Рот фронт, Уралмаш!

1

С тридцатого года цех-первенец давал стальные конструкции монтажникам магнитогорских домен. С тридцать второго работали два литейных и кузнечно-прессовый. Набирал силы механосборочный корпус, а официальный пуск завода все откладывался.

У строителей, которые выкорчевывали пни, рыли котлованы, возводили корпуса и, обучившись новым профессиям, только что встали к станкам, молотам и вагранкам, это вызывало недоумение. А кадровые рабочие, прибывшие с других заводов, нередко возмущались: такой великан возвели, а его, выходит, не признают... Не излишне ли придирчив секретарь Уралобкома Кабаков? Чуть ли не каждый день недоделки на участках высматривает...

Не удержался начальник строительства - позвонил наркому. Но в последнюю минуту не хватило мужества заговорить о пуске, и он стал жаловаться на срывы поставок оборудования.

- Разберусь. Оборудование получишь. Что еще?

- Все, товарищ нарком, у меня все... - Начальник строительства так и не осмелился сказать о главном.

- А я думал, приставать будешь, чтоб прислал правительственную комиссию.

- Пора бы, товарищ нарком!

- А что ты комиссии покажешь?

- Заготовительные цеха, механосборочный корпус, конечно, - воспрянул духом строитель.

- Советую сперва показать жаровни.

- Как-кие ж-жа-ровни?..

- Те самые, что все еще греют рабочих механического вместо отопительных батарей! Великолепный цех, триста импортных станков - и допотопные жаровни... Скажу, чтобы поместили на тебя карикатуру в газете. Стыдно?.. А за импортное оборудование, которое ржавеет у тебя на складах, не стыдно?..

В полночь Серго вызвал по телефону прямой связи директора завода. Поздоровавшись и выслушав, как работали цехи за прошедшие сутки, Серго спросил, не пришло ли время объявить, что Уралмаш не фикция.

Вопрос смутил директора, он не ответил.

- Я не случайно спрашиваю... Один английский журнал высмеял нас с тобой. Пронюхал, что за год твой коксовый грохот не то чтоб грохотать - пищать не научился. И вывод сделал: если русские не могут собрать простейший аппарат для домны, значит, большевистский план производства тяжелого машинного оборудования окончательно провалился... Ясно тебе? О-кон-ча-тель-по!

"К чему он клонит? Мало ли ядовитых строк появляется в буржуазной печати?" - думал директор, не понимая, зачем нарком говорит об этом, если сам поддержал перед ЦК и правительством ходатайство уральцев об отсрочке пуска.

- Есть же решение, товарищ Серго! Коллектив все делает, чтобы новый срок не был сорван. Первый грохот не получился - второй идет лучше. К пуску завода соберем его и пушку Брозиуса, она уже обставляет грохот.

- Ай да комсомолята славные! - весело забился в трубке голос Серго. - Что я тебе говорил: не бойся, доверяй молодым! А скиповая лебедка как?

- Есть надежда и на лебедку...

2

История с коксовым грохотом Гризли и пушкой Брозиуса могла бы вызвать безобидную усмешку, если б не обнажила с такой неумолимостью неумение уралмашевцев...

Начали с грохота преднамеренно: что может быть проще этой машины для сортировки кокса?! Но Гризли оказался с норовом.

Отлили и обработали за год множество боковин, валов, роликов, а годных для сборки почти не было. Литье шло с песочными и газовыми раковинами. Редкая деталь получалась у станочников по чертежам. Недавние фабзайчата и вчерашние строители иной раз даже боялись включать станки - того и гляди не только опять брак выдадут, но еще и кисть отхватят, скулу своротят железные вражины: кто знает, может, там, в Германии или в Англии, в них что-то вставили вредительское...

Да и сборщики, отобрав из сотен деталей единицы годных, никак не могли осилить этого Гризли.

Привезут боковины грохота на сборку, станут проверять - оси отверстий не совпадают. Начнут их перетачивать, делать по ним вкладыши подшипников, а те не входят или, наоборот, болтаются. Доработались до того, что мастер приказал ставить под вкладыши жестяные подкладки.

- Старые портянки в новые сапоги надеваем, - над собой же смеялись сборщики.

И с пушкой Брозиуса - тоже вроде бы неказистой, но все же более сложной машиной - изрядно намаялись.

Поначалу эту пушку для забивки лётки доменной печи доверили собирать старым, опытным слесарям - молодых и близко не подпускали. Чтобы посмотреть, как бородачи колдуют над цилиндрами пневматической пушки, ребята забирались на крышу будки мастеров или на кран, но учиться нечему было - даже единицы годных деталей и те по вине самих сборщиков часто превращались в брак...

Взыграло тут юношеское самолюбие: "Неужто не сможем?!"

Секретарь комсомольской организации механического цеха слесарь Анатолий Федоров возглавил ударную бригаду сборщиков. В заготовительных цехах появились посты "легкой кавалерии" для контроля за продвижением деталей. Их отливали и обрабатывали комсомольцы. Передовикам вручали красные знамена, бракоделам - рогожные. Огромные плакаты вывешивались на участках, виновных в задержках и браке:

"Я, девятый по счету цилиндр, выброшен на свалку из-за песочных раковин. Когда этому будет конец? Если и новые отливки пойдут в брак, то нам, цилиндрам, - вечная ржа, вам, бракоделам, - вечное бесславие".

