как изредка трещал телеграфный столб и скрипел снег под ногами одиноких прохожих.
Василий Алексеевич перенесся мыслями к пулемету и стал обдумывать, нельзя ли его построить несколько иначе. Мягкими неслышными шагами к печке подошел сибирский кот Мишка и стал тереться об его ногу.
- Пришел, приятель, пришел... - ласково сказал Василий Алексеевич и, не прерывая своей думы, стал гладить Мишку по густой шелковистой шерсти. Кот, мурлыча, улегся рядом.
Василий Алексеевич разморился от жары и, расстелив на полу возле печки полушубок, прилег отдохнуть. Усталость взяла свое, и скоро он спал крепким сном.
Жена, закрывая печку, не захотела, его тревожить и, прикрыв стеганым одеялом, на цыпочках ушла в свою комнату...
Дегтярева разбудили тревожные гудки. Вскочив, он удивился, что уже утро - морозный узор на окнах горел розоватым светом восхода. Прислушавшись к гудкам, он быстро надел треух и, на ходу накинув полушубок, выбежал на улицу. "Уж не пожар ли?" - мелькнуло в сознании...
С вокзала, закутавшись в шали, шли заплаканные женщины.
- Что случилось, почему гудки? - спросил Дегтярев.
- Беда, родимый, слышь, как паровозы-то ревут... Ленин помер...
Эти слова тяжелым камнем ударили в грудь. Дегтярев пошатнулся и чуть не закричал от боли, которая тисками сжимала сердце.
- Ленин умер, Ленин, Ильич, - шептал он. - Что-то теперь будет...
Размазывая кулаком стынущие на щеках слезы, он пошел туда, где тускло горели еще с ночи забытые огни, где, разрывая душу, ревел заводской гудок...
Во дворе завода молчаливо толпились рабочие, многие с непокрытыми головами. Они ждали официального сообщения, они все еще не верили, не хотели и не могли верить, что смерть сразила любимого Ильича.
Василий Алексеевич снял шапку, подошел вплотную к толпе и, молча пожимая руки рабочим, спросил:
- Когда?
- Вчера, в шесть часов пятьдесят минут, - угрюмо ответил один из рабочих и, не в силах сдержать слез, отвернулся. Эти минуты, полные горечи и скорби народа, Дегтярев запомнил на всю жизнь. Запомнил он и то, как в одном из цехов рабочие делали венок - последний подарок Ильичу. На красном щите серебряные листья дуба переплетались с боевыми клинками, штыками и медно-золотистыми гильзами - эмблемами оружейников. Кто-то из чертежников дрожащей рукой выводил на алой ленте слова: "От укома КП(б) и рабочих организаций города..."
В день похорон Ленина, когда рабочие и служащие всего мира на пять минут остановили работу, Дегтярев, склонив голову у верстака, мысленно поклялся: все силы, всю свою жизнь отдать честному и беззаветному служению делу Ленина, делу рабочего класса.
Дегтярев по-своему переживал тяжелую утрату. Он ушел в работу, замкнулся, с утра и до позднего вечера сверлил, пилил, фрезеровал - старался тяжелым трудом заглушить боль Души...
Однажды его пригласил к себе в кабинет Владимир Григорьевич Федоров и показал телеграмму из Москвы, которой Федоров и Дегтярев спешно вызывались к товарищу Фрунзе.
- Так как же быть? - растерянно спросил Дегтярев.
- Поезд через два часа, сделайте необходимые распоряжения по мастерской и идите собираться, я буду вас ждать на вокзале.
На другой день оба изобретателя сидели в кабинете Михаила Васильевича Фрунзе.
Робость, которую Дегтярев испытывал всю дорогу, исчезла при первых же словах наркома.
Михаил Васильевич с исключительной теплотой расспрашивал изобретателей об их работе, о планах на будущее, интересовался, в каких условиях они работают и живут.
Дегтярева удивило, что легендарный полководец Красной Армии до тонкости знает оружейное дело и говорит о многих новейших системах автоматического оружия так, словно сам является оружейником.
- Перед советскими оружейниками сейчас стоит задача создать оружие, которое бы превосходило известные заграничные системы, - сказал Михаил Васильевич. - Особенно нашей армии нужен хороший, легкий, простой и прочный ручной пулемет. Создание такого пулемета - дело неотложной важности, и я прошу вас об этом подумать.
Прощаясь, нарком пожелал изобретателям успеха и сказал, что им будет оказана любая помощь в работе.
- Прошу не забывать и о том, - сказал он, - что несовершенство многих заграничных систем автоматического оружия объясняется тем, что оно создавалось в спешке империалистической войны. Несомненно, что сейчас изобретатели Запада работают над усовершенствованием своих образцов. Я надеюсь, что оружие советских конструкторов превзойдет не только существующие иностранные образцы, но и то, котоpoe ими будет сделано в ближайшие годы...
Беседа с Михаилом Васильевичем Фрунзе произвела на обоих изобретателей глубокое впечатление. Домой они возвращались воодушевленные, полные горячего стремления к творчеству.
Дегтярев был особенно рад тому, что Михаил Васильевич словно угадал мучившие его сомнения и прямо сказал: "Армии нужен хороший ручной пулемет".
Эти слова наркома Дегтярев воспринял как боевое задание.
По возвращении домой он развернул заброшенную, неоконченную модель и, тщательно осмотрев ее, отложил в сторону.
- Все буду делать снова!
Рождение первенца
Отложив первоначальную модель, Дегтярев, однако, не отказался от нее полностью, напротив, он твердо решил взять за основу системы принцип своего автоматического карабина, то есть неподвижный ствол с отводом пороховых газов, но внести ряд конструктивных изменении, которые бы позволили сделать модель более компактной.
Рассматривая образцы ручных пулеметов, появившихся в годы империалистической войны, он самым серьезным недостатком этих систем считал тяжелый вес. Английский "льюис" весил 14,5 килограмма, германский "максим" (переделанный из станкового) - 18,9 килограмма и самый легкий французский "шоша" - 9 килограммов.
"Надо добиться того, чтобы русский, советский пулемет был легче любого из иностранных, чтобы каждый боец мог носить его за плечами", - размышлял Дегтярев.
Легкость системы была одним из самых главных требований, предъявляемых к будущему пулемету Михаилом Васильевичем Фрунзе.
А чтобы добиться легкости системы, следовало стремиться к наибольшей компактности коробки - центральной части всего механизма.
Задумавшись о компактности новой модели, Василий Алексеевич пришел к совершенно оригинальной мысли - заменить крышку плоской затворной рамой и на ней сделать скосы, разъединяющие боевые личинки. Рама должна была работать не от толкателя, а непосредственно от поршня.
Мысль о создании плоской затворной рамы так понравилась Василию Алексеевичу, что он, не раздумывая над тем, как расположатся все остальные детали, немедленно набросал приблизительную схему и, несмотря на поздний час, поспешил на завод.
В мастерской, кроме сторожа, никого не было. Василий Алексеевич разделся, отыскал подходящий кусок металла и, отбив зубилом приблизительные размеры, принялся за работу. Он был так упоен своим делом, что не заметил, как наступил рассвет. Лишь протяжный рев утреннего гудка, сзывающего рабочих, заставил его прервать работу.
Спрятав в стол кусок обструганного и рассверленного металла, он, довольный своими успехами, подошел к сторожу:
- Ну что ж, закурим, дедушка?
- Закурить закурим, а все же тебя, парень, похвалить нельзя.
- Почему это?.. Я ведь не в карты играл, а работал...
- Ишь какой ретивый нашелся, нешто для работы дня мало?..
- Может, и не мало, да ведь не всегда нужная мысль днем приходит...
- Рассказывай... Это только родить нельзя погодить, а тут и поутру бы можно...
- Не будем спорить, дедушка, на вот тебе табачку, да иди отдыхать. А о том, что я ночью работаю, - не рассказывай.
- Ладно уж, помолчу... - сказал дед и, понимающе подмигнув, пошел домой.
После беседы с Михаилом Васильевичем Фрунзе Дегтярев стал иногда и днем делать некоторые детали для пулемета в мастерской. Все же до поры, до времени никому не хотел открывать своего секрета.
Создавая затворную раму, он расположил на ней и все ответственные части механизма.
Создание плоской затворной рамы, движущейся по продольным пазам коробки, позволило Дегтяреву уменьшить высоту коробки снизу. Но изобретатель не остановился на этом. Чтобы достичь предельной легкости пулемета, он непременно хотел добиться уменьшения коробки и сверху. После долгих раздумий и поисков Дегтярев решил применить круглый дисковый магазин с находящимся на нем же приемником для патронов.
Когда коробка и движущаяся в ней затворная рама были готовы, Дегтярев решился показать свою модель Федорову.
Дождавшись, когда сотрудники мастерской разошлись по домам, Василий Алексеевич извлек из стола модель своего пулемета, поставил ее на верстак и пошел за Федоровым.
Модель эта была сделана без всяких чертежей, по весьма приблизительным расчетам, и Дегтярев едва ли решился бы ее показать кому-либо другому, но он был уверен, что Федоров и по этому черновому образцу сразу определит, стоит над ней работать или нет.
Так и вышло. Владимир Григорьевич, осмотрев модель, не мог скрыть своей радости.
- Василий Алексеевич, я должен вас поздравить с большой удачей. Ваша система задумана удивительно просто и надежно, на этой основе можно сделать именно такой пулемет, о котором говорил товарищ Фрунзе. - На лице Дегтярева появилась счастливая улыбка. - Но то, что я вижу теперь, - это еще не модель. Немедленно переносите все работы в мастерскую. Вам будет помогать весь коллектив.
- Владимир Григорьевич, как же в мастерскую, - смущенно спросил Дегтярев, - ведь моя система не запланирована и на работы по ней не отпущено ни одной копейки?
- Это вас не должно беспокоить. Нам достаточно средств отпущено на мои образцы, и, делая вашу систему, мы не выбросим деньги на ветер...
И вот в конструкторском бюро под руководством самого Федорова по составленной им схеме началась спешная разработка чертежей и расчетов нового пулемета.
Как только первые рабочие чертежи были спущены в мастерскую, Дегтярев и его ближайшие помощники взялись за изготовление новой модели.
В процессе работы Дегтярев тщательно обдумывал и проверял все части пулемета вплоть до мельчайших деталей.
Была разработана быстрая смена ствола, достигнуто предельное использование пороховых газов на отбрасывание подвижных частей, что приводило к уменьшению колебания ствола при стрельбе. Кроме того, были сконструированы облегченные сошки - упор, которые создавали лучшую устойчивость пулемета и способствовали достижению большей кучности при стрельбе.
Самоотверженная работа всего коллектива мастерской и неутомимая деятельность самого Василия Алексеевича, делавшего и термически обрабатывавшего все ответственные детали собственноручно, позволили закончить первую модель осенью 1924 года.
В Москву была отправлена телеграмма, извещавшая об изготовлении нового образца ручного пулемета конструкции Дегтярева.
Первое испытание
Поздней осенью Дегтярев со своим изобретением был вызван в Москву - пулемету предстояло пройти комиссионные испытания.
Его провожали все работники мастерской, от души желая успехов. Результаты предстоящих испытаний были для них Далеко не безразличны, ибо каждый вложил свою лепту в изготовление этой машины.
Федоров, крепко пожимая руку Василию Алексеевичу, говорил:
- Главное, не волнуйтесь, помните, что излишнее волнение может вам помешать и плохо отразится на ходе испытаний. Если случатся задержки или заедания, устраняйте их так же хладнокровно, как вы это делали в Ораниенбауме.
- Как-то боязно, Владимир Григорьевич...
- Понимаю, такое чувство испытывают все изобретатели, особенно при первом испытании своего детища. Поверьте, когда испытывали мою винтовку в девятьсот седьмом, я волновался не меньше вас.
- Помню, Владимир Григорьевич, а все-таки...
- Ничего, ничего, будьте смелей!
Ящик с разобранным пулеметом кое-как внесли в купе и положили на пол.
Дегтярев и сопровождавшие его люди, орудуя руками, пробились туда же и, не найдя мест, примостились на ящике. Поезд был до отказа набит мешочниками, спекулянтами и какими-то подозрительными людьми, неизвестно куда и зачем едущими.
Товарищи Дегтярева, осмотревшись, стащили с полки заспанного нэпмана и предложили прилечь Василию Алексеевичу.
- Нет, нет, я не лягу, - запротестовал он, - я хорошо выспался дома, да и не так уже долго проедем.
С полки свесилась взлохмаченная голова.
- А позвольте полюбопытствовать, что за товар везете, может, переуступите мне.
Дегтярев вспыхнул... Но стрелок-испытатель Малинин приподнялся и, поднеся к самому носу любопытного огромный кулачище, прошептал:
- Я те покажу товар!
Этот жест произвел на обитателей купе должное впечатление: все притихли и, немного пошептавшись, уснули. Был уже поздний час, и товарищи Дегтярева тоже задремали, а Василий Алексеевич, посасывая трубочку, все думал о предстоящих испытаниях своего пулемета.
Больше всего его волновал затыльник и коробка, которые трескались еще при испытании на заводе. Правда, теперь коробка была сделана заново с некоторым утолщением, и все же он беспокоился. "Уж больно металл непрочный". А где было достать в те годы качественный металл? Страна только залечивала раны, нанесенные войной и разрухой, о чудесных металлургических заводах - Магнитогорском, Кузнецком, Электростали, построенных в первой пятилетке, тогда могли лишь мечтать.
"Ну, что будет - то будет, - думал Дегтярев, - за конструкцию не боюсь, а вот за прочность... как заставят дать выстрелов этак тысяч десять - пятнадцать... - не знаю..."
Но вот в окно заглянуло мутное дождливое утро. В купе зашевелились, начали собираться. Кондуктор, погасив и спрятав в карман свечку, сонным голосом оповестил:
- Подъезжаем к Москве!
- Ну как настроение, Василий Алексеевич? Вздремнули? - спросил стрелок-испытатель.
- Спасибо, чувствую себя хорошо.
- Этот буржуй насчет товару не приставал?
- Нет, не приставал...
- Ну и ладно!.. Давайте выходить. - Он взвалил на спину ящик и, крикнув: "Поберегись!" - направился к выходу...
Испытания были назначены в тот же день; Дегтярев с товарищами, наняв извозчика, отправился на полигон.
Погода не улучшалась: дождь то переставал, то начинался снова, небо было обложено густыми хмурыми тучами.
Пока добрались до полигона, порядочно вымокли и продрогли. Но тут, словно приветствуя новое изобретение, вдруг выглянуло солнце, подул легонький ветерок, и Дегтярев мигом повеселел.
Пулемет собрали и стали дожидаться комиссии. Скоро приехали старые знакомые Дегтярева - изобретатели Токарев и Колесников со своими пулеметами, тоже намеченными к испытанию, а за ними на полигон вышла группа военных.
- Комиссия! Комиссия! - пролетел шепот среди собравшихся.
Дегтярев сразу узнал среди членов комиссии Семена Михайловича Буденного. От сознания, что его пулемет будет испытывать сам товарищ Буденный, он ощутил большую радость и в то же время робел. Его томило какое-то нехорошее предчувствие...
- Занять места! - раздалась команда.
К Дегтяреву подошли военные и указали, куда нужно поставить пулемет.
Пулеметы Токарева и Колесникова установили по соседству.
- Что ж, давайте начинать! - сказал Семен Михайлович.
- Изготовиться к стрельбе! - раздалась команда.
Стрелок-испытатель поплевал на руки:
- Разрешите-ка, Василий Алексеевич.
- Нет, нет, я сам буду стрелять!
- Это уж как вам угодно, а только мне сподручней.
- Может, дальше вы, а пока я сам... - и Дегтярев, растянувшись на фанере, навел пулемет на белый лист мишени под самое яблоко.
- Огонь! - раздалась команда.
Пулеметы застрочили.
Командиры с секундомерами в руках вели счет количеству выстрелов.
Все пулеметы действовали хорошо.
Через некоторое время пулеметы поставили па охлаждение.
Семен Михайлович, наблюдавший за стрельбой Токарева, вместе с членами комиссии подошел к Дегтяреву.
Осмотрев пулемет, он потрогал коробку ствола:
- Э, да он почти не нагрелся... дайте-ка я постреляю.
- Пулемет совсем не пристрелян, Семен Михайлович, - сказал Дегтярев.
- Это ничего.
- Сменить мишени!
- Смени-ть ми-ше-ни! - раздалось над полигоном.
Семен Михайлович лег к пулемету и, тщательно прицелившись, дал очередь.
- Работает исправно, поглядим, какова меткость!
А уж от вала мчался красноармеец с мишенью.
- Ну-ка, ну-ка, покажите, что там? - и Семен Михайлович развернул лист мишени. Пули попали в самое яблоко и около него.
- А говорите, не пристрелян, - улыбнулся Семен Михайлович. - Для начала это очень хорошо... посмотрим, что будет дальше.
Испытания возобновились.
Дегтярев, приободренный отзывом Семена Михайловича, снова лег к пулемету, нажал спуск и почувствовал мелкую, волнующую дрожь в руках...
Стрельба шла славно. Стрелок-испытатель едва успевал менять диски. Но вдруг пулемет замер.
Дегтярев вскочил на колени и бросился разбирать его.
- Что, заело, Василий Алексеевич? - спросил стрелок-испытатель.
- Какое заело... сломался, - сокрушенно сказал Дегтярев.
- Так неужели нельзя починить?
- Сломался боек, о почине и думать нельзя.
Стрелок с досады злобно плюнул.
- Надо же такой беде приключиться...
- Что случилось у вас? - послышался голос Семена Михайловича.
Дегтярев поднялся и показал ему обломок.
- Сломался боек, Семен Михайлович.
- Жалко, начало было хорошим. Ну да вы не волнуйтесь, боек - пустая поломка. Поезжайте к себе, поработайте, а через некоторое время опять испытаем ваш пулемет. Желаю вам новых успехов! - и он крепко пожал руку изобретателя.
Дегтярев, подавленный случившимся, медленно уходил с полигона, а в ушах его звучал почти не прекращающийся треск пулеметов Токарева и Колесникова.
- Так что же, Василий Алексеевич, неужели мы сдадимся? - спросил стрелок-испытатель.
- Нет, будем работать. Меня подвела некачественная сталь... Обидно, конечно, но ничего. Мы еще повоюем!..
Радость творчества
Неудача с испытанием пулемета в Москве произвела на Дегтярева удручающее впечатление. Он рассматривал ее как провал всего дела, в которое вложил несколько лет упорного труда, лучшие мысли и надежды. Особенно тяжело было Дегтяреву от сознания, что над его системой работали не жалея сил все сотрудники мастерской и конструкторского бюро. Какими глазами он будет смотреть им в лицо?
Правда, в глубине души Дегтярев находил очень веские доводы в свою защиту - ведь пулемет сняли с испытаний не по причине его непригодности, а из-за поломки бойка, из-за поломки всего лишь одной детали. Но это мало успокаивало его. "Кто будет вникать в детали, - размышлял он, - забраковали, провалился, не оправдал надежд - вот как посмотрят многие... А пожалуй, найдутся и такие, которые посмеются, скажут: "Не лезь с суконным рылом в калашный ряд".
Дегтярев приехал домой рано утром и целый день просидел закрывшись, не решаясь идти на завод. А сидеть дома и думать о своей неудаче было еще тяжелее.
Уже поздно вечером кто-то постучал в дверь, и Дегтярев услышал внизу в кухне голос Федорова. Вот послышались его аги по лестнице и наконец в комнате:
- Нехорошо, нехорошо прятаться, Василий Алексеевич, в мастерской люди не расходятся, ждут вас... Ну, здравствуйте, здравствуйте, с приездом.
