Академик и танкостроители

1

Выдающийся ученый Евгений Оскарович Патон - создатель отечественной школы мостостроителей - неожиданно на шестидесятом году жизни оставляет любимую работу, прославившую его имя, и уходит в новую область техники - электросварку. Изобретенная в 1886 году в Полтаве русским инженером Николаем Николаевичем Бенардосом и примененная на практике горным инженером Николаем Гавриловичем Славяновым электросварка не получила распространения в царской России и использовалась на родине только после Октябрьской революции. Но и в двадцатых годах она оставалась недоступной областью техники - ни научных разработок, ни технологии сварки, ни мало-мальски пригодного оборудования и в помине не было.

Патон начал почти с нуля.

В двадцать девятом году он создал электросварочную лабораторию со штатом в пять человек. Постепенно в нее потянулись талантливые студенты и молодые инженеры, поверившие в перспективность новой технологии. В тридцать четвертом году лаборатория была реорганизована в Научно-исследовательский институт электросварки Академии наук Украины - первый в мире исследовательский центр, решающий сложнейшую проблему современной техники.

Первая пятилетка института Патона оказалась победной для научного коллектива, сотворившего важнейшее открытие - автоматическую скоростную сварку под флюсом. Это было не повторение прежних методов, а революционный шаг в электросварке.

Двадцатого декабря 1940 года Центральный Комитет партии и Совет Народных Комиссаров заслушали сообщение Евгения Оскаровича о скоростной сварке под слоем флюса и, отметив неоценимое теоретическое и практическое значение этого открытия, приняли специальное постановление: внедрить новейшие автоматические установки Патона на двадцати крупнейших заводах страны, возложить на академика руководство всеми практическими работами на этих предприятиях, назначив его Государственным советником при Совете Народных Комиссаров СССР.

Он вышел из зала заседаний радостный и взволнованный: осуществлялась его заветная мечта.

Патон не заметил, как вслед за ним вышел Ворошилов:

- Простите, Евгений Оскарович, мне нужно кое-что узнать у вас, зайдемте в свободную комнату.

- Пожалуйста, товарищ маршал, я к вашим услугам.

Комната была маленькая, безлюдная, со старинной

плюшевой мебелью. Ворошилов пригласил академика сесть рядом.

- Меня информировали об исследованиях, которые проводили ваши сотрудники на танкостроительном. Не можете ли вы сообщить о результатах?

Весной, когда правительство решило запустить Т-34 в серию, перед коллективом харьковчан возникли сложные проблемы и среди них, пожалуй, самая сложная - сварка брони. Оказалось, что легированные стали не поддаются электросварке, образуют при сварке трещины в шве и околошовной зоне. Без решения этой технической задачи массовый ускоренный выпуск танков невозможен. Кошкин и директор завода Максарев обратились к Патону с просьбой выделить группу исследователей.

Ворошилов знал об этом.

Евгений Оскарович не спешил с ответом. "Нужно ли, - думал он, - раскрывать детали сложной работы?" И решил сказать о главном.

- К сожалению, товарищ нарком, проблема осталась пока нерешенной. Никто в мире не умеет сваривать броневую сталь. Правда, мы после создания установок скоростной автоматической сварки под флюсом, кажется, немного ближе подошли к решению задачи, чем исследователи на Западе. Однако найденные нами флюсы, годные для сварки вагонов, цистерн, котлов, для брони непригодны. Мы ищем, будем продолжать поиски более совершенных флюсов и аппаратуры для сварки брони и новых технологических процессов, только это потребует массу времени. Зарубежные исследователи после своих неудач стали пессимистами: и за десять лет, говорят, результатов не добиться. А нас исследования в Харькове не обескуражили - через два-три года мы научимся сваривать броню, непременно научимся!

- Обстановка прижимает, Евгений Оскарович, напряженная международная обстановка. Прошу вас это учесть.

- Постараемся, товарищ маршал!

