Цусима

Из Осаки я выехал по железной дороге на самую южную оконечность острова Ниппона, в небольшой город под названием Симоносэки-Модзи^*. Здесь в местном артиллерийском складе для меня также было подготовлено пятнадцать тысяч винтовок. Приемка оружия понемногу все упрощалась. Японские офицеры ознакомились с моими пожеланиями, я же, в свою очередь, зная их крайнюю осторожность в отношении всяких секретов, старался ни о чем особенном не расспрашивать.

^* (Симоносэки и Модзи лежат на разных островах, но связаны между собой железнодорожным паромом и подводным туннелем. Вместе они образуют объединенный порт Кан-Мон. (Прим. ред.))

В Модзи меня ожидал маленький сюрприз. В артиллерийском складе меня не заключили в "загон", отгороженный проволокой, а ввели прямо в помещение. Правда, то был всего-навсего обыкновенный сарай, но и это я воспринял как безусловный успех.

Осмотр винтовок быстро подвигался вперед. На рейде Симоносэки уже стоял зафрахтованный для перевозки оружия во Владивосток пароход Добровольного флота. Его можно было сразу отличить по грязному, облезлому виду от судов других государств. Не знаю, правда ли это, но мне говорили, что по этому "признаку" всегда узнавали коммерческие суда Российской державы.

Приемка винтовок заканчивалась около четырех часов. После этого я был предоставлен самому себе.

Много бродил я по городу и особенно по его окрестностям. Симоносэки - небольшой прибрежный городок с одной улицей, идущей вдоль моря. Те же японские незатейливые игрушечные, карточные домики; в городе ни одного европейца, никаких абсолютно развлечений, нет даже кинематографа. Одно удовольствие - прогулки в горы. Такими прогулками я и заполнял свой досуг.

От пролива Симоносэки начинается Внутреннее Японское море, расположенное между островами Ниппоном с одной стороны и Киу-Сиу и Сикоку с другой. Море это - один из красивейших уголков нашей планеты. Любоваться и восхищаться им ездили туристы изо всех стран.

Несколько минут ходьбы по узким переулкам - и сразу можно было выйти на тропинки, ведущие в горы. Я забирался понемногу вверх и часами просиживал, любуясь открывающейся передо мной далью.

Внизу, у подножия, серело Симоносэки с массой пароходов, судов и шхун, стоящих в гавани. Как булавочная головка, виднелся катер, который совершал рейсы через пролив к угольной станции Модзи, расположенной на другом берегу. Береговая полоса была сильно изрезана массой заливов, мысов и прибрежных островков. Лазоревое море, красивые скалы и кручи, покрытые японскими соснами, гигантскими криптомериями, туями и кипарисами, создавали неповторимую картину.

Понемногу опускалось солнце, и с каждой секундой менялись краски изменчивого моря; ложились тени на окрестные предметы, зажигались огни в унылом Симоносэки и на стоящих в гавани судах...

Передо мной простирался Цусимский пролив между Японскими островами и Кореей, памятный по знаменитому бою в 1905 году между японским флотом и Тихоокеанской русской эскадрой.

Здесь, на дне пролива, лежали остовы погибших кораблей. Здесь русские люди погибали героями в роковом для России бою...

Где море, сжатое скалами, 
Рекой торжественной течет, 
Под знойно-южными волнами 
Изнеможен, почил наш флот...

(Брюсов, "Цусима")

Проводя на берегу Цусимского пролива в полном одиночестве длинные вечера, я еще острее, чем когда-либо, вспоминал мрачные картины русско-японской войны.

После Полтавской битвы, взятия Берлина, легендарных суворовских побед, разгрома Наполеона, одиннадцатимесячной обороны Севастополя здесь были, несмотря на выигрыш отдельных боев, непрестанные поражения. И в поле, и под верками крепости, и в морских операциях, кончая Цусимой.

Причина их, видимо, крылась не только в технической слабости царской армии и флота. Главное заключалось в другом - в том состоянии общего упадка, который был весьма характерен для империи Романовых в те годы. Россия не выдвинула в русско-японскую войну ни одного талантливого генерала, который мог бы повести войска к победе. Офицерский состав недостаточно подготовлен. Солдатская масса не понимала, зачем ее бросили на далекую окраину бороться за чуждые интересы. Русские солдаты и рядовые офицеры дрались, как всегда, мужественно. Но неумелое ведение войны предопределило ход событий...

Сгущалась тьма. Моя тропинка в горах стала еле видна. Пора уже собираться в обратный путь. С тяжелыми думами брел я домой, чтобы наутро вновь приняться за приемку винтовок для скорейшей отправки их в русскую армию.