- Спасибо, Владимир Григорьевич, только я и не рад, что приехал.
- Это еще что за настроение?.. Не узнаю вас, Василий Алексеевич.
- Чему же радоваться, забраковали мой пулемет.
- А мне звонили из Москвы, поздравляли с удачей, говорили, что ваш пулемет похвалил сам товарищ Буденный.
- Кто же вам звонил? - недоверчиво спросил Дегтярев.
- Звонили из Артиллерийского управления, есть указание отложить все работы и заняться вашим пулеметом, выделены специальные средства.
- Что вы говорите, Владимир Григорьевич? А я уж тут совсем приуныл.
- Да разве можно унывать из-за поломки бойка? Это же сущие пустяки. Помните, у меня в Ораниенбауме винтовка разорвалась при испытаниях, чуть руки не оторвало, а я и тогда не отказался от опытов.
- Да ведь и я не отказываюсь, Владимир Григорьевич, только стыдно как-то в мастерскую идти... мастера расспрашивать будут.
- Все давно уже знают и о поломке бойка, и о похвале товарища Буденного и рассматривают испытание пулемета не как поражение, а как победу.
- Неужели так, Владимир Григорьевич? - со слезами радости на глазах спросил Дегтярев. - Что же теперь делать?
- Я бы посоветовал вам не торопиться и сделать не боек, а новую модель всего пулемета, даже не одну, а две модели и тогда ехать на испытания. В случае отказа одной будем испытывать другую. Средства на эти работы уже отпущены.
- Если так, то я сейчас же иду на завод.
- Очень хорошо. Идемте вместе. Теперь создание вашего пулемета стало кровным делом всего коллектива.
Едва Дегтярев появился на пороге мастерской, как его тотчас же обступили рабочие, мастера, конструкторы, чертежники, стали успокаивать, поздравлять с успехом, уговаривать скорее браться за создание новой модели.
Дегтярев был растроган таким вниманием и заботой. Вытирая рукавом слезы радости, он горячо благодарил друзей, пожимал им руки, говорил:
- Будем работать, товарищи, и, я надеюсь, сделаем настоящий пулемет...
Как и предложил Федоров, стали изготовлять одновременно два образца. Один под наблюдением Федорова и Дегтярева изготовляли сотрудники мастерской, другой делал Василий Алексеевич собственноручно.
Дегтяреву было трудно угнаться за несколькими опытными мастерами, но он непременно хотел одну модель сделать собственными руками.
Федоров пытался отговорить его, но Дегтярев ничего не хотел слушать.
- Владимир Григорьевич, вспомните, сколько моделей ваших винтовок я сделал вот этими руками, так неужели я не имею права собственную модель делать сам?
- Кто же говорит об этом, Василий Алексеевич? Просто шаль, что вы будете тратить время и силы на работу, которую могут выполнить ваши помощники.
- Они сделают части такими же, какие они есть, а я их сделаю лучше, я буду стараться в каждую деталь вносить усовершенствование.
- Тогда соглашаюсь и не буду вас беспокоить, - сказал Федоров. - Это очень правильное суждение. Припоминаю, вы и в мою винтовку внесли ряд небольших, но очень ценных улучшений.
- Ну что там, Владимир Григорьевич... Там я не имел права отклоняться от чертежей, а тут я сам себе хозяин. Захотелось - изменю деталь, а то и совсем выброшу, из двух сделаю одну. Тут я буду работать и на ходу думать, улучшать...
Дегтярев приступил к изготовлению своей модели на другой день. Надев просторную темную толстовку, он встал к верстаку и начал опять с затворной рамы - самой главной части пулемета. Работал он не спеша, тщательно отшлифовывая и измеряя каждую грань, каждую выемку в металле. Сделав деталь, внимательно осматривал ее, то приближая, то удаляя от глаз, потом брал лупу и старался определить качество металла: нет ли трещин или маленьких предательских каверн.
Некоторые детали Дегтярев вначале рисовал на кусочке бумажки, потом переносил рисунок на металл и начинал обработку.
Создавая деталь из металла, подобно тому как скульптор высекает из камня какую-нибудь часть будущей скульптуры, он менял ее форму, стремился к тому, чтобы деталь была легче, но в то же время обладала достаточным запасом прочности.
Изготовив несколько деталей, он соединял их вместе, проверяя их спаривание.
Поставив перед собой задачу добиться в новой модели наибольшей простоты в устройстве механизма и легкости его сборки и разборки, Дегтярев стремился - к уменьшению числа частей и некоторые мелкие детали объединял в одну, в две.
Иногда он подходил к Шпагину или еще к кому-либо из слесарей и, показывая только что сделанные детали, советовался с ними. Он ощущал большую радость оттого, что теперь работал в коллективе и мог не только посоветоваться с любым из мастеров или конструкторов, но и получить от них любую помощь.
Каждый день к его верстаку подходил Федоров: осматривал готовые части, давал советы...
Однажды Владимир Григорьевич пришел и, прежде чем начать разговор о пулемете, строго сказал:
- Василий Алексеевич, на вас поступила жалоба.
- От кого это? - удивился Дегтярев.
- От вашей собственной жены, - рассмеялся Федоров, - говорит, от дому отбились, даже обедать не приходите...
- Это верно, Владимир Григорьевич, как возьмусь с утра за работу, так и не могу бросить. Все на обед идут, а я не могу оторваться. Пошел бы, конечно, кабы поближе... Время жалко.
- Так как же быть прикажете?
- Уж уладил, договорился с женой, чтоб обед сюда носила.
Но как ни старался Дегтярев, изготовление новой модели с многочисленными испытаниями, доделками и переделками продолжалось около двух лет. Лишь к осени 1926 года новый образец, сияющий стальными боками, был готов к комиссионным испытаниям.
Зато теперь Дегтярев не чувствовал прежней робости. Он был твердо уверен в своем пулемете.
Федоров не раз предупреждал его, чтобы он помнил слова Михаила Васильевича Фрунзе о том, что западные конструкторы не остановятся на моделях периода империалистической войны, они их будут совершенствовать, что между советскими конструкторами и конструкторами Запада непрерывно должен идти негласный поединок за лучшее вооружение своих армий боевой техникой.
Дегтярев ни на минуту не забывал об этом, он делал свой пулемет с учетом последних технических достижений, с учетом того, чтобы он мог вступить в соревнование с новейшими образцами автоматического оружия Европы и Америки и одержать в этом соревновании решительную победу.
Когда работа была близка к завершению, ему захотелось вступить в единоборство с конструкторами Запада уже не тайно, а явно - испытать качество своего изобретения на полигоне.
И скоро такой случай представился.
Второе испытание
Осенью 1926 года было получено предписание из Москвы - представить новую модель пулемета Дегтярева на полигонные испытания.
На этот раз к испытаниям подготовились более тщательно: Федоров, выезжавший в Москву вместе с Дегтяревым, приказал взять с собой наиболее ломкие запасные части: бойки, пружины и ящик с инструментами.
- Я больше вас верю в успех предстоящих испытаний, - сказал он Дегтяреву, - но предусмотрительность никогда не мешает...
Федоров еще до испытаний в Москве дал новой модели высокую оценку и прочил ей большое будущее.
- Необходимо отметить, - говорил он сотрудникам мастерской, спрашивавшим, выдержит ли новая модель испытания, - что в пулемете Дегтярева выполнена совершенно оригинальная конструкция механизма с применением всех новых идей, известных как в литературе, так и в последних образцах автоматического оружия.
В чем же преимущества дегтяревской системы?
- Прежде всего, - говорил Федоров, - малый вес, затем простота устройства и, наконец, хорошая кучность пуль.
Действительно, в отношении малого веса пулемета Дегтяреву удалось установить непревзойденный рекорд: его пулемет с сошками весил всего 8,5 килограмма, то есть был почти на 5 килограммов легче английского "льюиса" и чуть ли не вдвое легче немецкого ручного "максима".
Пулемет поражал простотой устройства и удобством в стрельбе.
Было в пулемете Дегтярева и еще одно, чрезвычайно важное достоинство, о котором знали все сотрудники мастерской: он при малом весе обладал удивительной прочностью механизма.
На заводских испытаниях пулемет без единой поломки отбил 10 тысяч выстрелов.
Однако как только Федоров и Дегтярев приехали в Москву, им объявили: новому образцу предстоит соревнование с серьезными "противниками".
На полигоне стояли готовый к испытаниям новый пулемет конструктора Токарева и последняя модель немецкого пулемета системы Драйзе, который должен был испытываться для сравнения. Как и в прошлые испытания, Дегтяреву указали отведенное для него место в одной линии с другими образцами, и он стал готовиться к "бою".
На этот раз Василий Алексеевич чувствовал себя совсем иначе. Он разговаривал с Федоровым, шутил со стрелками и, казалось, был полон уверенности в победе.
- А как же вы насчет "драйзе"? - спросил Федоров. - Ведь это не старый "максим".
- Побью! - решительно заявил Дегтярев.
Федоров никогда не видел в Дегтяреве такой решительности, это ему понравилось.
Члены комиссии осмотрели все пулеметы и приказали приготовиться к стрельбе.
Стрельба началась по команде из всех пулеметов одновременно и велась с маленькими перерывами для перезарядки и смены мишеней. Это был первый этап испытаний на кучность и рассеивание пуль. Он принес Дегтяреву большую радость. Его пулемет показал наибольшую кучность стрельбы.
Следующим этапом были испытания на живучесть.
К каждому пулемету поставили специальных наблюдателей и счетчиков. Они должны были подсчитывать количество задержек и регистрировать число выстрелов.
Из-за одновременной трескотни трех пулеметов невозможно было расслышать слова команды, и наблюдатели с членами комиссии больше обменивались жестами.
Дегтярев так увлекся стрельбой, что не заметил, как смолкли его соседи, и был остановлен наблюдателем, тоже не расслышавшим команду, лишь после того, как его пулемет сделал 580 выстрелов.
К нему подошли члены комиссии, осмотрели, потрогали пулемет.
- Пятьсот восемьдесят, говорите?
- Так точно, пятьсот восемьдесят! - доложил наблюдатель.
- Это же почти двойную норму отбухал без охлаждения, - удивился председатель комиссии.
- Любопытно проверить, сколько он простреляет без смазки?
- А смазка когда полагается? - спросил Дегтярев.
- После шестисот выстрелов.
Опять возобновилась стрельба.
Теперь члены комиссии стояли около Дегтярева, внимательно наблюдая за поведением его пулемета.
- Тысяча... тысяча двести... тысяча четыреста, - докладывал наблюдатель.
- Нагрелся?
- Не особенно, товарищ командир.
- Продолжайте стрельбу.
- Есть продолжать!..
Пулемет трещал и трещал, уж мишень была разорвана в клочья, а Дегтярев упрямо бил по щиту.
- Тысяча восемьсот... тысяча девятьсот... две тысячи, - докладывал наблюдатель.
Вот замолчал пулемет Токарева. Изобретатель склонился над ним, и вскоре пулемет опять заработал.
"А как же "драйзе"? - думал Дегтярев. - Ведь у него уже были две задержки, неужели он окажется лучше пулемета Токарева?"
- Две тысячи сто... две тысячи двести...
Дегтярев взглянул влево, ему послышалось, что дребезжащий стук "драйзе" вдруг оборвался. Сердце радостно застучало: "Неужели хваленый "драйзе" сдал?.. Так и есть, его исправляют..."
- Две тысячи триста... две тысячи триста пятьдесят... - кричит наблюдатель.
Вдруг Дегтярев слышит лишь голос своего пулемета. Он оглядывается в сторону Токарева: "И у него заело..." И опять бьет и бьет. Потом смотрит налево: около "драйзе" механик безнадежно машет рукой. Дегтярев трогает нагревшуюся коробку и опять продолжает стрельбу.
- Стоп, отставить! - раздается команда, и дюжие руки наблюдателя хватают его за плечи.
- Довольно!
- Сколько? - спрашивает председатель комиссии.
- Две тысячи шестьсот сорок шесть выстрелов, - доложил наблюдатель.
- Это великолепно! История пулеметного дела еще не знала таких рекордов. Поздравляю вас, товарищ Дегтярев, начало хорошее!..
И действительно, этот успех был лишь началом испытаний.
Дав пулеметам короткий отдых и исправив повреждение, их облили водой и вновь открыли из них огонь.
Пулеметы Дегтярева и Токарева работали исправно. "Драйве" то и дело заедал и в конце концов был совершенно спят с испытаний.
Но вот сделали перерыв. Пулеметы поставили па смазку, вытряхнули пыльные мешки.
- Стрельба продолжается! - раздалась команда.
И снова Дегтярев и Токарев ударили по щитам...
Уже побиты все рекорды по живучести, но оба пулемета продолжают работать.
Наконец их снова искусственно засоряют. Пулемет Токарева на этот раз начинает сдавать. У него все чаще появляются задержки, а пулемет Дегтярева работает, несмотря па пыль и засорение.
Но вот председатель приказывает прекратить стрельбу.
Федоров подходит к Дегтяреву и крепко, радостно трясет его руку.
- Василий Алексеевич, поздравляю вас! Победа, большая победа! Ваш пулемет сделал более двадцати тысяч выстрелов без единой поломки. Мне никогда не доводилось наблюдать такой стрельбы!..
Победа русской мысли
Успех пулемета Дегтярева на комиссионных испытаниях в Москве еще нельзя было считать окончательной победой конструктора.
По существующему положению пулемет должен был пройти полигонные и войсковые испытания. На полигонных испытаниях из пулемета стреляет не сам конструктор, хорошо знающий его капризы, а специальные стрелки-испытатели. Кроме того, там обычно испытывалась не одна, а несколько моделей одновременно.
Войсковые испытания оружия производились непосредственно в воинских частях самими стрелками в условиях, приближенных к фронтовым. С пулеметом делали перебежки, оставляли его под дождем, не чистили от пыли, брали водные и другие препятствия.
Все эти испытания неминуемо должно было пройти вооружение любого типа, прежде чем будет дан заказ на его массовое производство.
Пулемет Дегтярева блестяще выдержал все положенные испытания и в феврале 1927 года был принят на вооружение Красной Армии.
Перед Федоровым и Дегтяревым была поставлена задача организовать массовое производство пулеметов "ДП" ("Дегтярев пехотный").
Для успеха организации производства нового пулемета необходимо было изготовить приспособления, инструменты и калибры.
В период организации производства пулемета Дегтярева оба конструктора опять были втянуты в работу.
И дни и вечера Дегтярев проводил на заводе. Он был занят обучением рабочих изготовлению наиболее ответственных деталей.
Его можно было видеть то в одном, то в другом цехе: он становился к станкам, показывал, как легче обработать ту или иную деталь.
Он был счастлив, что теперь, при Советской власти, получил возможность не только изобретать, но и налаживать производство своего изобретения. Ему никто не может запретить усовершенствовать станки и механизмы, а это облегчит труд рабочих.
Он жил одними интересами с рабочими, мастерами, инженерами, чувствовал себя нужным на заводе, ощущал кровную связь с заводом и его коллективом.
Завод для него, как и для всех рабочих, стал родным, близким. Здесь они были равноправными хозяевами.
Прошло не более года, и войска получили новый пулемет марки "ДП".
Пулемет Дегтярева благодаря легкости, прочности, простоте устройства и безотказности в работе очень быстро завоевал признание в армии и сделался любимым оружием советских бойцов.
Негласный поединок, длившийся много лет между советскими конструкторами-оружейниками и конструкторами Запада, закончился победой русской технической мысли.
Пулемет Дегтярева оказался непревзойденным оружием, с ним не могли соперничать даже самые новые немецкие пулеметы.
Новое задание
Прежде чем рассказать о новом задании правительства, скажем о том, что Дегтярев одновременно с изготовлением пулемета "ДП" работал над конкурсными образцами автоматических винтовок по системе своего карабина.
Несмотря на огромный опыт использования разных типов оружия во время империалистической и гражданской войн, вопрос, какому оружию отдать предпочтение, долгие годы не был разрешен.
Автоматические винтовки, которые к концу империалистической войны во многих государствах почти не использовались (их повсеместно заменяли ручными пулеметами), постепенно стали опять рассматриваться как массовое, а может быть, и главное оружие пехоты.
Главное артиллерийское управление еще в 1924 году объявило конкурс советских конструкторов на лучшую автоматическую винтовку под существующий патрон.
Конкурс заканчивался в январе 1926 года. Срок был жестким, и это удручало Дегтярева, так как он мог заниматься разработкой винтовки лишь в вечерние часы и воскресные дни.
"Ну что же, - решил Дегтярев, - мне к этому не привыкать, ведь сделал же я карабин во внеурочное время, а теперь условия работы совсем другие..."
Испытание винтовок было очень серьезным и продолжалось несколько дней. Дегтярев по сравнению с Федоровым и Токаревым добился наибольших успехов. Только его винтовка выдержала 10 тысяч выстрелов и была признана наиболее прочной.
В июне 1928 года состоялись новые испытания улучшенных образцов винтовок.
На этот раз победу одержал Токарев. Его винтовка показала лучшие результаты стрельбы и дала меньшее число задержек. Однако система с неподвижным стволом (винтовка Дегтярева) была признана наиболее надежной, и комиссия постановила заказать 500 экземпляров его винтовок для более широких войсковых испытаний.
Успех пулемета "ДП" в воинских частях рос с каждым месяцем. Увеличивалось и количество писем, которые получал Дегтярев от пехотинцев. Эти письма Василий Алексеевич читал с большим вниманием, так как в них, помимо теплых слов благодарности, было немало ценных советов и пожеланий, которые могли пригодиться для дальнейшего улучшения системы пулемета. Дегтярев привык к письмам пехотинцев и охотно на них отвечал. Но однажды он получил необычное письмо: его написали не пехотинцы, а летчики. Они просили приспособить пехотный пулемет для авиации взамен устаревшего "льюиса".
Дегтярев пошел с этим письмом к Федорову.
- А я только что получил указание от директора завода срочно заняться переделкой "ДП" в авиационный пулемет, - сказал Федоров. - Полученное вами письмо как раз подтверждает срочную необходимость такой работы.
- Так как же быть, Владимир Григорьевич? - спросил Дегтярев.
- Я полагаю, что вначале нужно подробно ознакомиться с условиями предстоящей работы и с требованиями, которые теперь предъявляются к авиационному пулемету. Ведь с тех нор как вы разрабатывали для авиации мой автомат, прошло порядочно времени, появились новые самолеты...
- Выходит, что надо ехать на аэродром.
- Безусловно, надо начинать с этого. Пройдемте сейчас к директору завода, он нам поможет попасть на аэродром.
В тот же день они были на аэродроме. Василий Алексеевич, тщательно осмотрев кабины самолетов, убедился, что приспособление его пулемета для авиации потребует серьезной переделки.
Прежде всего следовало изменить его габариты: убрать приклад, широкий круглый диск и даже наствольный короб, так как приток свежего воздуха при полете будет хорошо охлаждать ствол.
Необходимо было разработать легкое и прочное устройство для крепления пулемета к турели самолета, кольцо для авиационного прицела, специальную мушку и другое.
Дегтярев тщательно измерил кабину самолета и определил, на какую площадь он может рассчитывать при разработке нового типа оружия.
Когда возвращались домой, директор говорил о все возрастающем значении военной авиации. Вооружение самолетов мощным оружием сейчас выдвигалось как первостепенная задача.
- Мы эту задачу выполним, - твердо сказал Дегтярев.
- Надо, чтобы это важное задание было выполнено срочно, - подчеркнул директор.