2

В субботний вечер 21 июня 1941 года Евгений Оскарович Патон выехал скорым поездом из Москвы на Урал. Настроение у него было редкостное - окажись он один в купе вагона, запел бы во весь голос да украинского гопака, возможно, заладил бы - как не запляшешь, когда тебе привалило такое счастье!

Накануне, в обеденный час, директор столичного издательства явился в Совнарком и поздравил академика с выходом его монографии, торжественно вручил авторский экземпляр. Патон растерялся - в первую минуту не поверил глазам своим. Но в руках была книга с его именем на переплете и названием: "Скоростная автоматическая сварка под слоем флюса"...

Ночью, включив малый свет над изголовьем и перелистывая книгу, Евгений Оскарович пытался осмыслить события минувшего полугодия. В эти месяцы он совмещал, казалось, несовместимое - поездки по заводам, руководство научной работой в Институте электросварки, непривычные для него обязанности в аппарате Совета Народных Комиссаров и еще умудрялся по утрам перед началом служебного дня выкраивать часы для завершения монографии.

Он приходил в Совнарком задолго до рассвета и в безлюдной тишине писал заключительные главы. Ему и в голову прийти не могло, что заместителю Председателя Совнаркома известны его ночные и рассветные бдения, что это он рекомендовал московскому издательству монографию, предложив директору, если книга будет одобрена редакцией, как можно быстрее сделать ее достоянием читателей.

Случай был беспрецедентный, книгу напечатали за шесть дней - ни одно научное исследование не выходило в свет за такой короткий срок.

Должно быть, не менее чем выход книги воодушевило Патона успешное внедрение в производство сварочных установок - к середине июня, как было определено правительством, на всех двадцати заводах стали пользоваться автоматической сваркой под флюсом.

Как и в тридцать девятом году, правофланговым в стране по использованию сварки оставался коллектив Уральского завода. В том году Евгений Оскарович с группой исследователей института впервые приехал на Урал. Он полюбил этот величественный завод с его широкими межцеховыми проспектами, засаженными декоративными и фруктовыми деревьями. Высокая культура производства ощущалась во всем: в чистоте пролетов, в разумной расстановке оборудования и механизмов, в четкой, слаженной работе людей на конвейере, где шла одновременно сварка и сборка транспортных машин.

"А каков он сейчас, Уральский завод?.."

Письма, которые присылал академику научный работник института, были обнадеживающими и приятными, но ему хотелось лично посмотреть, как уральцы овладели новым методом сварки под флюсом. Они находчивы, наверное, что-нибудь усовершенствовали, возможно, придется перенести их рационализаторские находки на другие заводы...

Самая короткая летняя ночь пролетела как миг. Поднялось солнце. Жаркие лучи пригрели Евгения Оскаровича, веки сомкнулись, и он заснул. Вскинулся от накаленного тревогой голоса поездного радио:

- Фашистская Германия коварно, без объявления войны, напала на нашу Родину...

Состав еще не успел подойти к платформе ближайшей железнодорожной станции, как Евгений Оскарович спрыгнул с подножки вагона и побежал с письмом в руке на привокзальную почту - письмо было адресовано в Москву на имя Председателя Совета Народных Комиссаров.

"В мои годы, - писал академик, - я уже вряд ли могу быть полезным на фронте, но у меня есть знания и опыт, и я прошу Вас использовать меня как специалиста там, где Вы найдете возможным и нужным. Родина в опасности, и я хочу свои последние силы отдать ее защите".

Правительственный Совет по эвакуации запросил Евгения Оскаровича Патона, куда он считает необходимым перевести Институт электросварки. Ответ последовал в тот же час: на Северный Урал!

Москва нашла решение Патона дальновидным, проницательным, подтверждающим подлинное гражданское мужество ученого.

3

Запад России, Украина, Белоруссия, Прибалтика тронулись таким количеством эшелонов, что, если можно было бы вытянуть их в цепь, они, наверное, опоясали бы земной шар по экватору. За три месяца в полутора миллионах вагонов эвакуировали в глубинные районы страны почти тысячу четыреста предприятий и с ними более десяти миллионов человек. Навстречу им мчались на фронт воинские эшелоны с Дальнего Востока, Сибири, Урала, Средней Азии и Поволжья. Ни одного перегона не оставалось свободным ни в азиатской, ни в европейской части страны.

