В Музее Востока демонстрируют «Смертельную красоту» — около 500 произведений оружейного искусства Индии и Китая.
Искусства самого что ни на есть высокого. Большинство экспонатов выставки на Никитском бульваре — из частных собраний, коллекция самого музея в этой области на удивление скудна. Зато организаторами представлен весь спектр смертоносной красоты — от редких экземпляров племенного вооружения до утонченных, «парадных» образцов, принадлежавших знатным вельможам. Географический ареал, как было сказано, — Индия и Китай. Японии, заметьте, нет. Хотя дальневосточное оружие у нас в первую очередь ассоциируется со Страной восходящего солнца. «А зря», — говорит куратор выставки Евгения Карлова. И идет сложным путем, потому как самурайские мечи в России не выставлял только ленивый.
Трудно найти на земле место, где воинское искусство достигло бы такой степени теоретизации, как в Индии. Здесь развился настоящий культ оружия. Воины относились ко второй по престижности (после брахманов) касте — кшатриев. Сюда же включались и правители. Представители остальных сословий вообще не имели права брать в руки оружие. Зато для кшатриев были написаны целые трактаты. Одно из сочинений гласило: «Закон для кшатрия — учение, жертвоприношение, раздача даров, добывание средств к жизни военным делом и охрана живых существ».
Охрана одних живых существ требовала убийства других. Но и тут была разработана целая философская система, в основе которой лежал принцип непричинения зла — насколько возможно для воина. Оружие различалось по степени ритуальной чистоты. Преимущество отдавалось метательным предметам, позволявшим убивать дистанционно. То есть кинувший считался как бы ни при чем — если орудие поражало противника, значит, у того были проблемы с кармой... Показательна в этом смысле чакра — острый металлический диск. Его иногда запускали вверх и он буквально «падал с неба» на врага, разрубая пополам. Зато метнувший оставался чист во всех смыслах — в том числе от крови. И от греха подальше.
Следующая ступень орудий — те, что использовались при контактном бое. Они, конечно, не столь благородны, как метательные, но все равно почитались как «правильные» — мечи, палицы и прочие «средства обороны». Правильность подтверждалась тем, что использовались они в рукопашном бою — битва, по представлениям кшатриев, это не кровавое побоище, сражение всех со всеми, а система поединков. Ну а самым нечистым оружием считалось то, которое «бросают и возвращают» — разновидности «убийственной красоты» на цепи.
Гибель тоже различалась по степени «правильности». Самым позорным было умереть от ранения в спину. Это означало, что воин пытался спастись бегством. В то время как кодекс чести предписывал победить или пасть на поле боя — третьего не дано. Столь же «нечистым» считалось потерять голову — в прямом смысле. В том же позорном ряду стояло скальпирование — если несчастного постигала такая участь, это указывало на неверность жены... В мыслях окружающих жена возникала не случайно — степень ее чистоты влияла на судьбу мужа. Воин по долгу службы балансировал между этим и другим мирами — и от супруги зависело, задержится он здесь или шагнет туда. По тому, как он шагнул, тоже многое можно было сказать о суженой. В общем, в любом случае — ищите женщину.
В Китае в отличие от Индии отношение к воинскому искусству, да и к оружию, было куда более утилитарным. На протяжении веков здесь не существовало профессиональной армии, ее заменяли народные дружины, состоящие из крестьян. Образ человека, который занимается земледелием и лишь изредка берется за оружие, жителям Поднебесной казался намного милее фигуры воина. Поговорка гласила: «Из хорошего железа не куют гвоздей, хороший человек не идет в солдаты».
Не способствовало развитию военного искусства и мировоззрение китайцев, особенно их мысли о роли родины в подлунном мире. Поднебесная рассматривалась как центр мироздания — и никак иначе. Окружающие «варвары» должны были подчиняться ей, по-другому и быть не могло. Если они отбивались от рук, их следовало наставить на путь истинный. Соответственно, войны с соседями именовались «карательными походами», а враги — «мятежниками». Если же «бунтовщики» одерживали победу, китайцы считали это досадным недоразумением, исключением, лишь подтверждавшим правило. В крайнем случае вину можно было возложить на императора, который не справлялся со своими сакральными обязанностями и отступал от Дао...
В таких условиях само военное дело рассматривалось как несложное. «Достаточно научиться ездить верхом и стрелять из лука», — считали китайцы. Отношение к ратному делу как к сопутствующему, не основному отразилось и на оружии — на выставке можно увидеть «многофункциональные» экспонаты. Например, боевые палочки для еды. Или боевую скамейку — помахал, сел отдохнуть. Может, китайцы и правы — не стоит из войны делать искусство. И не всякая красота должна быть смертельной.