- Тогда поступим так, - сказал Федоров, - с сегодняшнего дня вы, Василий Алексеевич, будете освобождены от забот о винтовке и немедленно приступите к разработке авиационного пулемета.
- Хорошо, Владимир Григорьевич, у меня уже сейчас готовы главные предложения.
- Ну вот и отлично... Сделайте набросок схемки, обсудим его, и сразу за дело!..
В этой работе Дегтяреву чрезвычайно пригодился опыт, накопленный в результате разработки различных типов оружия по системе федоровского автомата. Особенно ценной была практическая работа по созданию одиночной, а также спаренной и строенной моделей авиационного пулемета из автоматов Федорова, которые делал Дегтярев в двадцатые годы.
Благодаря этому Дегтярев без особого труда разработал оригинальное и прочное крепление пулемета к турели, убрал приклад, заменив его двумя рукоятями: одна для удобства обращения была загнута вверх, другая вниз. Кожух снял, а на дульной части ствола укрепил флюгер-мушку.
Разработка и изготовление всех этих приспособлений проходили быстро, без всяких помех и задержек, но в изготовлении нового магазина Дегтярев столкнулся с серьезными трудностями.
Широкий круглый магазин для патронов решительно не годился. Создание прямоугольного магазина, где бы патроны разместились в два-три яруса, требовало сложных приспособлений для подачи патронов.
Применить пулеметную ленту в самолете не позволяли специфические условия стрельбы.
После долгих раздумий Дегтярев остановился на круглом диске, но решил почти вдвое уменьшить его диаметр, а патроны разместить в три яруса.
Был сделан пробный макет. Такой диск подходил по габаритам и имел еще одно важное преимущество: в нем размещалось не 49, а 65 патронов. Сложность состояла лишь в том, чтобы избежать заклинивания патронов при поступлении из магазина в приемник. Но и это затруднение удалось устранить. Магазин работал безотказно.
Испытания на заводе дали хорошие результаты, тогда Дегтярев вместе с директором завода отправился с пулеметом в авиационное подразделение. Пулемет установили на турели самолета, и в присутствии летчиков дали очередь. Гильзы со 8воном посыпались в кабину.
Летчики с недоумением переглянулись. Гильзы могли попасть в механизм управления, а это при полете грозило катастрофой.
Дегтярев, заметив их взгляды, сказал:
- Не беспокойтесь, мы гильзы упрячем в мешок, нам важно сейчас определить лишь, как работает пулемет, подошел ли он по размеру, а о гильзах не беспокойтесь, завтра же будет мешок.
Пулемет был горячо одобрен летчиками. Они от души поздравляли конструктора и, прощаясь с ним, просили не забыть о мешке - без него невозможно!..
Вернувшись на завод, Дегтярев попросил Федорова помочь сделать чертеж мешка.
Мешок сшили, снабдили у горловины металлической рамкой и прикрепили к пулемету. Попробовали в стрельбе. И вот тут-то выяснились непредвиденные трудности. При стрельбе гильзы застревали в горловине мешка, и, чтобы продолжать стрельбу, мешок то и дело приходилось встряхивать.
- Давайте сделаем жесткий каркас, - предложил Дегтярев.
Федоров согласился.
На другой день, вставив в мешок проволочный каркас, снова отправились на стрельбище.
Дегтярев сам подошел к станку, где был укреплен пулемет, и дал короткую очередь.
Гильзы, звеня, полетели в мешок и упали на самое дно.
- Хорошо пока идет, - улыбнулся Дегтярев.
- А вы попробуйте длинную очередь, - посоветовал Федоров.
Дегтярев нажал на спусковой крючок и вдруг почувствовал, что гильзы, перемешавшись, стали дыбом и забили горловину мешка.
- Надо придать каркасу форму воображаемой линии полета гильз, - сказал Федоров.
Каркас согнули в дугу, но гильзы по-прежнему застревали. Пробовали мешку придавать десятки различных изгибов. Пробыли на стрельбище до позднего вечера и ничего не добились.
На другой, на третий и на четвертый день продолжались те же безуспешные эксперименты. Сшили мешки большего размера и все-таки не добились желаемых результатов - гильзы продолжали застревать.
Было обидно, что пулемет, так горячо одобренный летчиками и показавший прекрасные боевые качества, нельзя было применить в авиации из-за какого-то мешка.
Дегтярев приходил с завода хмурый, расстроенный, за обедом молчал, поглощенный своими думами.
- Папа, пойдем сегодня в кино, - пригласили как-то сыновья, - немножко рассеешься, отдохнешь.
- Ну что же, пожалуй, схожу, - согласился он, - хотя и не до кино мне.
Перед картиной показывали спортивный журнал: соревнования конькобежцев и лыжников.
Дегтярев, любивший спорт, с удовольствием смотрел журнал. Вдруг его внимание привлекли медленно идущие лыжники, так медленно и плавно, что можно было проследить каждое движение. Дегтярев прочел надпись: "Тайна хода мастеров лыжного спорта".
- Как это достигнуто? - шепотом спросил он у сыновей.
- Ускоренной съемкой.
- Может, так и гильзы можно заснять?
- Очевидно, можно...
- Ну вот что, ребята, вы тут смотрите, а я пойду домой, мысль мне одна явилась... Уж вы не сердитесь, как-нибудь еще схожу с вами... - И он, согнувшись, чтобы никому не помешать, вышел из зала и быстро направился домой.
В ту же ночь ему удалось дозвониться до Москвы и вызвать кинооператора.
Заснятая ускоренной съемкой, работа пулемета через несколько дней была показана на экране. Это помогло открыть тайну полета гильз и придать мешку необходимый изгиб.
2 марта 1928 года авиационный пулемет Дегтярева был принят к серийному производству и заменил в советских самолетах слабые в боевом отношении английские пулеметы Льюиса.
Танки вооружаются пулеметом Дегтярева
Вскоре после принятия "ДА" ("Дегтярев авиационный") конструкторское бюро, где Василий Алексеевич был теперь главным конструктором, получило задание - создать по системе "ДП" танковый пулемет, необходимый для вооружения советских танков.
Дегтяреву шел пятидесятый год, но он был бодр и неутомим в работе.
Однако начальник конструкторского бюро Федоров, получив новое задание, задумался. Дегтярев был занят срочной и важной работой - он готовил образцы автоматических винтовок для третьего конкурса: новое задание могло повлиять на успех этих работ.
У него явилась мысль поручить разработку нового типа оружия талантливому молодому конструктору Шпагину, так хорошо в свое время разработавшему танковый пулемет по системе Федорова и сделавшему шаровую установку. Но Федоров не знал, как отнесется к этому Дегтярев. Согласится ли он доверить свою систему другому изобретателю с тем, чтобы тот разрабатывал для нее приспособления?..
"Думаю, что согласится, - размышлял Федоров. - Да нет, тут не может быть никаких сомнений. Вся жизнь Василия Алексеевича подтверждает это, интересы государства для него превыше всего!.."
Новое задание Василий Алексеевич, как всегда, принял с радостью.
- Я с большой охотой возьмусь за это дело, - сказал он Федорову, - только не знаю, как быть с винтовкой.
- Я думал об этом, Василий Алексеевич. Мне кажется, довести винтовку до совершенства труднее, чем переделать один тип пулемета в другой. Вы это сами отлично знаете по опыту унификации моего автомата.
- Это правильно, Владимир Григорьевич, - согласился Дегтярев, - а вы помните, как тогда приспособил для танка ваш автомат Шпагин?
- Очень хорошо, я бы сказал, талантливо.
- Так почему бы ему не поручить работу с моим пулеметом?
Федоров просиял. Он не ожидал, что Дегтярев сам примет такое решение...
Дегтярев без колебаний передал в руки другого конструктора свое изобретение, принесшее ему большую славу, предоставив тому право на основе своей системы создавать новый тип оружия.
Дегтярева совсем не волновал вопрос личной славы, он думал лишь о том, чтобы сделать для армии новый тип оружия без ущерба для другой работы и как можно быстрее. А кто сделает этот пулемет, кто получит благодарность - он, Шпагин или кто другой - это было для него делом второстепенным. Он был уверен, что Шпагин не подведет, и Шпагин блестяще оправдал надежду Дегтярева.
Новый пулемет был доставлен на танкодром, установлен в танке, и из него произвели по различным целям около 50 тысяч выстрелов.
"ДТ" ("Дегтярев танковый") проявил себя с лучшей стороны и на официальных испытаниях и в том же 1929 году был принят на вооружение Красной Армии.
Ответ на нужды армии
До изобретения своего знаменитого ручного пулемета Василий Алексеевич, в силу природной скромности, стеснялся и не решался браться за самостоятельную работу по конструированию ряда образцов вооружения, хотя и чувствовал, что эта работа ему по плечу.
Огромный успех в армии созданного им пулемета "ДП" заставил Дегтярева окончательно увериться в своих силах и способностях, придал смелость его замыслам. С этого момента начался бурный подъем его творческой деятельности. Новые типы оружия, разрабатываемые Дегтяревым и его ближайшими сотрудниками, создавались один за другим.
"Дегтярев пехотный", "Дегтярев авиационный", "Дегтярев танковый" и многие образцы автоматических винтовок не исчерпывают списка его изобретений этих лет.
Василий Алексеевич обладал ценнейшим качеством - он никогда не успокаивался на достигнутом, неустанно улучшал сделанное, стремясь добиться еще большего совершенства в своих системах.
Ведя обширную переписку с бойцами, командирами и политработниками армии, он получал много ценных замечаний по своим образцам, но, не удовлетворяясь этим, сам бывал в воинских частях и на маневрах, чтобы собственными глазами увидеть достоинства и недостатки созданного им оружия. Иногда ему как конструктору удавалось увидеть то, что было незаметно для стрелков. В другой раз, наоборот, рядовой красноармеец ему указывал на недочеты, которых не мог заметить ни он, ни другие работники конструкторского бюро.
Строгая самокритичность, стремление довести до совершенства каждую систему заставляли Дегтярева все время работать уже над одобренными и принятыми на вооружение образцами.
Создав в 1928 году лучший в мире авиационный пулемет, он решил, что это оружие можно еще улучшить, и стал работать над его усовершенствованием. Он поставил перед собой задачу увеличить боеспособность пулемета и справился с ней удачно. В 1930 году на вооружение Советского Военно-Воздушного Флота была принята разработанная им спаренная система авиационных пулеметов с учащенным темпом стрельбы.
В эти же годы по системе Дегтярева разрабатываются зенитные орудия калибром 25-40 миллиметров...
Неустанно думая о нуждах армии и отдавая все свои силы и способности укреплению ее боевой мощи, Дегтярев болезненно переживал жалобы бойцов и командиров на тот или иной тип оружия.
Однажды, вернувшись из воинской части, он сказал Федорову:
- Владимир Григорьевич, бойцы жалуются на "максима", говорят, устарел он и страшно тяжел, мешает быстрому маневру.
- Наш, русский "максим" значительно лучше английского, но все же бойцы правы.
- Я им сказал, что постараюсь сделать советский станковый пулемет по системе ручного.
- Это правильная мысль. Я буду горячо поддерживать ваше начинание, такой пулемет крайне нужен армии...
Разговор этот происходил в начале 1929 года, когда Дегтярев работал над автоматической винтовкой и спаренной установкой авиационных пулеметов, когда по его системе и под его наблюдением разрабатывался танковый пулемет и зенитные орудия.
И все же, считая работу важной и неотложной, Дегтярев решил приступить к ней немедленно.
Дегтярев понимал, что потрудиться придется много, что новые требования повлекут за собой существенную переделку всей системы, но не боялся этого. В создании станкового пулемета были и заманчивые стороны. Во-первых, прочный станок позволял достичь еще большей кучности. А увеличение веса пулемета делало детали более массивными и тем самым усиливало прочность и надежность всей конструкции; но самое главное, Дегтярев мечтал повысить практическую скорострельность и боеспособность нового пулемета.
Работа над пулеметом началась в начале 1929 года и первое время шла довольно быстро, хотя Дегтярев должен был беспрестанно отвлекаться от нее, чтобы дорабатывать другие системы.
К лету, когда был сделан и испытан первый опытный образец "ДС" ("Дегтярев станковый"), выяснилось, что система ненадежна и над ней предстоит еще много работать.
Пулемет при стрельбе сильно перегревался, и, чтобы вести наблюдения за работой механизма, на него то и дело приходилось лить холодную воду. Особенно сильно нагревался патронник, и это внушало опасение, что патроны взорвутся и в результате пулемет будет разрушен.
Был обнаружен и еще один серьезный дефект. Пружина, расположенная в подствольной части, тоже при стрельбе нагревалась и теряла свою упругость - пулемет переставал работать.
Шпагин, принимавший живое участие в изготовлении опытного образца, предложил перенести пружину из-под ствола в заднюю часть.
- Я тоже думал над этим, - сказал Василий Алексеевич, - Хоть и велика работа, но, должно быть, без нее не обойтись.
Федоров тоже настаивал на переносе пружины. Поразмыслив, Дегтярев решил, что другого выхода нет, и взялся за переделку механизма...
В конце лета Дегтярева пригласили на большие маневры Красной Армии. Для него это было радостным событием, так как предстояло увидеть изобретенное им оружие в обстановке, приближенной к боевой, услышать ценные советы бойцов и командиров...
После маневров Дегтярев был приглашен к наркому обороны.
Нарком, поздравив конструктора с успехами в разработке ручного, авиационного и танкового пулеметов, попросил рассказать о своей работе и планах на будущее.
В этой беседе народный комиссар отметил все возрастающее значение для обороны страны авиации и танков и указал на необходимость создания крупнокалиберного пулемета.
Дегтярев задумался. Он воспринял слова наркома как боевое задание...
Это дело ему представлялось еще более сложным, чем создание "ДС". Тут нужно было почти вдвое увеличить калибр оружия, от этого должно возрасти давление пороховых газов; следовательно, нельзя было механически увеличивать детали конструкции. Требовались новые технические расчеты.
Приехав домой, он рассказал о полученном задании Федорову и поделился с ним своими мыслями.
- Да, - сказал Федоров, - это дело серьезное. Я предлагаю разработку нового пулемета поставить на строго техническую основу - разработать схему проектирования, сделать точные расчеты, составить рабочие чертежи - и лишь тогда приступать к изготовлению модели.
- Правильно, - согласился Дегтярев, - надо составить расчеты и разработать чертежи, беря за основу "ДП", но я очень прошу...
- Понимаю вас, Василий Алексеевич, я никому не передоверю этого дела. Все работы по расчетам и проектированию будут вестись под моим руководством, при вашем ближайшем участии...
В январе 1930 года, когда работы по крупнокалиберному пулемету шли полным ходом, Дегтярева неожиданно пригласили в партийный комитет.
"Зачем это они меня? - думал он по дороге в партком. - Может, опять выступить где-нибудь?.. Если выступать - откажусь... это для меня хуже наказания..."
- А, Василий Алексеевич, садитесь, садитесь, - приветствовал его секретарь парткома. - Мы вас вот почему побеспокоили: руководство завода, рабочие, инженерно-технические работники - вообще весь наш коллектив решил торжественно отметить ваше пятидесятилетие.
- Что вы, зачем... я этого не заслужил, да и вообще не надо...
- Нет, нет, Василий Алексеевич, это решено, ваше чествование - большой праздник для всего коллектива. Приглашаю вас завтра в клуб в семь часов вечера.
- Опять мне надо говорить?
- Неплохо бы рассказать о своем жизненном пути - это пример для всех нас, особенно для молодежи.
- Я, право, не знаю, - смутился Дегтярев.
- Не беспокойтесь и не волнуйтесь, все будет хорошо, я за вами заеду.
...Василий Алексеевич сидел в президиуме и чувствовал себя очень неловко.
Когда ему дали слово, он прослезился и, не выходя на трибуну, сказал:
- Все знают, я говорить не умею. Я только и хочу сказать, что мою работу, мой труд оценило Советское правительство и партия большевиков. Они меня поставили на ноги, они дали мне возможность работать и изобретать. За это им душевное спасибо.
А образцы, о которых тут говорили, я не смог бы сделать, если бы мне не помогали все сотрудники нашего бюро и мастерской, от рядового рабочего до руководителя, моего учителя Владимира Григорьевича Федорова. Всем им большое спасибо.
Его слова заглушили аплодисменты. Под их оглушительный гром на сцену неслышно въехал легковой автомобиль и остановился у стола президиума.
- Товарищи! - громко заговорил секретарь парткома, - Этот автомобиль - подарок нашему дорогому Василию Алексеевичу от народного комиссара обороны.
"ДШК"
До разработки крупнокалиберного пулемета, несмотря на существование конструкторского бюро, где имелись хорошие конструкторы, расчетчики и чертежники, Василий Алексеевич редко обращался к их помощи, стремясь сам сделать задуманное им оружие.
После всестороннего обдумывания своей системы в целом, то есть в смысле автоматики, он тщательно продумывал важнейшие узлы: запирания, ударного механизма, подачу патронов.
Затем он приступил к изготовлению макета, или модели образца. Работа начиналась обычно с самого важного - узла запирания.
Излюбленным приемом Василия Алексеевича в начале работ было составление простой схемы этой части с нанесением главных размеров. Затем при помощи штангенциркуля, зубила и молотка он переносил размеры на заготовленный брусок и, став к станку, начинал работу.
Так же делались и другие узлы. Создав главные части механизма, было уже легче компоновать последующие, составляя отдельные схемки и производя разметку.
Потом приходилось заниматься отладкой всего механизма, затем вести испытания стрельбой, при которой многие детали ломались, что подчас влекло за собой существенную переделку всей системы.
Этот полукустарный метод проектирования, когда схема и чертежи на всю машину составлялись лишь после изготовления ее главного механизма, резко осуждался Федоровым, но Василию Алексеевичу, в силу старой привычки, было трудно от него отказаться.
Предварительное составление рабочих чертежей до изготовления опытных образцов было впервые применено при разработке крупнокалиберного пулемета. Пулемет разрабатывался под патрон калибра 12,7 миллиметра вместо существующего патрона калибра 7,62 миллиметра, под который был сделан "ДП".
Теперь основная тяжесть работ по проектированию новых образцов должна была лечь на весь коллектив конструкторского бюро, и, главным образом, на конструкторов-чертежников, которые сделались ближайшими помощниками Дегтярева.
По его указаниям и наброскам, а также и на основе "ДП" они взялись за составление чертежей.
По этим чертежам коллектив мастерской изготовил опытный образец нового пулемета, избавив Василия Алексеевича от тяжелого и длительного труда.
Разработка крупнокалиберного пулемета положила начало в конструкторском бюро новому, коллективному методу проектирования под руководством Дегтярева.
Этот метод сулил огромные преимущества, так как по нему к разработке образца привлекались различные специалисты, в совершенстве знающие свое дело, а разработка и изготовление образца производились намного быстрее.
Когда первый образец крупнокалиберного пулемета Дегтярева был собран, начались испытания его стрельбой. Они показали непрочность многих его деталей, даже отдельных частей, которые при стрельбе давали трещины и даже ломались. В этом меньше всего были виноваты специалисты, делавшие расчеты. Причина была в плохом качестве металла.
Василию Алексеевичу приходилось на ходу вносить конструктивные изменения в модели, делать новые, более прочные детали, заменять целые части. Но неудачи продолжали преследовать его. Ему особенно хотелось в эти дни поговорить с Федоровым, но Владимир Григорьевич был отозван в Москву на научную работу.
Некоторые мастера - свидетели многих неудач с испытаниями крупнокалиберного пулемета - начали сомневаться в достоинствах создаваемой системы. Но Василий Алексеевич ни на минуту не терял веры в окончательную победу. Да теперь и трудно было ему обмануться: многолетний опыт по разработке многочисленных образцов оружия убеждал его в том, что работы ведутся правильно.