Как ни пытались уполномоченные Государственного Комитета Обороны создать эшелонам танкового завода "зеленую улицу" - не получалось. По дорогам Украины "хейнкели" рвали на куски полотно железной дороги, бомбили станции, преследовали эшелоны. И все же на Урал прибыли около пяти с половиной тысяч квалифицированных танкостроителей и их семьи, 2720 единиц оборудования, 110 вагонов деталей и заготовок.

На Урале южане хлебнули горя, устанавливая станки, вгрызаясь в скалистый грунт, чтобы до больших морозов построить землянки, бараки.

Завод, куда пришли эшелоны южан, стоял пустым. Из просторных корпусов выдуло и людей, и тепло. Оборудование главного конвейера сборки и части механических цехов тронулось в глубь Средней Азии, оставляя воздвигнутые корпуса для танкового, тянувшегося с другого конца страны и еще на три четверти находившегося на колесах. И стояли, как в фантастическом сне, цехи, дожидаясь, когда опять вдохнут в них жизнь.

Рабочие-уральцы вместе с эвакуированными сгружали ящики с оборудованием с платформ, кострами оттаивали землю, чтобы закладывать фундаменты под прибывшие станка и монтировать их. Потом стали вынимать из ящиков детали высокой точности. И тут-то они узнали от новых товарищей, что подобных деталей на каждый танк требуется до двух с половиной тысяч. От такого известия многих оторопь взяла - ведь на машины, которые раньше выпускал завод, надо было в десять раз меньше деталей и узлов, не требующих сложной обработки. Да и те осваивали больше двух лет. Так сколько же времени понадобится, чтобы освоить выпуск танков!

Да и других трудностей - через край: нет пока броневых листов для корпусов и башен, да и с моторами худо (местный дизельный завод эвакуируется в Челябинск, но когда он туда прибудет, когда развернет производство и пришлет первые моторы - неизвестно). К тому же и танковые пушки с волжского завода еще не поступают...

Надежда оставалась только на людей, на их самоотверженность и инициативу. Поэтому Патон, выступая на первом собрании сотрудников института на новом месте, говорил горячо:

- Мы находимся на одном из крупнейших предприятий, вокруг нас кольцо заводов-гигантов. Теперь не время работать в "белых перчатках", в тиши кабинетов и лабораторий... Помощь заводу нужна сейчас же, ждать он не может. Нужно, засучив рукава, много трудиться на любой работе, если придется, то и мастерами, наладчиками, инструкторами в цехах. Мы должны найти свое место на этом заводе, здесь же в больших масштабах внедрить скоростную сварку...

Задание звучало сурово, как военный приказ, а приказ должен выполняться во что бы то пи стало. Между тем на пути ученых возникало немало препятствий. И главное из них - надо еще научиться сваривать броню.

Грозный и неумолимый фактор военного времени заставлял людей утраивать усилия. Днем и ночью продолжались поиски, один эксперимент сменял другой. Все брали пример со своего руководителя. Можно было только удивляться энергии и неутомимости немолодого уже ученого. Во всякую погоду, в полночь и на рассвете можно было видеть Евгения Оскаровича в цехах завода. Он принимал непосредственное участие в монтаже и освоении сварочной установки, руководил разработкой новых тем, планированием, вел большую переписку с заводами и наркоматами, выполнял массу других обязанностей.

Уверенность вдохнул в людей и нарком Малышев, прилетевший из Магнитогорска. Он привез ободряющие вести: магнитогорцы дают уже свыше тридцати марок высококачественной стали, их блюминг увеличил выпуск броневого листа в три раза. Заработал уже вывезенный из Ленинграда прокатный стан. Уралмашзавод и молодой турбомоторный завод в Свердловске обеспечат танкостроителей и пушками, и дизельными моторами для новых боевых машин.