Он предложил сделать еще одну модель крупнокалиберного пулемета и внес в нее конструктивные изменения с учетом обнаруженных недостатков.
Когда новая модель была доставлена на стрельбище, Василий Алексеевич пригласил туда не только конструкторов, но и мастеров, которые трудились над ее созданием.
Он обратился к ним с просьбой критиковать новый образец со всей суровостью, подмечать его малейшие недостатки и высказывать свои пожелания и советы.
Новая модель оказалась лучше прежней, но работала она неровно, с заеданиями, не было уверенности в том, что она окажется достаточно прочной, чтобы выдержать несколько десятков тысяч выстрелов.
Как-то во время стрельбы к Василию Алексеевичу подошел Шпагин и, отозвав его в сторонку, сказал:
- Василий Алексеевич, у меня есть предложение по улучшению живучести и боеспособности пулемета.
- Так чего же ты молчишь? - удивился Василий Алексеевич.
- Да, может, вы и сами об этом не раз думали, только я предлагаю сделать вот так, - и Шпагин начал излагать свои соображения.
- Дельно, дельно... очень дельно, - говорил Василий Алексеевич. - Я думал об этом, но думал по-другому. Твое предложение проще... и, думаю, лучше. Так вот что, Семеныч, давай-ка, брат, будем вдвоем доделывать этот пулемет.
Длительное время Дегтярев и его ученик Георгий Шпагин работали в тесном сотрудничестве, и это дало хорошие плоды. Крупнокалиберный пулемет был закончен й представлен в Москву в 1938 году. Его испытывали в присутствии наркома обороны. Пулемет отлично выдержал испытания и был принят на вооружение.
Скоро на нем как символ творческого содружества двух советских конструкторов стояли три буквы "ДШК" ("Дегтярев - Шпагин крупнокалиберный").
Завершение десятилетнего труда
Несмотря на мягкий характер, редкое радушие к людям, любовь к животным и птицам, Василий Алексеевич был человеком непреклонной воли и каждое начатое дело доводил до конца. Его не могли смутить или испугать неудачи.
Неудачи скорее вдохновляли его, нежели расхолаживали. Чем больше было препятствий, тем настойчивее стремился он завершить начатое дело.
Приступив к работе над пулеметом "ДС" в 1929 году, он не прекращал этой работы даже в самые напряженные месяцы разработки "ДШК". Если не хватало дня, он работал ночью, но никогда не забывал о "ДС", как мать, лелея одного ребенка, никогда не забывает о другом.
Он работал над "ДС" не из упрямства, не ради спортивного интереса - им руководило и его влекло на трудовой подвиг высокое чувство долга перед Родиной.
Работая вместе со Шпагиным над "ДШК", Василий Алексеевич нередко обсуждал с ним и капризы механизма "ДС". Хотя Василий Алексеевич был тончайшим знатоком оружия и оружейной автоматики, все же он внимательно прислушивался к замечаниям сотрудников мастерской, особенно Шпагина, работавшего с ним рука об руку.
Бывало, внесет в модель новые изменения и скажет:
- А ну-ка, Семеныч, взгляни теперь, каково... Говорят, со стороны-то виднее!..
Однажды Шпагин посоветовал ему вместо дискового магазина сконструировать ленточный приемник для патронов и даже сделал набросок схемы.
Василий Алексеевич задумался. Ленточный приемник не был новостью, он применялся в пулемете "максим" и в других системах, но там устройство по подаче патронов было громоздкое и сильно утяжеляло пулемет. Шпагин предлагал это сделать экономнее и проще.
- Давай, Семеныч, сделаем образчик, испытаем. Если окажется лучше, заменим дисковый магазин лентой.
По наброску Шпагина один из конструкторов разработал схему ленточного приемника, который был быстро изготовлен и при испытаниях показал хорошие результаты.
Применение ленточного приемника натолкнуло Василия Алексеевича на мысль об изменении некоторых деталей.
Итак, постепенно совершенствуя часть за частью, деталь за деталью, он проработал над станковым пулеметом десять лет, больше, чем над "ДШК".
Но Дегтярев знал, что хорошие изобретения не создаются мгновенно. Мосин проработал над своей винтовкой тоже десять лет. Десять же лет затратили они с Федоровым на создание автоматической винтовки. А конструктор Ф. В. Токарев трудился над своей автоматической винтовкой больше двадцати лет.
Обидно, когда многолетний труд не приносит желаемых результатов. Но Дегтярев был счастлив тем, что его упорные старания не пропали даром: в 1939 году его станковый пулемет приняли на вооружение Красной Армии.
Создание автомата
Международная обстановка с каждым днем становилась напряженнее. В Европе уже вспыхнуло пламя новой мировой войны.
Советские оружейники понимали, что огонь войны, раздуваемый фашистами, может быть в любое время перенесен с Запада на Восток.
Они старательно изучали опыт войны на Западе и прилагали все усилия к тому, чтобы вооружить Красную Армию новейшим оружием.
Дегтяреву было хорошо известно, что фашистские войска широко применяют ружья-пулеметы облегченного типа, называемые пистолетами-пулеметами, или автоматами.
Для него этот тип оружия не являлся новинкой, так как в России малокалиберный автомат был создан еще 23 года назад. Это был автомат Федорова, сделанный руками Дегтярева в 1916 году.
За два десятилетия, прошедших с тех пор, оружейная техника сделала большой шаг вперед, и, чтобы идти в ногу с ней, следовало автомат делать заново.
Располагая большим опытом и знаниями в этом деле, Дегтярев все же, прежде чем взяться за создание нового автомата, тщательно изучил известные образцы последнего времени и учел требования, выявленные войной на Западе.
Он решил разработать новый образец по тому же излюбленному им и испытанному на многих системах принципу неподвижного ствола с отводом пороховых газов, но сделать его не под винтовочный, а под пистолетный патрон.
Так как пистолетный патрон создает меньшее давление пороховых газов в сравнении с винтовочным, Дегтярев поручил специалистам бюро сделать новые расчеты прочности, которые бы позволили добиться предельной легкости автомата.
Разработка образца автомата, как и "ДШК", велась в плановом порядке с привлечением конструкторов, расчетчиков, чертежников, слесарей и станочников под руководством самого Василия Алексеевича. Это позволило все работы закончить в предельно короткий срок. К концу 1939 года, когда разразилась война с белофиннами, новый образец советского автомата "ППД" (пистолет-пулемет Дегтярева) был готов.
В конце декабря, когда стояли особенно лютые морозы, Дегтярева неожиданно вызвали в Москву. Он собрался и выехал немедленно. "Раз вызывают, значит, что-то срочное, - думал Дегтярев, - ведь на Карельском перешейке идут жестокие бои..."
Одно смущало, почему вызывают его в Артиллерийскую академию имени Ф. Э. Дзержинского, да еще на совместное заседание кафедры стрелкового оружия и ученого совета...
Может быть, ученые нашли недостатки в его новом образце и теперь будут их обсуждать на заседании кафедры в его присутствии? Но ведь об этом можно было бы сказать и так... Нет, тут, очевидно, что-то другое...
Но вот машина подъехала к зданию академии; Василий Алексеевич, быстро раздевшись, поспешил в зал.
- Здравствуйте, здравствуйте, Василий Алексеевич, - приветствовал его старый знакомый, профессор Анатолий Аркадьевич Благонравов. - Пойдемте, пожалуйста, мы вас ждем.
- Я, собственно, и не знаю, зачем меня вызывали.
- Как, разве вам не сообщили причину вашего приглашения? Кафедра стрелкового вооружения академии возбудила ходатайство перед ученым советом о присуждении вам ученой степени доктора технических наук без защиты диссертации.
- Что вы, что вы, Анатолий Аркадьевич! - взволнованно заговорил Дегтярев. - Тут какое-то недоразумение. Я человек неученый, даже совсем неученый, как же можно мне присваивать столь высокое ученое звание?
- Чтобы ответить на этот вопрос, разрешите вас пригласить вот в тот зал, - указал профессор и взял Дегтярева под руку.
Огромный зал, куда они вошли, был обставлен красивыми витринами и стендами из полированного дуба, где были выставлены различные образцы автоматического оружия.
- Узнаете, Василий Алексеевич, эти системы? - спросил Благонравов.
- Как же не узнать, Анатолий Аркадьевич, собственными руками делал.
- Вот, вот, вы очень хорошо сказали: все это оружие сконструировано и сделано вами, вашими золотыми руками. Вы сделали больше того, что в состоянии сделать простой ученый. Вы свои замыслы, достойные большого ученого, воплотили в металл. Многие образцы созданного вами оружия доселе не имеют себе равных. По ним учатся слушатели нашей академии, молодые конструкторы и курсанты ряда других учебных заведений. Вот почему кафедра стрелкового оружия и подняла вопрос о присуждении вам ученой степени доктора технических наук.
Дегтярев не знал, что сказать профессору, и потому молча последовал за ним.
Собравшиеся в зале заседаний ученые дружными аплодисментами приветствовали смущенного конструктора.
Председатель зачитал представление кафедры, и опять раздались аплодисменты.
- А теперь разрешите огласить отзыв о работах Василия Алексеевича Дегтярева, представленный старейшим оружейным конструктором и ученым Владимиром Григорьевичем Федоровым.
Василий Алексеевич прислушался.
- "Нет ни одной отрасли, ни одной разновидности стрелкового вооружения, к которой не приложил бы Василий Алексеевич своего таланта и своих дарований, - читал председатель. И чем дольше он читал, тем тише, торжественнее становилось в зале. - Во всей истории ручного огнестрельного оружия нет ни одного оружейного конструктора, ни одного оружейного изобретателя, многогранная талантливость которого дала бы столько разнообразных образцов, как это было выполнено Василием Алексеевичем. Работы Дегтярева, - звучал четкий голос председателя,- являются в этом отношении непревзойденными. Не превзойденными нигде и никогда!"
В зале раздались громкие аплодисменты.
- "Характерными качествами образцов, разработанных Василием Алексеевичем, - продолжал председатель, выждав тишину, - являются: простота устройства, прочность деталей, надежность и безотказность действия механизма, простота сборки и разборки и малый вес системы.
Колоссальной выгодой является и то обстоятельство, что все эти образцы имеют одинаковый принцип устройства, что значительно упрощает обучение бойцов Красной Армии.
Для создания этих образцов, помимо исключительных дарований и талантливости, необходимы были фундаментальные знания основ устройства автоматического оружия, знания условий службы и общих требований, предъявляемых в настоящее время к разнообразным типам вооружения от пистолета-пулемета и автоматической винтовки до зенитного орудия, а также знания работы отдельных механизмов и агрегатов их конструкций. Всеми этими знаниями, безусловно, располагает наш замечательный конструктор.
На основании всего изложенного необходимо признать, - подчеркнуто громко продолжал председатель, - что конструктор Василий Алексеевич Дегтярев, согласно пункту четырнадцатому Положения об ученых степенях и званиях, безусловно, заслуживает присуждения ему степени доктора технических наук без защиты диссертации".
Бурные, долго не смолкающие аплодисменты были единодушным выражением воли ученых.
К Василию Алексеевичу подошел профессор Благонравов и, крепко пожав его руку, сказал:
- Поздравляю вас, Василий Алексеевич. Отныне вы доктор технических наук. Своим многолетним творческим трудом вы заслужили это почетное и высокое звание.
Важное задание
Испытания "ППД" выявили ряд мелких недостатков, которые следовало устранить немедленно - автомат ждали воины, сражающиеся с белофиннами. Дегтярев, вернувшись из Москвы, работал не покладая рук. Даже новый, 1940 год не удалось отметить как следует. Зато 3 января, когда срочная работа была закончена, Василий Алексеевич решил немного отдохнуть. В этот день ему исполнилось 60 лет.
Но привычка всесильна! И в этот день он встал, как всегда, рано, облачился по случаю праздника в новую гимнастерку и вышел в столовую.
Стол был накрыт по-праздничному. Василий Алексеевич включил радио и сел завтракать. Вдруг четкий голос диктора заставил его насторожиться.
"Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении конструктора Дегтярева..."
Услышав фамилию мужа, Вера Васильевна поспешила в столовую:
- Вася, да это никак про тебя?..
Василий Алексеевич, сделав ей знак рукой, придвинулся к репродуктору.
"За выдающиеся заслуги в деле изобретения и конструирования новых, особо важных образцов вооружения Красной Армии, - читал диктор, - присвоить товарищу Василию Алексеевичу Дегтяреву звание Героя Социалистического Труда с вручением высшей награды СССР ордена Ленина и выдать денежную премию в размере пятидесяти тысяч рублей..."
Василий Алексеевич дрожащей рукой поставил на стол недопитый стакан и подошел к жене.
- За что же мне такая высокая честь?
Вера Васильевна, не в силах сдержать радостных слез, припала к его груди...
- Ну, ну, успокойся, голубушка.
Василий Алексеевич усадил жену на диван и стал в волнении ходить по комнате. Сердце сильно стучало.
Вдруг зазвонил телефон. Василий Алексеевич снял трубку и узнал голос секретаря парткома.
Звонки раздавались беспрерывно. Звонили из "Правды", поздравляли друзья по работе, просто знакомые и даже совсем неизвестные ему люди. Все желали ему здоровья и новых успехов.
Но вот постучали в окно.
Вера Васильевна посмотрела сквозь морозный узор и, узнав почтальона, накинув шаль, бросилась во двор.
- Кто там? - спросил Василий Алексеевич.
- Телеграмма от самого наркома.- И она, всхлипывая от радости, прочла вслух: - "В день вашего шестидесятилетия желаю вам счастья, постоянного здоровья, многих лет жизни и дальнейшей творческой деятельности на благо нашей Родины".
- Дай, дай сюда, я возьму ее с собой, - сказал Василий Алексеевич и заторопился на завод.
- Куда же ты, Вася, ведь сегодня такой праздник!
- Потому и иду, я должен поделиться радостью с друзьями. Им я обязан своими успехами, все они трудились вместе со мной не щадя сил.
В тот же вечер в клубе завода состоялось чествование юбиляра. Слушая приветственные речи, Василий Алексеевич, как всегда, чувствовал смущение, даже какую-то неловкость, старался курить или разговаривать с кем-нибудь в президиуме.
Но вот слово предоставили юбиляру. Под несмолкаемые аплодисменты Василий Алексеевич поднялся на трибуну. В это время к нему подошел взволнованный заведующий клубом и тихо сказал:
- Вас срочно к телефону, вызывает Москва...
Дегтярев поспешил к телефону.
Откуда-то из боковой двери раздался шепот:
- Вызвали к телефону, звонят из Кремля.
Эта весть птицей пролетела по рядам. В зале стало тихо. Все ждали... И вот счастливый, улыбающийся юбиляр снова на трибуне.
- Товарищи! - начал он взволнованно. - Сейчас я говорил с Москвой. Мне звонили из Кремля. По поручению ЦК и правительства поздравили меня и пригласили приехать в Москву. Завтра я буду в Кремле, - продолжал Дегтярев, дождавшись тишины. - Скажу вам по секрету, что за последнее время я кое-что отработал и доложу об этом правительству.
И еще скажу вам в день своего шестидесятилетия, что, пока (будет биться мое сердце, я буду неустанно трудиться на благо родины, во имя нашего народа и любимой партии!
Утром по запорошенному мягким снегом шоссе к Москве стремительно неслась новенькая машина.
Вот проплыли мимо окраины столицы, мелькнули знакомые улицы... Машина круто повернула и остановилась у ворот Кремля.
И в тот же вечер Дегтярев выехал из Москвы. Всю дорогу он молчал, погруженный в раздумье.
Руководители партии и правительства, осмотрев его автомат, посоветовали увеличить емкость магазина. Дегтярев дал слово, что это задание будет выполнено за 7 дней. Теперь он думал о том, как увеличить магазин автомата и как эту работу сделать еще быстрее. Он не сомневался, что сотрудники инструкторского бюро и опытной мастерской не пожалеют ил, все будут работать сколько потребуется, лишь бы выполнить это важное задание. А как выполнить задание, как создать новый магазин для патронов - это должен был решить он.
Когда уже машина подходила к дому, Дегтярев вдруг спохватился и крикнул шоферу:
- На завод!..
В эту ночь он не пришел домой, лишь позвонил Вере Васильевне, чтобы не беспокоилась.
Когда в заиндевелом окне затрепетали первые солнечные лучи, Дегтярев вышел к конструкторам, рассказал им о важном задании - увеличить емкость магазина пистолета-пулемета. Закипела напряженная работа в бюро и опытных мастерских. Магазин делали несколько человек, сменяя друг друга, не прекращая работы ни на минуту ни днем ни ночью.
В это время шли напряженные бои на Карельском перешейке, пистолет-пулемет был крайне нужен.
Весть о том, что Дегтярев был принят руководителями партии и правительства, облетела завод. В цехах возникали краткие стихийные митинги. Дегтярев, поглощенный работой, не всегда имел возможность выступать на них, но его заменяли парторги или старые производственники-коммунисты. Они рассказывали слышанное от Дегтярева и призывали помочь фронту самоотверженной работой.
На пятые сутки новый магазин был отлажен. Дегтярев лично испытывал пистолет-пулемет. Испытания прошли на Редкость удачно. Боеспособность оружия увеличилась почти в двое. Ночью в Москву полетела срочная шифровка-рапорт об окончании работ по усовершенствованию нового пистолета-пулемета.
Важное задание было выполнено досрочно...
Производство пистолета-пулемета развернулось со стремительной быстротой.
Накануне войны
В том же 1940 году труженики родного завода выдвинули Василия Алексеевича Дегтярева кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР по дополнительным выборам.
Весть о великом доверии народа и о высокой чести, оказанной ему, глубоко тронула престарелого конструктора. Готовясь к встрече с избирателями в заводском клубе, Василий Алексеевич долго думал над своим предстоящим выступлением. Ему многое хотелось сказать избирателям: о Туле, о своем безрадостном детстве, которое закончилось в 11 лет, об изнурительном 12-часовом труде и нищенской жизни, из-за чего в расцвете лет погиб его отец и сотни других рабочих, об унизительном и бесправном положении мастеровых, которые были лишены возможности не только учиться, изобретать или творить, но даже не имели элементарных человеческих прав. Их в любую минуту могли вышвырнуть за ворота завода, лишить жилья и куска хлеба.
В то же время ему хотелось рассказать и о великих переменах, происшедших в Стране Советов. О том, как он, сын и внук потомственных рабочих-оружейников, получил возможность учиться и творить, развивать свои способности. Как он, благодаря неустанной заботе и помощи партии и правительства, стал крупным конструктором.
Ему захотелось поведать избирателям о тех чувствах, которые испытал он, рядовой оружейник, когда в день шестидесятилетия ему позвонил и поздравил с высокой наградой Первый секретарь ЦК ВКП(б) и Председатель Совета Народных Комиссаров. В какой стране мира можно видеть такое отношение правительства к избранникам народа? Это возможно только в Стране Советов, в стране социализма!
Многое хотелось сказать Дегтяреву своим избирателям, долго он готовился к речи, а когда поднялся на трибуну, увидел сотни лиц, услышал гул аплодисментов, сердце его сжалось, на глаза навернулись слезы, и он уже не смог различить аккуратно написанные слова.
- Дорогие товарищи! - начал он, вытирая слезы радости. - Мне многое хотелось бы сказать вам, но я не могу и не умею... Одно скажу: меня вывели на дорогу партия и правительство. Я служил и буду служить своему народу и государству до конца. Отдам все силы, а если потребуется, и жизнь! - раздались громкие аплодисменты. - А еще скажу вам, - продолжал Василий Алексеевич, - большое спасибо за доверие, которое постараюсь оправдать...
В дни выборов Василию Алексеевичу пришлось побывать во многих уголках своего избирательного округа. Он встречался с рабочими заводов и фабрик, со студентами и железнодорожниками, с красноармейцами и колхозниками.
Разъезжая по городам и селам, Дегтярев хорошо рассмотрел небольшой кусочек огромной страны и был поражен ее стремительным развитием. Раньше, поглощенный конструкторской работой, он не представлял себе огромных масштабов этих преобразований. А сейчас видел новые, оснащенные самой современной техникой заводы, величественные Дворцы культуры и рабочие клубы, светлые просторные больницы, красивые здания детских садов, строгие здания институтов, техникумов, школ. Города украсились садами. Исчезла грязь, на главных улицах появился асфальт. Он смотрел на все это как зачарованный.
В деревне его поразило обилие сельскохозяйственных машин. Всюду он видел тракторы, комбайны, автомобили. Машины, новейшие умные машины, приводимые в движение электричеством, прочно вошли в жизнь советской деревни. В домах колхозников радио и "лампочка Ильича" стали обычным явлением.
Великие преобразования в городе и деревне все чаще заставляли задумываться старого конструктора об организаторе всех побед - великой партии большевиков.
"Почему же я до сих пор не в партии?" - спрашивал он себя... и не находил ответа. При этом он чувствовал себя как-то неловко...
И чем больше он думал о партии, тем больше убеждался в игом, что не может быть без нее, что давно уже связан с ней работой, мыслями, душой и что теперь настало время вступить в ее ряды...
Избрание Василия Алексеевича в депутаты Верховного Совета СССР дало ему еще одну почетную обязанность - быть слугой народа.
К нему стали приходить избиратели со своими нуждами, Думами, мечтами. Почти все они знали Василия Алексеевича как человека чуткого и отзывчивого, верили, что он внимательно выслушает их, поможет им советом и делом. К нему шли избиратели не только с личными, но и с общественными делами: одни просили помочь отремонтировать клуб, другие - оказать помощь в озеленении города, третьи - построить лодочную станцию.
Василий Алексеевич, несмотря на занятость основной работой, находил время для общественных дел и удовлетворения личных просьб избирателей. Эта работа пришлась ему по сердцу, он занимался ею с увлечением, заботясь о том, чтобы каждое дело было доведено до конца.
Депутатская и общественная работа еще больше сблизила Василия Алексеевича с партией, и в том же 1940 году он был принят в кандидаты ВКП(б).
Вступление престарелого конструктора в ряды большевистской партии не было случайным и неожиданным ни для него, ни для партийной организации. Василий Алексеевич готовился к этому событию долго и упорно. Он вынашивал свое решение годами, как вынашивал свои лучшие творения...
В марте 1941 года постановлением Совета Народных Комиссаров СССР Василию Алексеевичу Дегтяреву за изобретения образцов стрелкового оружия была присуждена Государственная премия первой степени.
Столь высокая оценка его трудов приумножила силы конструктора. Он с еще большей энергией отдался творческой работе. Василий Алексеевич все время чувствовал приближение войны и держал свой коллектив в мобилизационной готовности, решая вместе с ним самые острые вопросы вооружения армии. Несмотря на преклонный возраст (ему было уже за шестьдесят), он показывал молодежи пример трудолюбия, дисциплинированности, пример самоотверженного служения Родине.
Но в свободные часы Василий Алексеевич любил отдохнуть: побыть на воздухе, набраться свежих сил.
В этот год выдалась хорошая ранняя весна. Снег сошел быстро, и Дегтярев после работы часами трудился в своем саду.
Вместе с младшим сыном Виктором он наполнял жирной землей маленькие продолговатые ящики и сажал в них семена для рассады.
На листе бумаги, прикрепленном к стене, Василий Алексеевич аккуратно записывал названия цветов и сроки их посадки.
Едва просохла земля в саду, он стал поправлять заступом порожки и посыпать их желтым песком. С любовью укладывал кирпичи вокруг клумб и аккуратно высаживал нежную рассаду. За этой работой его можно было видеть и ранним утром, до ухода на завод, и поздно вечером.
Вера Васильевна, бывало, скажет:
- Отец, ты бы прилег отдохнуть.
А он только улыбнется:
- Я разве не отдыхаю? Возиться с цветами на свежем воздухе - для меня самый лучший отдых.
В июне сад Дегтярева расцветал пышным цветником. Тончайшие ароматы левкоя, резеды и роз смешивались с густыми пьянящими запахами сирени и акации. По воскресеньям, если случалась хорошая погода, Василий Алексеевич пил чай в саду. Так было и в этот незабываемый день. Выпив чаю, просмотрев газеты, Василий Алексеевич закурил и стал подумывать о том, что хорошо бы под вечер вместе с сыновьями собраться на рыбалку к знакомому бакенщику... Вдруг в сад вбежала побледневшая Вера Васильевна. Она хотела что-то крикнуть, но силы ей изменили, она, взмахнув полотенцем, опустилась на стул, и ее сухие бескровные губы чуть слышно прошептали:
- Война!
Василий Алексеевич побледнел, лицо его сделалось хмурым, озабоченным.
- Я этого ждал, - сказал он и быстрыми шагами пошел из сада.
- Вася, куда же ты, куда? - плача, спросила жена.
- На завод, я должен быть там!
В конструкторском бюро
Могущество и непоколебимая вера в свою несокрушимость - одна из самых характерных черт русского народа.
Какие бы невзгоды, какое бы несчастье ни обрушились на русский народ, они не смогут свалить его или потрясти настолько, чтобы лишить способности к борьбе.
Ни татарское иго, ни нашествие Наполеона не смогли надломить всесильного духа русского народа, не смогли сломить его могущества и воли к борьбе, не поколебали его веру в окончательную победу над врагом.
В июне 1941 года немецко-фашистские захватчики нанесли советскому народу страшный и внезапный удар. Они готовились к нему методично, на протяжении многих лет, они целили его в самое сердце и, чтобы усилить разящую силу этого удара, нанесли его ночью, как и подобает бандитам.
От этого удара содрогнулся русский народ, содрогнулся, но не упал, не обессилел, а, почувствовав смертельную опасность, попятился от врага, разминая богатырские плечи, обдумывая и готовя ответный удар.
Растерянность, которая появилась у некоторых людей при внезапном нападении врага и при его стремительном продвижении в первые дни, на которую рассчитывал враг, оказалась кратковременной. На смену ей пришло мужество, самообладание, твердая и непоколебимая уверенность в своих силах.
Дегтярев в эти дни был свидетелем того, как тысячи советских людей добровольцами уходили на фронт, как на смену мужьям в цехи приходили их жены и становились к станкам.
На лицах этих людей Дегтярев читал решимость бороться до конца.
Они не выступали на митингах, не произносили громких речей. Спокойные, суровые и гневные, они приходили в цехи, терпеливо и настойчиво учились, молча работали у станков.
Сам Дегтярев в эти дни был охвачен тем же высоким чувством и стремлением - все силы, все свои способности и знания вложить в общее дело борьбы с врагом.
Враг бешено рвался вперед, не считаясь ни с какими потерями. Дегтярев слушал по утрам сводки Совинформбюро и с болью в сердце передвигал черные флажки на карте.
"Надо что-то сделать, надо изобрести такое оружие, которое помогло бы нашим воинам остановить зарвавшегося врага, - размышлял он, шагая по комнате, - Но какое же оружие может его остановить? - И он, разложив на столе газеты, вчитывался в них. - Самолеты и тапки, танки и самолеты... огромное превосходство в технике... А главное - танки, огромные, бронированные армады. Они вклиниваются в наши войска и уходят далеко вперед. Надо срочно придумать оружие для борьбы с танками... Надо создать легкое в производстве и грозное в бою противотанковое ружье..."
Сводки Совинформбюро день ото дня грознее. Захвачена почти вся Литва и большая часть Латвии, ожесточенные бои идут па землях Белоруссии и Западной Украины. Самолеты врага бомбардируют Мурманск, Смоленск, Киев, Севастополь... Среди населения, может быть посеянные врагом, панические слухи... Люди в цехах работают день и ночь, но в душе их тревога...
Дегтярев думает... Думы о новом оружии лишили его сна 0 покоя. Ему хотелось хорошо осмыслить зародившуюся идею, проверить, правильно ли он понимает задачу момента, решая весь коллектив конструкторского бюро мобилизовать на создание мощного противотанкового оружия...
"Враг силен, враг вооружен до зубов, - размышляет Дегтярев, - Нельзя разбить танки из пулеметов и винтовок, а противотанковых пушек у нас недостаточно. Быстро наладить их массовое производство не так-то легко: на это потребуется время... Значит, нужно придумать другое эффективное противотанковое оружие, производство которого можно было бы организовать быстро и без больших затрат".
Он продолжал ходить по кабинету и думал... И так день за днем, ночь за ночью...
"Но что же придумать?.." Ему вспомнились малокалиберные пушки, крупнокалиберный пулемет... Все это было громоздко, тяжело, сложно... "Надо придумать оружие для рядового бойца, - размышлял Дегтярев. - Это оружие должно быть легким, маневренным, безотказным в стрельбе и грозным для врага. Таким оружием может быть только противотанковое ружье! Да, тут нескольких суждений быть не может, - твердо решил он. - Мы должны создать противотанковое ружье, но такое, которое пробивало бы броню любого фашистского танка!"
Предвидения Дегтярева и на этот раз оказались правильными. Не прошло и двух дней, как конструкторское бюро получило срочное задание правительства: немедленно заняться разработкой противотанкового ружья.
Превосходство в танках у врага оказалось настолько значительным, что сейчас задача быстрого создания противотанкового ружья была одной из самых важных задач момента.
Над созданием противотанкового ружья думали коллективно. Из музея были извлечены различные системы малокалиберных пушек и пулеметов, разложены на столах трофейные противотанковые ружья. Все это изучалось, обдумывалось. Конструкторы должны были найти наипростейшее устройство механизма и в то же время создать ружье огромной боевой силы и предельно малого веса. Казалось, что совместить три требования в одной системе немыслимо, но Дегтярев упорно настаивал именно на этом.
Для разработки противотанкового ружья составили бригаду пректировщиков, в которую вошли и молодые конструкторы.
Жесткие сроки работы и возможные налеты вражеских самолетов заставили принять новые формы труда - всем бюро перейти на казарменное положение. В большой комнате отгородили темную часть и там устроили общежитие. Но в это общежитие приходили лишь спать, и то на очень короткое время. У Василия Алексеевича была походная кровать за ширмочкой в кабинете, но, когда он спал, никто не знал. И днем и ночью его можно было видеть в бюро.
Однажды в полночь Василий Алексеевич заглянул к конструкторам и, заметив, что те рассматривают трофейное противотанковое ружье, спросил, что их там заинтересовало.
- Недостатки изучаем, Василий Алексеевич.
- Этого добра в нем много, а хорошего один ствол.
- Почему он хороший?
- Потому что длинный,- пошутил Василий Алексеевич. - Заметьте, ствол у противотанкового ружья должен быть обязательно длинным, это будет способствовать увеличению начальной скорости пули, а следовательно, и ее пробивной силе.
- А как вы оцениваете остальные части этого ружья?
Василий Алексеевич подошел к столу, где лежало ружье, и попросил его повернуть.
Двое конструкторов приподняли ружье и повернули его.
- Видите, какая тяжесть, - сказал Василий Алексеевич. - На гладком столе и то не повернешь, а как же с ним в окопе, когда танк на тебя летит?.. А главная тяжесть тут от салазок, по которым скользит ствол. Если их убрать, ружье станет вдвое легче.
- Как же их убрать?.. Тогда ружье работать не будет.
- Вот об этом и следует подумать. Такая задача в один прием не решается. Она, проклятая, мне уже которую ночь покою не дает. Ну да ничего - одолеем! Думайте, товарищи, думайте... И если придумаете что-то хорошее, приходите ко мне. Желаю вам успеха!
Вернувшись к себе, Василий Алексеевич продолжал разрабатывать конструкцию будущего ружья. Он любил думать, прогуливаясь по кабинету, и теперь, покуривая трубочку, ходил по мягкому ковру.
"В этой системе нужно попробовать подвижной ствол, ведь будет сильное давление пороховых газов, сильная отдача, - размышлял он, - но салазки никоим образом не годятся. Что угодно, но только не салазки. Как их не облегчай, ружье получится тяжелым, а следовательно, никуда не годным".
Присев к столу, он нарисовал длинный ствол и стал придумывать для него основу вместо салазок. У казенной части нарисовал ложу, а к дульной части сошки - легкий упор.
"Так-так-так... - постукивал он карандашиком. - Сошки, пожалуй, хорошо, а ложа - это почти салазки... опять лишняя тяжесть. Ложу долой!"
Он перечеркнул набросок и стал рисовать сначала.
"Как же без ложи? - размышлял он вслух. - Ведь не в кулаке же ствол держать... Но и ложа не выход! Тут надо что-то другое..."
Послышался легкий стук в дверь, и в кабинет вошла буфетчица:
- Василий Алексеевич, выпейте чайку, время-то два часа.
- Неужели? - удивился Дегтярев. - Ну, да это ничего, я теперь здесь ночую, еще успею вздремнуть.
- Кушайте на здоровье! - сказала буфетчица и вышла.
Василий Алексеевич пил чай маленькими глотками, посматривая на массивный подстаканник.
Вдруг он вынул стакан и вновь опустил его в подстаканник. Тот вошел мягко скользя. Дегтярев еще раз проделал то же самое и улыбнулся:
"Странно! Как будто я этого раньше не замечал. Стакан входит в подстаканник, словно в трубу... А что, если и ствол спрятать в трубу? А чтобы не чувствовалось толчка, вставить туда пружину. Ствол, хорошо смазанный, будет скользить в трубе, и никаких салазок не нужно!"
Он поднялся и стал ходить по кабинету.
"Во-первых, ружье станет вдвое легче... Ну, да что об этом говорить... Главное - достигнуть скольжения. А скольжение будет! Ствол станет двигаться в трубе, как поршень в цилиндре. Мысль, право, хорошая мысль!.."
Василий Алексеевич подошел к телефону и позвонил конструкторам:
- Ну как, товарищи, не спите? Думаете?.. Придумали что-нибудь? Пока нет... А я придумал и, кажется, то что нужно... Сейчас иду к вам советоваться...
Уже утро красноватым светом озарило окно, а конструкторы все еще обсуждали предложение Василия Алексеевича. Было исчерчено много бумаги, но ни один из набросков не был окончательно одобрен. Спор не утихал.
- Подождите-ка, товарищи, - вдруг сказал Василий Алексеевич, - а что если ствол не прятать в трубу, а сделать под стволом небольшой стержень и его вместе с амортизатором поместить в трубу? Это улучшит конструкцию: труба заменит собой ложу, удобнее будет сделать прицел... Позвольте-ка карандашик.
Ему дали бумагу, и Василий Алексеевич начертил схему приспособления.
Конструкторы склонились над рисунком.
- Вот здесь на конце трубы можно сделать маленький приклад, - пояснял Василий Алексеевич, - а вот здесь, У спускового крючка, - пистолетную ручку. Ну, что молчите?
- Здорово получится, Василий Алексеевич!
- Хорошо будет, уж теперь видно.
- Ну, если так, ложитесь-ка часика на два вздремнуть, а потом со свежей головой за работу!
- Мы спать не хотим, мы сейчас,
- Сейчас разрешите, Василий Алексеевич, ведь спешно надо.
- Знаю, что спешно. Но бывает, что поспешишь - людей насмешишь... Помните пословицу: "Утро вечера мудренее"? Ну так вот, ложитесь, а через два часа я вас подниму. Спокойной ночи! - И он, не оглядываясь, пошел к себе.
Когда Василий Алексеевич вернулся в бюро, там уже царило оживление. Конструкторы общими усилиями, пока еще в карандаше, разрабатывали схему нового оружия, предложенную Дегтяревым.
Василий Алексеевич весь день оставался с ними: присматривался, советовал, стремясь к еще большему упрощению системы...
Сотрудники конструкторского бюро в эти дни не знали пи отдыха, ни сна.
После создания схемы начали составлять расчеты и разрабатывать чертежи. Василий Алексеевич торопил, настаивал на том, чтобы чертежи отдельных узлов сразу же спускались в мастерскую и по ним бы спешно изготовлялись части будущего ружья.
И вот мастерская получила заказ-"молнию" на изготовление опытного образца противотанкового ружья.
В мастерской не хватало людей, многие хорошие мастера ушли на фронт. Каждое утро сводки Совинформбюро горькой болью кололи сердце. Враг рвался к столице. По ночам над заводом кружили вражеские пикировщики. Оборудование заводов стрелкового вооружения эвакуировали на Урал. Завод, где работал Дегтярев, в эти грозные дни почти один снабжал армию стрелковым оружием. Люди неделями не выходили из цехов. Отработав 11-12 часов, они шли на крыши дежурить у зенитных пулеметов и авиационных пушек, которые были взяты прямо из цехов, где их изготовляли.
В конструкторском бюро так же, как и в цехах, люди трудились, не считаясь со временем. Многие конструкторы, инженеры, чертежники в эти дни стали к станкам, заменив ушедших на фронт.
На станках работали и молодая веселая чертежница Оля Быкова, и старший конструктор, и сам Василий Алексеевич.
Детали тут же испытывались и собирались.
Не прошло и месяца, как ружье оригинальной конструкции было готово.
Его доставили на испытательную станцию и произвели пристрелку.
В ружье, изобретенном Дегтяревым, оказалось еще много недоделок, но по заводу пролетел слух, что оно пробивает пятидесятимиллиметровую броню. Это была победа!
При дальнейших испытаниях выяснились неполадки с запиранием. Едва справились с ними - увидели новый дефект: при частой стрельбе после выстрела застревали гильзы. Из-за этого недостатка совершенно готовое ружье нельзя было пустить в производство... После долгих раздумий конструкторам пришла мысль надеть на ствол ружья массивную муфту. Простое на первый взгляд усовершенствование решило сложную механическую задачу - оно избавило ружье Дегтярева от существенного недостатка.
Когда все замеченные во время заводских испытаний недостатки были устранены, дегтяревское ружье сравнили с трофейным.
- Да ведь это же как день и ночь, - восхищенно сказал старший конструктор.
Действительно, ружье Дегтярева имело совершенно оригинальную и до удивления простую конструкцию.
- Хорошо бы взвесить их, - сказал Василий Алексеевич.
- Уже взвешивали: ваше как раз вдвое легче.
- И вдвое лучше, - добавил кто-то из конструкторов, - бьет метко и хлестко.
- Товарищи, прошу вас еще раз внимательно осмотреть образец и высказать свои пожелания, - сказал Дегтярев, - Лучше самим заметить недостатки, чем слушать, когда о них скажут другие.
- Мы сделали все, что можно.
- Ну так пожелайте удачи - через час-полтора я выезжаю в Москву. Наше ружье будут рассматривать в Кремле, в Комитете Обороны.
Оружие против танков
В Министерстве вооружения Дегтяреву сообщили, что до показа правительству противотанковое ружье должно быть подвергнуто комиссионным испытаниям на одном из подмосковных полигонов.
Рано утром Дегтярев вместе с работниками министерства выехал на полигон; он хотел своими глазами увидеть, как будет действовать его изобретение.
Еще вчера вечером Василий Алексеевич узнал, что одновременно с его ружьем будет испытываться противотанковое ружье Симонова. Это известие было для него неожиданным, и он даже переспросил:
- Какого Симонова, Сергея Гавриловича?