Рассказывая эти новости, нарком вглядывался в лица окруживших его людей, стараясь уловить, как они воспринимают его слова, каков у них настрой.

- Ваш завод, который объединил крупные коллективы Урала, Украины и Москвы, может и должен стать высшей школой технического и научного опыта, я бы сказал, академией новаторства, образцом для танкостроителей всего Урала, Поволжья и Сибири. Достигнуть этого можно лишь полной отдачей сил, умения, таланта тысяч рабочих, работниц и мастеров, сотен конструкторов, инженеров и, добавлю, ученых Института электросварки, которые приехали сюда вместе с создателем и бессменным директором института Евгением Оскаровичем Патоном.

Нарком обежал глазами длинное полутемное помещение, пока не увидел лобастую снежно-белую голову академика на предпоследней скамье рядом с чернявым уральцем, инженером-сварщиком Портным.

- Наверное, не все товарищи знают, что Евгений Оскарович сам настойчиво просил направить Институт электросварки не в Уфу, куда эвакуировалось большинство институтов Академии наук Украины, а на Северный Урал. Он чувствовал, понимал, что именно вашему индустриальному краю предстоит стать главной крепостью обороны, кузницей победы Советской державы. Да и здесь... Местные власти высвободили для института приличный дом в Соцгородке, сравнительно недалеко от завода. Патон отказался, и ученые уже третий месяц трудятся в бронекорпусном и других цехах, где крайне не хватает квалифицированных сварщиков, и вместе с группой специалистов-уральцев монтируют установки скоростной автоматической сварки. Вотского, товарищи, брать пример...

Перед отъездом Вячеслав Александрович Малышев встретился еще раз с академиком Патовом.

- Я рад, Евгений Оскарович, что вы осели на танковом заводе. Но на вашу помощь вправе рассчитывать вся танковая промышленность.

И тут же продиктовал помощнику приказ по наркомату:

- В связи с необходимостью в ближайшее время увеличить производство при недостаточной квалификации сварщиков единственно падежным средством для выполнения программы по корпусам является применение уже зарекомендовавшей себя и проверенной на ряде заводов автоматической сварки под слоем флюса по методу академика Патона.

4

Заводские проблемы в начале войны решались трудно, по другой такой острой, сверхсложной проблемы, как сварка брони, не было на Уральском танковом.

Вскоре после приезда на Урал директор завода Максарев и академик встретились после полуночи. Поначалу поделились сообщениями с фронта, а потом заговорили о текущих делах.

- Вы, конечно, знаете, Евгений Оскарович, - напоминал Максарев, - что до декабря мы будем получать бронекорпуса с другого завода. А уж затем наладим корпусное производство у себя. Если будем ориентироваться на ручную сварку, потребуются сотни квалифицированных сварщиков. Взять же их негде. Какой выход?

Патон давно уже понял, к чему клонит директор. Потеребив кончик седого уса и по-отцовски ласково глядя на Максарева, он загудел низким голосом:

- Выход только один - внедрять скоростную сварку. На один корпус сварщик тратит примерно двадцать часов. А наш автомат выполнит ту же работу за один час да и с лучшим качеством. К тому же управлять автоматом после краткого обучения может любой подросток.

- Вот именно: в вашей сварке - спасение. Что вы успели сделать за время после приезда на Урал?

Евгений Оскарович рассказал, как трудно было первые дни с аппаратурой. Сотрудники института нашли па заводе несколько старых громоздких сварочных аппаратов. На их основе стали готовить чертежи новых. В своей мастерской изготовили два первых аппарата. Когда убедились в их преимуществах, выпустили еще двадцать подобных установок.

Чем ближе подходило время выпуска первых уральских тридцатьчетверок, тем чаще навещал Максарев академика и его сотрудников в лаборатории или главном корпусе, где совершенствовались аппараты скоростной сварки.

Академик Патон и его ученики, осваивая сварку брони, каждый раз меняли условия экспериментов: то заправляли автомат разной электродной проволокой, то засыпали место сварки флюсом измененного состава, то меняли режим сварки. К верному решению шли медленно и мучительно.