- Да, Сергея Гавриловича, вашего ученика.
- Неужели? - обрадовался Василий Алексеевич. - Давненько мы не видались... Интересно посмотреть на его изобретение.
Дорогой Василий Алексеевич думал о Симонове, вспоминая, как тот деревенским пареньком пришел в 1918 году в образцовую мастерскую, как он учился, рос, познавая оружейное дело и конструкторское искусство. Как с организацией серийного производства пулеметов "ДП" они с Федоровым послали его руководить самым ответственным участком производства - сборочным цехом. Шли годы... И вот тихий, скромный оружейник Симонов изобрел самозарядную винтовку. Она прошла успешно несколько испытаний, и Симонова направили в Ижевск налаживать массовое производство своего изобретения.
Идут годы. Отделенные большими расстояниями друг от друга и поглощенные своей работой, они не видятся и лишь по рассказам друзей знают друг о друге.
Но вот и полигон.
Василий Алексеевич вышел из машины и, присматриваясь, в группе людей узнал невысокого плотного человека в темном пальто, в кепке, с простым лицом рабочего.
Человек этот, заметив Дегтярева, поспешил ему навстречу. Его серо-голубые глаза приветливо улыбнулись, и небольшая жесткая рука крепко пожала руку Дегтярева.
- Здравствуйте, Василий Алексеевич, очень рад вас видеть.
- Здравствуйте, Сергей Гаврилович, здравствуйте! Давненько вас не видел... похудели вы, видно достается...
- Да вот противотанковое разрабатывал, Василий Алексеевич, сами знаете, не до отдыха.
Пока шли приготовления к стрельбе, конструкторы присели на скамеечку.
Василий Алексеевич не спеша достал свою трубочку, закурил и стал расспрашивать Симонова о том, как он живет, в каких условиях работает, не помешали ли ему фашисты, не бомбили ли.
- У меня все благополучно и в работе и дома, - сказал Симонов. - А как у вас?
- У нас тоже все по-хорошему. Слышал, вы, Сергей Гаврилович, сделали пятизарядное?
- Да, пятизарядное, - подтвердил Симонов.
- Это хорошо, молодцом! А я вот торопился, сделал однозарядное, правда, стремился к тому, чтобы было полегче... Народ у нас золотой, Сергей Гаврилович, так работали, так трудились, что рассказать невозможно. Ну, да, чай, не забыли мастерскую-то?
- Что вы, разве можно забыть... Все мои старые друзья с вами работают: Голубев, Кузнецов, Зернышкин! Как они?..
- Герои, Сергей Гаврилович, одно слово - герои! Работают не щадя себя!
В это время члены комиссии подошли к стрелкам, которые должны были испытывать новые образцы, и позвали конструкторов.
- Ну что ж, пойдемте, Сергей Гаврилович, - сказал Дегтярев. - Желаю вам успеха!
- И вам от души, Василий Алексеевич!..
Они подошли к месту испытаний.
Испытания велись очень долго. Из ружей стреляли и лежа, и стоя, и с упора: прямо и под разными углами наклона. Симонов все время стоял рядом с Василием Алексеевичем, наблюдая за стрельбой.
Он думал лишь о том, чтобы какое-нибудь ружье (неважно чье) выдержало испытания и было бы принято на вооружение. Оно было сейчас до крайности нужно фронту, так же, как противотанковые пушки. Ружье даже имело свое преимущество перед пушками - его можно было сделать во много раз легче, быстрее и дешевле.
Василий Алексеевич в эти минуты думал о том же. Если бы вдруг объявили, что принимают ружье Симонова, он с радостью бы пожал руку своему ученику. А если бы одобрили его ружье, но предложили бы в нем сделать кое-какие переделки, то и он и Симонов сейчас, здесь же на полигоне, взялись бы за эту работу. Оба они думали о судьбах Родины, и в эти грозные дни личные интересы для них не существовали.
У обоих была одна цель - вооружить мощным оружием доблестных советских воинов, и все их мысли и желания в эти минуты сводились к тому, чтобы дать воинам такое оружие, которое бы остановило танки врага.
Но оба ружья работали хорошо. Если и случались маленькие заедания, то их тотчас же устраняли сами стрелки.
Испытания закончились поздно вечером. Конструкторы не могли определить, которое из ружей предпочтут. Члены же комиссии, забрав все материалы и образцы, уехали в Москву, не объявив своего решения.
Симонов заметно волновался.
Василий Алексеевич, очевидно желая успокоить его, сказал:
- Ну, Сергей Гаврилович, судя по стрельбе, мы оба потрудились неплохо! Я доволен, какое-нибудь из ружей будет принято несомненно.
- Я тоже так думаю,- согласился Симонов.
- Жалко, что не объявили решения теперь, - сказал Василий Алексеевич. - Ну, да ничего, надо думать, завтра же узнаем результат! Желаю вам всего доброго! До завтра...
На другой день Василия Алексеевича вызвали в Кремль. Когда он приехал, члены правительства уже рассмотрели оба ружья.
Симоновское ружье имело преимущество в скорострельности, оно было пятизарядным, дегтяревское - в весе и удобстве действия, оно оказалось вдвое легче. Боевые качества обоих ружей сочли отличными, и оба противотанковых ружья были приняты на вооружение Красной Армии.
Члены правительства поздравили Дегтярева с успехом и поручили ему передать коллективу завода, что производство противотанкового ружья должно быть налажено немедленно.
Труженики конструкторского бюро и завода еще до возвращения Василия Алексеевича узнали о том, что "ПТР" (противотанковое ружье Дегтярева) получило высокую оценку и что заводу поручено спешно приступить к их массовому изготовлению.
По зову партийной организации лучшие люди завода пришли на этот важный участок работы. В конструкторском бюро день и ночь, без перерыва изготовлялись рабочие чертежи, в цехах устанавливалось новое оборудование и приспособления, а в литейном и кузнице уже шла заготовка полуфабрикатов. Производство "ПТР" началось. В обрабатывающих цехах работы были распределены по операциям: в одном делали стволы, в другом - затворы, в третьем - приклады и ложи.
Первые образцы противотанковых ружей, собранные, отлаженные и отстрелянные под наблюдением самого Дегтярева, были посланы в действующую армию и испытаны непосредственно в бою.
Слава о них облетела все фронты. На завод стали приезжать представители из воинских соединений. Потребность в Противотанковых ружьях была так велика, что с завода их "перебрасывали на фронт на самолетах.
А известия с фронтов день ото дня становились тревожнее. Враг захватил Западную Украину, вторгся в Донбасс, подходил к родине Дегтярева - Туле.
На заводе для всех цехов были подготовлены составы и сделаны проломы в стенах на случай немедленной эвакуации. Но люди продолжали работать.
В эти дни тяжелых испытаний, когда Родине угрожала смертельная опасность, труженики завода еще крепче объединялись вокруг большевистской партии, вступали в ее ряды.
В числе этих передовых и мужественных людей был и Василий Алексеевич Дегтярев. В самое трудное для Отчизны время, когда шли напряженные бои у стен столицы, он был принят в члены партии большевиков.
Приход на завод пополнений из молодежи и всеобщий трудовой подъем резко сказались на росте производительности цехов. И все же та продукция, которую выпускал завод, оказывалась ничтожно малой.
Фронт требовал не удвоить или утроить темпы, - нет, он требовал увеличить производство противотанковых ружей в десятки раз!
В мирных условиях такая задача показалась бы фантастической. Но тогда каждый из тружеников многотысячного коллектива понимал, что от его усилий зависит победа, и работал с предельным напряжением всех своих сил.
Все равнялись по Дегтяреву, который с первого дня войны показывал пример беззаветной самоотверженной работы во имя спасения Родины.
Завод работал круглые сутки. Ночью, когда фашистские самолеты прилетали со смертоносным грузом, завод замирал, маскировался, погружался во мрак, но работа в его цехах не прекращалась ни на одну минуту.
Коммунисты не только осуществляли партийный контроль за проведением всех производственно-технических мероприятий, они были инициаторами социалистического соревнования, они показывали пример твердости, выносливости, работая на самых ответственных участках.
Десятки "молний", которые выпускались во всех цехах, знакомили весь коллектив с опытом передовых рабочих. На многих станках появились красные флажки и лаконичные плакаты: "Наше звено работает по-фронтовому".
Самым главным участком был цех сборки. Там поступавшие из разных цехов детали собирались, пригонялись, отлаживались. Цехом руководил молодой рослый мастер коммунист Завьялов. Его черные густые брови были нахмурены, короткий бушлат распахнут.
Он быстрыми шагами ходил от бригады к бригаде, следил за поступлением деталей, за их отладкой и сборкой. Если создавался затор, он немедленно принимал меры, стараясь добиться ритмичности в работе и высокого качества сборки.
То тут, то там в цехах можно было видеть невысокого седоволосого человека в рабочей куртке, с приветливым и в то же время озабоченным лицом. Он подходил к рабочим, присматривался, советовал, а зачастую и сам становился к станку или верстаку: показывал, помогал, учил.
Это был Дегтярев.
Он был спокоен, и его спокойствие передавалось другим. При нем работалось увереннее и веселее.
В любое время суток его можно было видеть то в конструкторском бюро, то в образцовой мастерской, то на испытательной станции, где пристреливались готовые противотанковые ружья, то на сборке, то в цехах.
Он успевал давать советы конструкторам и чертежникам, объяснять особенности своего ружья посланцам с фронтов, беседовать с инженерами, приехавшими с Урала, чтобы изучить процесс производства противотанковых ружей и наладить их производство там, где нет затемнения, где фашистские стервятники не могут помешать работе.
Дегтярев перестал бывать дома - для этого не было времени. Он постоянно находился на заводе.
Так в эти дни жили и трудились все честные люди коллектива. Завод заменял им дом, как окоп заменял дом солдату. Они были солдатами трудового фронта. Они трудились, не щадя ни сил, ни жизни, потому что перед ними была благородная цель. Они хотели победить врага.
И их усилия не пропали даром.
За три месяца завод увеличил выпуск противотанковых ружей Дегтярева почти в сто раз.
"ПТР" в действии
Василию Алексеевичу не давала покоя мысль о том, как введут себя противотанковые ружья в бою. Нередко, усталый и измученный, он ложился на походную кровать, надеясь, что уснет в ту же минуту, но сон не шел, в ушах неумолчно звучал дробный гул работающих внизу станков, а в мозгу неотвязно в десятках вариантов вертелся один и тот же вопрос - как стреляют противотанковые ружья?
Он ложился на спину и, закрыв глаза, силился уснуть, но в эти мгновения в воображении возникали картины боя.
Вот двое бронебойщиков с его "ПТР" расположились в окопчике. Длинный ствол ружья положен на бруствер, прикрытый реденьким кустиком. Один изготовился к стрельбе и пристально смотрит вдаль, другой держит патроны. Впереди небольшой холм, и за ним танки врага; бронебойщики уже слышат их грозный приближающийся рокот. Вот один, другой, третий танк появились на бугре, рванулись в равнину, где лежат бронебойщики. Холодная дрожь пробегает по спинам бойцов, но крепкие руки твердо держат ружье. В прищуренных глазах решимость: солдаты знают - ружье, созданное Дегтяревым, не подведет в грозную минуту. Гул моторов громче, зловещее, танки уже приблизились настолько, что бойцы отчетливо видят белые кресты на броне. Вот ствол ружья поворачивается влево - выстрел!.. Дегтярев вздрагивает всем телом и пристально смотрит вдаль... Танк замедлил ход, по нему поползла белая струйка дыма, вырвались огненные языки... Браво! Браво! Танк объят пламенем, ружье не подвело.
Но вот другой танк, повернув грозное орудие, ударил по кусту, где засели бронебойщики. Столб огня и пыли взлетел вместе с растерзанным кустом. "Погибли!" - думает Дегтярев. И вдруг с того места, где был куст, раздаются выстрелы - один, другой, третий... "Живы, бьют по танку", - радуется Василий Алексеевич, и сердце его трепещет от счастья... Опять грохот и лязг слышится совсем рядом, огромный танк катит прямо на окоп. В упор раздастся еще выстрел, но танк неуязвим. Он огромной шестидесятитонной махиной навалился на окоп...
"Погибли! - мрачнеет Дегтярев. - Ружье не пробило брони, подвело, я виноват... я..."
Вдруг над раздавленным окопом мелькнул ствол ружья, и вслед уходящему танку прозвучал выстрел.
Танк вздрогнул, замер и окутался густым черным дымом...
Дегтярев очнулся от забытья, включил настольную лампу и заметил, что на груди, на руках, на лбу выступил холодный пот.
"Нет, я должен поехать на фронт, - вслух сказал он, - поговорить с бронебойщиками, собственными глазами увидеть, как ведут себя ружья в бою".
Он нащупал на тумбочке трубку, чиркнул спичкой и закурил.
"Ведь если ружье откажет в минуту боя, погибнут не только бронебойщики. Прорвавшиеся танки наделают много дел... Я не могу, не должен, не имею права успокаиваться до тех пор, пока своими глазами не увижу, что "ПТР" во фронтовых условиях действуют безотказно и бьют наверняка..."
Дегтярев почти никогда не менял принятого решения. И в этот раз, задумав поехать на фронт, он ждал, когда представится такая возможность.
Как только серийное производство противотанковых ружей было налажено, он вместе с товарищами по работе выехал на фронт в район Можайска.
Ехали медленно: шоссе было забито транспортом. Из Москвы шли машины с боеприпасами, снаряжением, войсками, продовольствием. Из прифронтовых районов вывозилось оборудование заводов и фабрик, музейные ценности, перегонялся скот.
Приходилось сворачивать на проселки и запруженную магистраль объезжать стороной.
Когда проезжали город Владимир, Василий Алексеевич опустил стекло и указал спутникам на массивные каменные ворота, увенчанные часовенкой, где гнездились галки.
- Смотрите, товарищи, это знаменитые Золотые ворота! Они стоят тут больше шестисот лет.
- Да, эти ворота выдерживали еще осады татар.
- Они помнят Александра Невского и Пожарского!..
"Вот так же незыблем и русский народ, - подумал Дегтярев. - И никакая сила не сможет его сокрушить!.."
Чем ближе подвигались к Москве, тем сильнее чувствовалось приближение фронта.
Навстречу попадались большие партии людей с кирками, лопатами, ломами. Среди них были женщины, старики, подростки. Это население окрестных деревень и поселков шло рыть противотанковые рвы.
Они шли молча, без песен. Лица их были омрачены печалью. Но в движениях, во взглядах чувствовалась несокрушимость, отсутствие страха перед врагом, уверенность в своих силах...
Дегтяреву вспомнились слова из выступления Председателя Совета Министров: "На борьбу с врагами поднимается весь советский народ..."
"Да, поднимается великая народная сила, - подумал Дегтярев. - Наша задача эту силу вооружить, вооружить не вилами и косами, как это было в 1812 году, а дать ей новейшее оружие; и враг будет разбит, сметен с лица земли, как нечисть!"
Приезд на фронт творца знаменитого оружия был встречен бойцами и командирами с радостью. Они охотно рассказывали ему о своих успехах в боях, давали советы по улучшению ружья.
Василий Алексеевич побывал во многих частях, лично обучая бронебойщиков обращению с противотанковым ружьем и стрельбе из него. Его появление в подразделениях вдохновляло бронебойщиков па новые боевые подвиги.
Убедившись, что его ружье работает хорошо, Дегтярев успокоился и, дав необходимые советы бойцам, собрался обратно. Комиссар части, провожая его, передал газету:
- Это, Василий Алексеевич, возьмите от нас на память.
- Спасибо, а что же тут?
- Это "Красная звезда", где опубликовано сообщение о боевых успехах нашей части. - Он взял газету и развернул ее. - Вот послушайте:
"Противотанковое ружье - замечательное средство борьбы с немецкими танками
Можайское направление. 10 ноября (от нашего специального корреспондента).
Несколько дней тому назад ордена Красного Знамени дивизия получила новые противотанковые ружья. На второй день бойцы и командиры сумели убедиться в огромной эффективности этого оружия в борьбе с фашистскими танками.
Недалеко от села Брыкино, в 400 метрах от дороги, залег красноармеец из отряда Дереки с противотанковым ружьем. Вскоре показалось несколько фашистских танков. Красноармеец внимательно прицелился и выстрелил. Пуля попала в башню, пробила ее и, очевидно, ударила в снаряд. Раздался взрыв, и башню снесло, словно срезало. Остальные танки немедленно повернули назад.
Красноармейцы и командиры высказывают восхищение противотанковым ружьем. Чтобы овладеть им, потребовалось несколько часов. В танк можно стрелять со значительного расстояния.
С каждым днем в наши части начинает все больше и больше прибывать противотанковых ружей".
- Благодарю вас, товарищ комиссар, - сказал Дегтярев, - я эту газету отвезу своим товарищам, которые делают противотанковые ружья...
Вернувшись домой, Дегтярев увидел на своем столе целую пачку телеграмм и писем с фронта.
Просмотрев их внимательно, он выбрал одну из телеграмм и прочел ее дважды. В ней говорилось:
"На нашем участке фронта противник ведет беспрерывные контратаки большими силами танков, воины нашего соединения в этих боях за последние 10 дней подбили около двухсот танков, около половины из них подбито бронебойщиками, вооруженными противотанковым ружьем Вашей конструкции. Редакция армейской газеты хозяйства Черняховского "Армейская правда" убедительно просит Вас по телеграфу передать нам статью на тему "Советы бронебойщикам" - как наиболее эффективно использовать в бою противотанковое ружье. Заранее благодарим. С товарищеским приветом.
Редактор газеты "Армейская правда" Авдюшин".
"Что же я им напишу? - подумал Дегтярев и стал шагать по комнате. - Надо написать очень коротко, чтобы каждый бронебойщик запомнил это, как азбуку, как таблицу умножения..."
Пройдясь до окна и обратно, он остановился.
"Мысли есть, а вот изложить их трудно. Надо ведь тан, чтобы понял каждый боец... Где бы, у кого бы поучиться... Подождите, подождите... Кто же это писал: "Пуля дура - штык молодец"?.. Да ведь Суворов же!.." И он, подойдя к полке с книгами, отыскал книжечку Суворова "Наука побеждать" и, присев на диван, стал с жадностью читать...
Не прошло и полчаса, как он подошел к столу, разложил бумагу и твердым почерком написал: "Советы бронебойщикам (как наиболее эффективно использовать в бою противотанковое ружье)".
Когда все пять советов бронебойщикам были написаны, Дегтярев вчетверо сложил листочек бумаги и убрал его в карман.
"Пойду в бюро, надо обсудить с товарищами, может, они помогут изложить еще покороче..."
"Советы бронебойщикам" Дегтярева получили широкое распространение на фронте и принесли большую пользу бойцам. Вот что писали Дегтяреву фронтовики:
"Уважаемый В. А. Дегтярев!
Ваши "Советы бронебойщикам" мы изучим наизусть. Когда в наших руках грозное противотанковое ружье Вашего изобретения, нам не страшны ни "тигры", ни "фердинанды". Мы заверяем Вас, пока бьются наши сердца, мы будем бить немецкую технику и живую силу, где бы она ни появлялась. И там, где стоят гвардейцы, вооруженные изобретенным Вами "ПТР", немецкие танки не пройдут".
Вот еще одно письмо с фронта:
"В отражении бешеных танковых атак противника на орловском, курском и белгородском направлениях наряду с артиллеристами огромную роль играют бронебойщики. Много им дали Ваши советы, присланные по просьбе одной из армейских газет. Бронебойщики, вооруженные Вашим ружьем, добиваются замечательных успехов: старший сержант Степанов, командир отделения бронебойщиков, только в одном бою уничтожил 6 вражеских танков, сержант Носов подбил 2 танка, лейтенант Паклин - 4 танка. Сообщаем Вам об этих успехах, которые широко освещаются на страницах нашей фронтовой газеты. Мы просили бы Вас прислать небольшой телеграфный ответ, который, несомненно, повысит еще больше боевой дух бронебойщиков. Ответ шлите через Наркомат Обороны. Привет и наилучшие пожелания.
Редакция газеты "Красная Армия".
Переписка и живая связь с фронтовиками помогли Дегтяреву еще больше усовершенствовать свое "ПТР", сделать его поистине грозным оружием в борьбе с фашистскими танками.
Правительство высоко оценило новое изобретение конструктора, ему снова была присуждена Государственная премия. Одновременно с Дегтяревым Государственная премия была присуждена за создание противотанкового ружья и его талантливому ученику Сергею Гавриловичу Симонову.
Дегтярев был искренне обрадован успехами молодого конструктора - воспитанника образцовой мастерской - и в тот же день послал ему телеграмму:
"Глубокоуважаемый Сергей Гаврилович! От всего сердца, искренне, горячо поздравляю Вас с присуждением Вам СНК СССР Государственной премии.
Желаю Вам здоровья и многолетней плодотворной работы по созданию новых образцов вооружения Красной Армии. Работайте не покладая рук на благо прекрасной Родины.
Крепко жму Вашу руку.
Бронебойщики, вооруженные противотанковыми ружьями, созданными двумя советскими конструкторами, были смертельным препятствием на пути немецких танков.
В жестоких битвах под Москвой, на Волге, Курской дуге и в последующих боях они покрыли себя и свое оружие бессмертной славой.
Новые образцы
Как-то Василий Алексеевич простудился, начал сильно кашлять, похудел. Сотрудники, заметив это, стали его уговаривать отдохнуть.
- Что вы, я совершенно здоров,- отвечал Василий Алексеевич и продолжал работать.
Опасаясь за здоровье своего руководителя, они вызвали врача и общими усилиями отправили Дегтярева домой.
Был уже вечер. Он выпил лекарство и лег в постель. Но часа через два проснулся и, обеспокоенный делами, позвонил на завод. К телефону подошел сын Владимир:
- Все хорошо, папа, работаем... Между прочим, для тебя есть подарок.
- Что за подарок?
- Шпагин Георгий Семенович прислал свое изобретение - автомат.
- Что ты говоришь?.. Ну я сейчас же иду... Ерунда, чувствую себя хорошо...
Через полчаса Василий Алексеевич, окруженный конструкторами, сидел за столом, на котором лежал новенький "ППШ" (пистолет-пулемет Шпагина).
Василий Алексеевич внимательно осмотрел его и улыбнулся.
- Надо разобрать, посмотреть его устройство.
- Сейчас принесу отвертку, - сказал Владимир.
- Я думаю, она не потребуется, - сказал Василий Алексеевич. - Еще когда Георгий Семенович был у нас, он говорил, что сделает образец, в котором не будет ни одного винта.
Осторожно и мягко Василий Алексеевич начал отнимать часть за частью, и "ППШ" в его умелых руках словно рассыпался.
Конструкторы изумленно переглянулись. Каждый из них был поражен предельной простотой устройства нового оружия.
- Посмотрите на детали, - указал Василий Алексеевич, - большинство из них штампованные...
- Да, в производстве такой пистолет-пулемет будут делать за несколько часов, - согласились конструкторы.
- В этом-то и штука! Молодчина Георгий Семенович. Хороший подарок нам прислал, а для армии этот подарок окажется драгоценным!..
Оставшись один, Василий Алексеевич думал об автомате Шпагина. В этой системе были учтены все недостатки "ППД", его пистолета-пулемета. Шпагину удалось создать, безусловно, лучший образец, а удивительная простота устройства позволяла быстро организовать массовое производство "ППШ" на любом из заводов.
"Да, этот пистолет-пулемет, безусловно, получит широкое признание в армии, - размышлял Дегтярев. - Шпагинский автомат легче и дешевле сделать, чем мой, надо сейчас же поздравить Георгия Семеновича с большой победой".
Дегтярева искренне радовал успех своего ученика. Расхаживая по кабинету и обдумывая письмо, он весело щелкал пальцами, говоря вслух:
- Какой молодчина! Какой молодчина!
Его совершенно не волновала мысль о том, что теперь его "ППД" останется в тени. "Мой послужил и послужит еще, - думал он, - а если и будет снят с производства - не беда! Надо только, чтобы шпагинский был немедленно запущен в серийное. Он нужен армии, как воздух. Скоро кичливые фашисты перестанут хвастаться своими автоматчиками. Да, да, перестанут, так и напишу Георгию Семеновичу. Жалко, перевели его от нас, а то бы пошел и обнял его, как сына, за такой автомат..."
В декабре 1941 года, когда гитлеровские армии подошли вплотную к столице, когда над заводом по нескольку раз в сутки появлялись фашистские "юнкерсы", Дегтяреву предложили эвакуироваться в глубокий тыл, чтобы там в спокойной обстановке продолжать свою работу.
Конструктор решительно отказался покинуть родной завод. "Я верю, что враг будет отброшен в самое ближайшее время, - заявил он. - Порукой тому замечательное оружие, созданное советскими оружейниками, которого с каждым днем становится больше".
Скоро его слова подтвердились. В декабре 1941 года советские войска нанесли немецко-фашистским захватчикам под Москвой первый сокрушительный удар.
Старый оружейник со слезами на глазах слушал сообщение Совинформбюро о разгроме немцев под Москвой. Он радовался, что в замечательной победе советских войск был и его труд. Об этом свидетельствовали многочисленные письма воинов, в которых они благодарили его за создание отличных образцов "дегтяревского оружия"...
Неустанно работая сам, Дегтярев всячески поощрял творчество своих помощников, в которых угадывал способности к изобретательству.
Однажды, ранним июльским утром, когда Дегтярев трудился в саду, щелкнула калитка, и в сад вошел человек с большим свертком.
Дегтярев, выглянув из-за куста, узнал гостя и, улыбаясь, пошел ему навстречу.
- С добрым утром, Василий Алексеевич! - приветствовал гость.
- Здравствуй, Максимыч! Какими судьбами?
- Да вот, - он кивнул на сверток, - пулемет принес. Уж не обессудьте, Василий Алексеевич, к вам, как к отцу родному!..
- Ну-ну, рассказывай!
- Что тут рассказывать, вот глядите! - поставив на штабель парниковых рам сверток, гость распахнул простыню.
Перед Дегтяревым предстала модель совершенно нового пулемета.
Она была сделана из дерева, жести, картона, но Василий Алексеевич этого не замечал, все его внимание было поглощено формами и конструкцией нового пулемета.
Горюнов (так звали Максимыча) стоял перед ним, как ученик на экзаменах.
Он был уже не молод. Его каштановые пышные волосы поредели, лицо посекли мелкие морщинки, только глаза горели молодым огнем.
- Ствол никак приставной? - спросил Дегтярев.
- Да, приставной, чтобы в случае перегрева можно было немедленно заменить другим, - пояснил Горюнов, - а детали больше штампованные, чтобы легче и быстрее, - ведь война!
- Так! - сказал Дегтярев и, прищурясь, стал поворачивать макет, присматриваясь к каждой детали.
Горюнов с волнением переступил с ноги на ногу. "Что-то скажет конструктор?" - думал он.
Дегтярев поднялся и, улыбнувшись, крепко пожал ему руку.
- Что же ты раньше-то молчал, Максимыч?
- Все не верил как-то!.. - смущенно ответил Горюнов.
- Понимаю... Сам таким был... Но теперь время другое. Подбери себе двух-трех помощников и сегодня же приходи в бюро. Будешь сам делать свой пулемет. Все устроим, освободим от всех дел. Будешь работать только над пулеметом...
Дегтярева глубоко взволновала встреча с Горюновым.
"Эх, и способный же у нас народ! - говорил он себе. - Ведь простой мастеровой, слесарь, а какую штуку придумал! Да и разве он один..."
Как только Дегтярев пришел на завод, ему тотчас же доложили о Горюнове.
Тот привел с собой племянника, Михаила Горюнова, слесаря седьмого разряда, и его друга, тоже слесаря, высокого мешковатого парня - Воронкова.
Дегтярев познакомил их с конструктором, которого выделил в помощь изобретателю, и сообщил, что для них уже приготовлены станки и отдельное место в цехе.
Горюнов с жаром отдался работе. Напарники, увлеченные его задором, работали с подъемом, и дело двигалось быстро.
Чутьем опытного конструктора Дегтярев угадал в макете талантливое изобретение. Опасаясь преждевременными советами помешать Горюнову, он приходил к ним редко, но через своих конструкторов следил за работой, неустанно и всемерно помогал.
Горюнов чувствовал это. Внимание и забота Дегтярева вселяли в него уверенность, прибавляли сил и энергии.
Когда все детали были сделаны в металле, Горюнов собрал пулемет и сам отнес его в тир для испытаний. Все видевшие пулемет поздравляли изобретателя с удачей. Однако при стрельбе механизм захлебнулся, и никакие усилия не могли привести его в действие.
Горюнов стоял бледный, осунувшийся, его била нервная дрожь.
В эту минуту к нему опять подошел Дегтярев и ласково положил руку на плечо.
- Ничего, Максимыч, ничего, отладим! Я тоже с неудачи начал, крепись. Теперь другое время, тебя поддержит завод, партия, вся страна, наше дело - общее дело!
Опять в цехе закипела горячая работа, теперь уже под наблюдением самого Дегтярева.
Механизм отлаживали, устраняли мелкие недостатки, тщательно подгоняли детали.
Черва некоторое время Горюнов так же, как двадцать лет назад Дегтярев, повез свой пулемет в Москву на испытания.
Скоро на заводе была получена телеграмма, извещающая, что пулемет показал хорошие боевые качества.
В цехах царило оживление. Рабочие от души радовались успеху своих товарищей. С Дегтяревым еще накануне говорили из Москвы по телефону о том, что пулемет Горюнова хорош, но тяжел станок и что этот недостаток может оттянуть его приемку. Дегтярев тут же нашел выход: он посоветовал поставить пулемет на станок своей конструкции...
Правительство отметило новое изобретение присуждением Государственной премии обоим Горюновым, Воронкову и их руководителю - Василию Алексеевичу Дегтяреву.
Это была третья Государственная премия, присужденная Дегтяреву.
Горюнов не дожил до радостного часа, когда его пулеметы начали крушить врага. Государственная премия ему была присуждена посмертно.
Станковый пулемет Горюнова был сделан с воздушным охлаждением. Он оказался значительно легче русского "максима" и лучше его в боевом отношении.
Надежное и маневренное оружие было по заслугам оценено на фронте.
Так же, как Шпагин улучшил модель дегтяревского пистолета-пулемета, создав свой "ППШ", Горюнов, сконструировав модель нового станкового пулемета, подарил воинам образец, в котором были учтены требования, выдвинутые Отечественной войной. Образец прочный, надежный и дешевый в производстве, который с успехом заменил "ДС".
Дегтярев от души радовался успехам своих учеников, потому что эти успехи, увеличивая боевую мощь Красной Армии, приближали час окончательной победы над врагом.
В тылу, как на фронте
Когда опытные образцы пулемета Горюнова прошли положенные испытания, завод получил боевое задание - срочно наладить серийный выпуск нового оружия.
Это была тяжелая задача, так как завод не располагал даже помещением, где бы можно было организовать новое производство...
Но задачу эту следовало решать немедленно - весна 1943 года вступала в свои права, на фронте шли ожесточенные бои...
Экстренное заседание партийного бюро затянулось за полночь, а нерешенных вопросов оставалось еще много. Собственно, решался всего один вопрос - об организации нового производства, но, чтобы решить его, следовало разрешить десятки других вопросов, от которых зависело главное.
Дегтярев, опустив на руки седую голову, сидел у длинного, покрытого зеленым сукном стола и думал вместе со всеми.
Все члены бюро пришли к единодушному мнению, что для организации нового производства необходимо построить еще один огромный цех. Но этот цех следовало построить в сроки, каких не знала доселе строительная практика. И пока что не было ни проекта, ни материала, ни рабочей силы.
Уполномоченный ГКО, могучий черноволосый человек в простом рабочем костюме, говорил уверенно и властно, как бы чеканя слова:
- О материалах не может быть речи. Главные строительные материалы - кирпич, лес, цемент, стекло, железо, гвозди мы получим немедленно, мелочи изыщем на месте.
- А как же быть с механизмами?
- Правильный вопрос. Без механизмов такую махину быстро не построить. Механизмы должны быть, товарищи! Часть из них мы, безусловно, получим, а другую изготовим сами, силы у нас есть!..
В зале послышался шум одобрения.
- Что касается проекта, - продолжал уполномоченный, - то за ним дело не станет - работники ОКСа обязуются его сделать раньше, чем будет расчищена строительная площадка.
Остается решить вопрос с рабочей силой. Нам потребуются тысячи рабочих рук!
В кабинете воцарилась тишина.
- Завод не может выделить из кадровых рабочих и сотни человек, - хмуро сказал директор. - Нам должен помочь город.
- У директора короткая память, - послышался твердыц голос секретаря горкома, - город уже давно отдал все людские резервы заводу.
- Товарищи, - продолжал уполномоченный ГКО, - город действительно оказал заводу огромную помощь и будет помогать впредь, но вряд ли эта помощь окажется значительной. Мы должны сделать упор на свой мощный коллектив, на его неисчерпаемые силы.
- Трудно, люди устали, работают по десять-одиннадцать часов.
- Это верно, - послышался голос Василия Алексеевича, - но если надо, все согласятся работать по двенадцать!
- Правильно, Василий Алексеевич, - раздался молодой, звонкий голос из дальнего угла. - Слово прошу, товарищи, дайте мне слово!
- Пожалуйста, к столу, товарищ Минин, - сказал уполномоченный.
Молодой, с задорными глазами секретарь комитета комсомола подошел к столу.
- Товарищи, - возбужденно заговорил он, - я уполномочен просить вас это ответственное дело поручить комсомолу.
Собравшиеся насторожились.
- Не бойтесь, - продолжал Минин, - история ленинского комсомола всем известна - он справлялся не с такими делами. Мы мобилизуем всю молодежь завода.
- А кто же будет работать в цехах? - прервал директор.
- Мы будем работать и в цехах и на стройке, - решительно отчеканил Минин. - После работы все будем организованно выходить на стройку и работать по два часа. Кто тут инженер, пусть подсчитает, сколько получится дней, если каждый из молодых рабочих отработает на стройке сотню часов! От лица комитета комсомола заверяю бюро парткома, что мы справимся с этой задачей!
- А что вы умеете делать? - зашумели строители. - Нам нужны каменщики, плотники, арматурщики!
- Спокойно, товарищи, спокойно, - заговорил уполномоченный. - Я считаю, что нашему комсомолу можно доверить это ответственное дело. Я уверен, что комсомол сумеет поднять на подвиг всю молодежь завода, и не только молодежь, но и пожилых рабочих, весь коллектив! И будьте уверены, товарищи строители, что среди тысяч людей окажутся и каменщики, и плотники, и бетонщики. А если их окажется мало, сделаем их инструкторами, и дело пойдет.
Выступившие вслед за уполномоченным парторг ЦК и секретарь горкома ВКП(б) горячо поддержали предложение Минина. Было принято решение - строительство нового цеха начать силами комсомола!
На другой же день прошли бурные комсомольские собрания во всех цехах. Был создан боевой штаб стройки во главе инженером Агаповым, составлены строительные бригады, назначены их руководители, заготовлен инструмент.
8 мая утром ночная смена торжественно, под звуки оркестра вышла и направилась к строительной площадке. Молодежь была вооружена длинными железными "пиками" с загнутыми концами, которые были сделаны по совету Дегтярева, носилками и лопатами. Эти "пики" предназначались для того, чтобы растаскивать горы металлической стружки, от которой следовало расчистить площадку под строительство.
Стружка сваливалась тут много лет, она переплелась, слежалась... Комсомольцы старались и поодиночке и группами - рвали стружку стальными крючьями, а она пружинила, не поддавалась, до крови царапала руки и лица...
Несколько дней трудились комсомольцы, работали с самозабвением, а дело не шло. Тогда руководители штаба стройки пришли к Дегтяреву и стали его просить помочь им избавиться от стружки.
- Я уж давно думаю об этом, ребята, - сказал Василий Алексеевич, - по пока ничего толкового...
- Так как же быть? Ведь из-за этой проклятой стружки все дело может сорваться.
- Нет, этого допустить нельзя!
Василий Алексеевич положил несколько спиралей стружки в пепельницу и чиркнул спичкой.
- Вот, глядите! - стружка, потрескивая, загорелась. Обрадованные члены штаба стройки весело зашумели:
- Теперь дело пойдет! Спасибо вам, Василий Алексеевич. Но против поджога стружки решительно высказались МПВО и пожарные. Стружка могла вспыхнуть ярким пламенем и гореть не один день. Это грозило демаскировать завод. Кроме того, пламя могло распространиться, а рядом находился склад боеприпасов. Что делать? Как быть? Ведь уходило драгоценное время...
Опять состоялось заседание парткома, на которое были приглашены различные специалисты.
Стружку решено было поджечь рано утром с подветренной стороны, а у склада боеприпасов выкопать ров и создать водяную завесу.
Так и сделали. Огромный столб огня взвился на десятки метров и полыхал несколько часов. Фашистская печать и радио раструбили на весь мир, что немцы разбомбили важный военный объект в России...
Огонь превратил стружку в сплошные глыбы расплавленного, перемешанного с мусором и землей металла, похожего па шлак. Они не поддавались ни крючьям, ни кувалдам.
Опять члены штаба стройки обратились к Дегтяреву.
- Теперь дело пойдет легче, - успокоил их Василий Алексеевич и показал им карандашный набросок.
- Это что за машина?
- Обыкновенный подъемный кран, - пояснил Василий Алексеевич. - На крюке у него на тросе стальная болванка, ее следует поднимать и разом опускать на шлак.
- И что же, расшибет глыбы?
- Надо испытать.
И опять совет Дегтярева помог. Глыбы шлака, разбитые на мелкие куски, без особого труда грузились комсомольцами на машины и платформы. Площадка быстро расчищалась. Видя, что дело идет хорошо, комсомольцы работали со все возрастающим подъемом.
Каждый день после смены тысячи молодых рабочих под звуки оркестров отправлялись к месту работ. Радио передавало сводки и итоги соревнования. К молодежи присоединялись пожилые рабочие и даже старики. Примером для всех был старый мастер дядя Вася Пушков. Он был зачислен в бригаду землекопов Кати Филатовой и показывал пример самоотверженной работы.
Как-то, прочтя о нем в газете, Василий Алексеевич не мог усидеть в бюро и, несмотря на срочную работу, пошел на стройку.
- Ну, как работается, тезка? - весело спросил он, подходя к Пушкову.
- Хорошо, Василий Алексеевич. Помогать пришел?
- Да, вот вырвался, дайте-ка мне лопатку.
Ему подали лопату, и Василий Алексеевич, сняв фуражку и китель, начал трудиться.
Его седая голова резко выделялась среди цветистых платков, и скоро по радио штаба было объявлено:
- Товарищи, сегодня на комсомольской стройке работает Герой Социалистического Труда Василий Алексеевич Дегтярев.
Крики "ура!" и дружные аплодисменты приветствовали старого конструктора.
Стены цеха росли на глазах: каменщиков было немного, о в помощниках не было недостатка. Кирпичи и раствор п0давались проворно, и каменщикам оставалось только укладывать их. Одновременно с кладкой велись плотничные и монтажные работы. Еще не были выведены стены под крышу, а уж в цехе загрохотали прессы, загудели станки, началось производство боевого оружия.
Не прошло двух месяцев с начала работ, как над огромным корпусом взвился красный флаг, возвещавший об окончании работ.
На фронтоне его красовались строгие буквы: "Комсомольский корпус".
После краткого митинга, под торжественные звуки оркестра гордые строители многотысячной колонной проходили мимо величавого красавца. С ними вместе шел и Василий Алексеевич Дегтярев.
Когда он, окинув взглядом новое сооружение, прочел на фронтоне надпись: "Комсомольский корпус", по его щекам покатились слезы.
То были слезы радости и гордости за славную боевую смену, за нашу советскую молодежь, построившую этот огромный корпус во внеурочное время.
Торжество победы
Наступила четвертая военная весна. Солнце, как и раньше, светило ярко и весело. Его горячие лучи быстро растопили снега. Земля оделась в чистую зелень.
Небольшой серенький городок расцвел, огласился щебетом птиц и веселыми детскими голосами, словно почувствовал приближение большой радости.
По вечерам на тихих улицах заливалась гармошка, слышались звонкие песни молодежи. Ни одна весна за время войны не была такой дружной, радостной и веселой! Ни один Первомай за последние годы не праздновали с таким ликованием! Эта радость и это всеобщее ликование были вызваны ощущением близкой и окончательной победы - героические советские воины водрузили алый стяг над рейхстагом!..
Радостные известия о победах советских войск, передаваемые по радио, звуки победных салютов воодушевляли тружеников тыла, заставляли их работать вдохновенно.
Василий Алексеевич в эти дни не изменил установленного распорядка своих занятий.
Девятого мая, как восьмого или седьмого, он встал в пять часов и вышел в сад поработать на свежем воздухе, послушать пение скворцов и жаворонков, подышать весенним воздухом набраться свежих сил перед уходом на завод.
Утро рождалось ясное, теплое, тихое. Легкие облака переливались нежнейшими тонами, недвижный прозрачный воздух был наполнен волшебными звуками. Казалось, что весь этот цветущий и благоухающий мир прикрыли хрустальной чашей и по ней какие-то невидимые музыканты выстукивают десятки нежнейших, непередаваемых мелодий.
Прополов грядку цветов, Василий Алексеевич сел на скамейку и закурил трубочку с душистым табаком.
И вдруг на аллее, ведущей к дому, показалась Вера Васильевна, как четыре года назад, с полотенцем в руках и заплаканными глазами.
- Вася, Василий! - услышал он. И по интонации ее голоса понял, что она выбежала, чтобы сообщить ему не печаль, а большую радость, - Вася, да иди же ты скорей домой - война кончилась! Только сейчас объявили по радио!..
Через некоторое время, надев новый генеральский мундир, все ордена и медали, с огромным букетом цветов, окруженный родными и друзьями прославленный оружейник направлялся на городскую площадь.
Улицы были забиты ликующим народом. Звучала музыка, песни, радостный смех.
Василий Алексеевич, кивая знакомым, смахивал набегавшие на глаза слезы. Он обнимал и целовал старых рабочих, солдат, офицеров и совсем незнакомых, но преисполненных тех же чувств людей.
Конструктор, изготовлявший грозное оружие войны, теперь радовался окончанию войны, как дети, ждущие с фронта своих отцов.
Когда прогремели на весь мир залпы в честь долгожданной победы, Василий Алексеевич уехал на курорт. Отдохнув от долгих лет напряженного труда, он вернулся на завод счастливый, помолодевший и снова взялся за дело.
Опять потекли заводские будни, полные труда и исканий. Опять дни вошли в свой регламент, выработанный годами.
Он вставал в 5 утра, выходил в сад и с упоением работал там до завтрака. Потом закусывал, пил чай и шел на завод, где работал с усердием молодого.
После работы немного отдыхал в саду. Потом там же в беседке или дома принимал избирателей или читал их письма.
За время войны он получил около 18 тысяч писем от избирателей, и ни одно из них не оставил без ответа...
Встретив новый, 1946 год, утром 2 января Василий Алексеевич облачился в генеральский китель и подошел к зеркалу.
На левой стороне его груди сияли: Золотая Звезда, три ордена Ленина, орден Трудового Красного Знамени и три медали, а на правой - ордена Суворова первой и второй степени и орден Красной Звезды - награды Родины за многолетнюю беззаветную службу.
Причесав серебристые волосы, он надел теплую шинель и отправился в клуб на вечер встречи со своими избирателями, которые вторично выдвигали его кандидатуру в депутаты Верховного Совета СССР.
Его появление было встречено бурей оваций.
Василий Алексеевич поднялся на трибуну и тихо сказал:
- Мы должны и будем работать не покладая рук, чтобы оградить нашу страну и все мирные народы от новой войны. Что касается лично меня, то я отдам все свои силы на благо Отчизны, на благо нашего народа.
Спустя несколько дней Дегтярев был вторично избран в депутаты Верховного Совета СССР.
Через месяц Василий Алексеевич приехал в Москву на сессию Верховного Совета СССР и несколько дней провел у своей дочери. В эти дни ему удалось посетить выставку трофейного вооружения, захваченного советскими войсками в боях с немцами и японцами.
Выставка эта произвела на него большое впечатление. Он подходил к огромным побуревшим развалинам "тигров", "пантер" и "фердинандов" и с радостью находил в их броне маленькие сквозные отверстия.
Экскурсовод, узнавший конструктора, подвел его к одному танку и, вынув из дырочки в башне танка бронебойную крупнокалиберную пулю, подал Дегтяреву:
- Узнаете, Василий Алексеевич?
- Наша? - спросил Дегтярев.
- Да, эта пуля была послана в танк из вашего противотанкового ружья. Бронебойные пули из вашего ружья прошибали вражеские танки насквозь!
И он стал показывать Дегтяреву пробоины в танках...
Дома у дочери Дегтярев продолжал думать о выставке, об огромном количестве поверженной техники врага и с гордостью - о советских конструкторах, инженерах, рабочих, создавших такое вооружение, которое помогло нашим воинам разгромить фашистские армии.
Он вспомнил своих соратников, друзей и учеников, создателей грозного оружия Советской Армии, трудом своим утверждающих мощь родной страны.
Вот высокий седовласый старик с гордой осанкой. Это Токарев. Им неоднократно приходилось соревноваться друг с другом. У каждого были неудачи и успехи. И каждый из них неудачи другого переживал, как свои, и успехам товарища радовался, как своим, потому что оба они работали для своего родного народа, для своей социалистической Родины.
Вот представитель молодого поколения - конструктор Шпагин - творец многих замечательных систем. Теперь он тоже депутат Верховного Совета СССР и Герой Социалистического Труда. Дегтярев гордится им. Это его ученик.
Вот конструктор Симонов - создатель пятизарядного противотанкового ружья, удостоенный Государственной премии. На выставке немало танков, подбитых из его ружья!..
"В нашей стране выращены замечательные творцы оружия, - думал Дегтярев, - и они славно поработали вместе с тружениками тыла. В невиданно короткий срок была перебазирована на Восток военная промышленность и развернуто производство вооружения в гигантских размерах..."
Дегтяреву вспомнились годы империалистической войны, когда на трех русских солдат приходилась одна винтовка, когда десятки дивизий на фронте держались в резерве, потому что их не с чем было послать в бой. Тогда могучая русская артиллерия бездействовала из-за страшного снарядного голода, а пулеметы выдавались в части, как большая, почти музейная редкость...
Ему вспомнилась речь Председателя ГКО, характеризующая подвиг работников оборонной промышленности в эту войну.
Дегтярев отыскал брошюрку с этой речью и открыл ее на памятном месте.
"Известно, что наше вооружение по качеству не только не уступало немецкому, но в общем даже превосходило его.
Известно, что наша танковая промышленность в течение последних трех лет войны производила ежегодно в среднем более 30 тысяч танков, самоходок, бронемашин.
Известно далее, что наша авиационная промышленность производила за тот же период ежегодно до 40 тысяч самолетов.
Известно также, что наша артиллерийская промышленность производила за тот же период ежегодно до 120 тысяч орудий всех калибров, до 450 тысяч ручных и станковых пулеметов, свыше трех миллионов винтовок и около двух миллионов автоматов.
Известно, наконец, что наша минометная промышленность за период 1942-1944 годов производила ежегодно в среднем до 100 тысяч минометов.
Понятно, что одновременно с этим производилось соответствующее количество артиллерийских снарядов, разного рода мин, авиационных бомб, винтовочных и пулеметных патронов.
Известно, например, что в одном только 1944 году было произведено свыше 240 миллионов снарядов, бомб и мин и 7 миллиардов 400 миллионов патронов.
Такова в общем картина снабжения Красной Армии вооружением и боеприпасами".
"Да, - сказал Дегтярев, - хорошо потрудились советские люди в тылу! Славно поработали оружейники и оружейные конструкторы. Родина никогда не забудет об этом!.."
Вспоминая друзей и товарищей по конструкторской работе, Дегтярев захотел повидаться с ними, поговорить о пережитом, вспомнить годы совместной работы, подумать о будущем...
Как-то вечером он неожиданно нагрянул к своему учителю и другу Владимиру Григорьевичу Федорову.
Машина остановилась у красного кирпичного коттеджа, и Василий Алексеевич, сдерживая волнение, нажал кнопку звонка. "Как-то выглядит Владимир Григорьевич, - думал он, - ведь мы не виделись больше пяти лет..."
- Кто там? - спросил женский голос.
- Дома Владимир Григорьевич? Это спрашивает Дегтярев.
Послышались торопливые шаги по лестнице, глуховатое покашливание и знакомый голос:
- Откройте, пожалуйста. Я сейчас, сию минуту, только надену китель...
Через несколько минут Дегтярев сидел в кабинете, заставленном книгами и цветами.
- А вы все такой же, Василий Алексеевич, не стареете, а ведь как работаете!
- Некогда стареть-то, Владимир Григорьевич!
Федоров налил по бокалу вина.
- Ну, что же, Василий Алексеевич, выпьем за встречу, за ваше вторичное избрание в депутаты, за ваше замечательное оружие!
- Я бы хотел, чтобы мы выпили за ваши труды, за эти тома, написанные вами, за присвоение вам звания генерал-лейтенанта, профессора, доктора наук, действительного члена Академии артиллерийских наук...
- Нет, Василий Алексеевич, давайте выпьем за успехи советских оружейников и за победу русского оружия в этой великой войне.
- И за наши с вами успехи, - добавил Дегтярев, - и, поскольку нам по второй нельзя, за нашу почти полувековую творческую дружбу!..
Однажды после открытия сессии, выходя из зала заседаний Верховного Совета СССР, Василий Алексеевич увидел приветливо улыбающегося человека в штатском костюме и в роговых очках.
"Кто-то очень знакомый", - подумал он.
- Не узнаете, Василий Алексеевич? - спросил Шпагин.
- Георгий Семенович, вот радость, из-за этих очков признать тебя не мог. Ведь почти шесть лет не виделись. - Дегтярев крепко обнял его.
Несколько часов они провели вместе. Прощаясь, Василий Алексеевич взял со Шпагина слово, что летом тот непременно приедет к нему в гости.
Последние дни
После войны Василий Алексеевич смог заняться и теми делами, на которые в дни войны никак не хватало времени.
Прежде всего он съездил в совхоз, носящий его имя и находящийся недалеко от города. Еще до войны он помог руководителям совхоза достать саженцы и заложить фруктовый сад. Хотелось теперь посмотреть на этот сад, узнать об успехах и нуждах совхоза и обязательно помочь ему в расширении сада.
Начальник участка садовод Мазуркевич, живой, хлопотливый человек, встретил Василия Алексеевича как дорогого гостя и сразу повел в сад.
- Вот, полюбуйтесь, как поднялись ваши питомцы.
Василий Алексеевич прошелся между рослых веселых яблонь, потрогал налившиеся соком золотистые плоды.
- Хорошие яблони!.. - Мазуркевич поднял ветвь густо разросшегося крыжовника. - Посмотрите, Василий Алексеевич!
Дегтярев остановился от удивления - ветвь была облеплена янтарным крупным крыжовником и напоминала огромную гроздь винограда.
- Неужели это из тех саженцев, что я прислал?
- Да, Василий Алексеевич, это ваш подарок!.. А вот не угодно ли посмотреть - владимирка из вашего сада! А там свой плодоягодный питомник и бахчи.
- Молодцы. От души радуюсь вашим успехам. Надо в городе побольше фруктовых деревьев насадить, в колхозы дать, все деревни вокруг одеть в сады!..
Удалось Василию Алексеевичу побывать в техникуме, носящем его имя, встретиться со слушателями и преподавателями.
Побывал он и в Туле у старых друзей - тульских оружейников, которым приходилось изготовлять его боевые системы.
С Михаилом Александровичем Судаковым сходили на завод, осмотрели древний кремль, город и его живописные окрестности. Съездили к старой мельнице, где когда-то ребятами ловили рыбу.
- Да, не узнаешь Тулу, - говорил Василий Алексеевич. - Огромным городом стала. А дома-то, улицы-то какие, заводы - душа радуется!..
Проезжая по окраине города, на одной из улочек они увидели несколько заржавевших танков.
- Это откуда?
- Фашистские. Тулу хотели взять, да нашли здесь себе могилу...
Дегтярев задумался.
- Что нахмурился, Василий Алексеевич? - спросил Судаков.
- Да вот мечтали мы во время войны - разобьем фашистов, заживем мирно и думать даже не будем о войне. Я надеялся, что займусь какими-нибудь изобретениями для механизации сельского хозяйства, а тут, видите, - разные джентльмены оружием бряцают, о новой войне мечтают, грабители.
- Да, Василий Алексеевич, еще много у нас врагов...
- Вот эти танки и напомнили мне о том, что нам, оружейникам, нельзя предаваться отдыху, когда капиталисты готовят атомные бомбы...
Как ни любил Василий Алексеевич тихую жизнь, цветы птиц, животных, как ни велико было его стремление к миру, оп вынужден был думать о войне.
"Чтобы сохранить мир, - размышлял он, - мы должны не только бороться за него, но и быть готовыми ко всяким случайностям. Выбросить оружие всегда можно, но не иметь его - опасно!.." И престарелый конструктор, несмотря на преклонный возраст, чувствовал в себе еще достаточно сил и энергии. На этот раз, как и при создании противотанкового ружья, он опять привлекает молодежь, поручает ей самостоятельную разработку отдельных узлов, заботливо учит, сознательно растит молодое поколение оружейных конструкторов, передает ему свой богатейший опыт и знания...
Работа над новым образцом идет на редкость успешно.
Но вот жестокая болезнь подкрадывается к конструктору и валит его с ног, отрывает от любимого дела, не дает завершить начатую работу.
Но и в больнице Василий Алексеевич не перестает думать о новом образце, просит через навещающих его товарищей передать в бюро, что если упоры будут ломаться, сделать их из ковкого материала... Здесь, в больнице, он принимает своих ближайших помощников, дает им советы, просит использовать предложения, которые он написал, так как говорить трудно...
Здоровье Василия Алексеевича ухудшается с каждым днем. Но сознание его не покидает. В минуты, когда никого из посетителей нет, он думает о советских конструкторах, о Родине, о своем народе.
Ему хочется свои мысли передать потомству. Он подзывает сестру и просит ее записать то, что оп считает необходимым сказать.
Сестра садится к его изголовью и старательно записывает:
"Сейчас, когда империалисты угрожают атомными бомбами, паши конструкторы продолжают спокойно работать.
Мы работаем не ради наживы или страха, как изобретатели за рубежом. Нами движет святое чувство служения Отчизне, служения своему народу, великой партии большевиков, которая открыла дорогу к творчеству, дорогу к счастью..."
Под ложечкой страшная боль, трудно дышать. Он отдыхает несколько минут и снова диктует сестре:
"Ни в одной стране мира не созданы такие условия для расцвета изобретательства и конструирования, как у нас, в Советской стране. И нигде не ценится так высоко труд конструкторов, как у нас".
16 января 1949 года Василия Алексеевича не стало. 18 января во всех газетах были напечатаны следующие сообщения:
"От Центрального Комитета ВКП(б)
и Совета Министров СССР
Центральный Комитет Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) и Совет Министров СССР с глубоким прискорбием извещают о смерти верного сына большевистской партии, выдающегося конструктора стрелкового оружия, депутата Верховного Совета СССР, Героя Социалистического Труда, генерал-майора Дегтярева Василия Алексеевича, последовавшей 16 января 1949 года после тяжелой и продолжительной болезни.
Центральный Комитет ВКП(б)
и Совет Министров СССР".
Правительство решило увековечить память выдающегося конструктора, всю свою жизнь отдавшего служению народу. В тот же день было опубликовано Постановление Совета Министров СССР. Имя Дегтярева присваивалось заводу Министерства вооружения, на котором последние годы жизни работал Василий Алексеевич. В городе, где работал Дегтярев, решено было воздвигнуть памятник выдающемуся конструктору.
Для наиболее выдающихся студентов-отличников и аспирантов Ленинградского военно-механического и Тульского механического институтов, а также для отличников в Дегтяревском техникуме Министерства вооружения установлены повышенные стипендии имени Дегтярева.
Похороны Дегтярева были поистине всенародными.
Целый день с прославленным конструктором прощались москвичи. В Мраморный зал Министерства вооружения под звуки траурных мелодий беспрерывным потоком двигались люди.
Многие из них, носящие теперь штатскую одежду, когда-то сражались на фронте с дегтяревским оружием. Они пришли отдать дань уважения и сказать последнее "прощай" замечательному изобретателю.
В почетном карауле рабочие, маршалы, генералы, офицеры и солдаты Советской Армии, ученые, конструкторы, оружейники...
После митинга траурная процессия направляется к Курскому вокзалу.
У перрона в черном крепе траурный поезд. Льется шопеновский марш. Женщины и дети несут венки и подушечки с орденами и медалями.
С открытыми головами стоят Федоров, Токарев, Шпагин, Симонов. Гроб с телом Дегтярева вносят в вагон, и под звуки печальных мелодий траурный поезд отходит...
Несмотря на ночь, в Петушках, Владимире, Новках поезд встречают толпы рабочих. Они пришли отдать последний долг человеку, которого любили всей душой.
Рабочие заводов, фабрик, депо, солдаты и офицеры, колхозники ближних и дальних районов пришли проводить в последний путь своего депутата, своего друга и товарища, пользовавшегося большой любовью и уважением...
Прошло всего несколько месяцев после смерти Дегтярева, как вся страна узнала о присуждении ему (посмертно) Государственной премии первой степени. Так высоко была оценена правительством последняя работа конструктора.
Одновременно с Дегтяревым этой высокой награды были удостоены четверо из его сотрудников и учеников...
Прошло несколько лет, ив городском парке установили величественный монумент. Бронзовая скульптура высотой в три человеческих роста застыла на гранитном пьедестале.
Сюда поклониться Дегтяреву приходят воины, которые сражались с его оружием, рабочие, трудившиеся с ним рука об руку, молодежь, для которой жизнь Дегтярева o является вдохновенным примером.
Выходец из народа, Дегтярев всю свою жизнь посвятил служению ему. Он трудами своими укрепил его мощь и приумножил его гордую славу. Поэтому светлая память о его благородных деяниях и о нем никогда не померкнет в сердцах советских людей.
1949 г.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов активная ссылка обязательна:
http://weapons-world.ru/ 'Оружие и военная история'