Наконец несколько цилиндров получились годными.

Федоровцы с головой ушли в работу, забыли, когда день, когда ночь. После смены на сборку приходили молодые плотники и клепальщики, кузнецы и сварщики, просили Федорова: "Дай, Толя, пособить..." И в такие минуты малорослый, едва видный среди других парней Толя самому себе казался на голову выше.

Почему-то именно пушка оказалась в центре общего внимания, хотя тут же неподалеку собирали второй кокосовый грохот, а краны проносили над головой огромные металлические заготовки для скиповой лебедки - самой сложной из трех начатых сборкой машин. Командовал сборщиками лебедки недавний сорвиголова Игорь Мальгин, не на шутку напугавший однажды жителей поселка.

...Достраивался первый трехэтажный дом. Жильцы землянок и бараков с нетерпением следили, как штука турили фасад, вставляли окна и двери, настилали крышу. Заселения ждали, как великого праздника: за этим домом пойдут другие, такие же добротные, и переселят в те дома рабочий люд, прежде всего, конечно, из землянок.

И в этот праздник ожидания, предчувствия лучшей жизни ворвался негаданно-непрошено Игорек Мальгин.

На рассвете выходного дня жителей соседних бараков разбудил будто с неба падающий гул и треск. Выскочившие на улицу обнаружили, что шум несется с крыши незаселенного дома.

Слесарь Коля Плесконос, ловко вскарабкавшись на сосну, увидел на крыше что-то вроде самолетных крыльев с пропеллером.

- Там штука дьявольская - сорваться может!.. - закричал он, предупреждая стоящих внизу. - На крышу, мужики, не то беда!

Самоделка с фанерными крыльями и корпусом тряслась всем телом, стучала по кровле маленькими, должно быть, снятыми с тачек колесами. Изношенный мотоциклетный мотор визжал, стрелял, захлебывался кашлем. За деревянными бортиками ящика-кабины виден был мальчишка в черном матерчатом шлеме. И по этому шлему - больше, чем по лицу, грязному и, казалось, испуганному собственной дерзостью, - Николай узнал Игоря Мальгина.

Мальчишка увеличивал подачу топлива - это подтверждал усилившийся грохот. Вдруг левая рука Игоря вскинулась, застыла с растопыренными пальцами. Плесконос догадался: Игорь командует мальчишкам, чьи головы видны на гребне крыши. В их руках, как вожжи у возниц, были зажаты веревки и брезентовые пояса. Концы узлами завязаны на скобах корпуса, чтобы до сигнала удержать на скате крыши подпрыгивающего, нетерпеливого деревянного коня, который, как они надеялись, взовьется и полетит.

- Хлопчики! - во всю силу легких закричал Плесконос, уже теряя надежду, что люди успеют подняться па крышу до того, как случится непоправимое. - Крепче держите веревки! Крепче! Не отпускайте! Иначе рухнет, погибнет Игорек!..

Его услышали. Один мальчуган перестал разматывать веревку. Другой начал отползать назад, на противоположный скат, натягивая брезентовый ремень, как струну.

- Мальгин! - срывая голос, орал Николай. - Выключай мотор! Сорвешься!

Но Игорь, оглушенный грохотом двигателя, ничего не слышал. Его рука с растопыренными пальцами резко опустилась вниз, схватилась за руль.

Весь напрягшись, мальчишка ждал, когда освобожденная от пут машина пробежит на колесах два-три метра ската. В эти мгновения он должен дать двигателю максимальные обороты, чтобы полететь...

Несколько секунд протянулись как вечность - машина продолжала трястись на одном месте.

Игорь обернулся, чтобы повторить приказ своим помощникам, и увидел на гребне крыши мужчин, перехвативших у ребят веревки и ремни.

...После неудавшегося полета Игорь стал быстро взрослеть. Окончив семилетку, попросился на завод учеником слесаря. Трех лет ему хватило, чтобы достичь шестого разряда, с отличием защитить диплом на вечернем отделении индустриального техникума и стать бригадиром слесарей на сборке скиповой лебедки. Но когда бригадирство уже совсем было на лад пошло, Игорь неожиданно решил уступить свое место немцу, присланному фирмой из Германии.

Это возмутило бригаду и больше всех старейшего слесаря Назарыча.

- Нам горбатить - германцу на нашей шее сидеть?!

Не сумев убедить Игоря, Назарыч позвал мастера соседнего пролета Власа Никитича Мальгина. Тот выслушал старого приятеля, насупился, но рта не раскрывал.

- Чего усатую губу сосешь? Поди, не спрашивал у тебя совета племянник твой? Втемяшь ему, что не на ту дорожку сворачивает.

Но Влас Никитич продолжал молчать.

В шестнадцатом году на русско-германском фронте отравили газами отца Игоря, и мать вскоре умерла.

Кому растить Игорька, если не ему, Власу Никитичу? Баловал он парнишку, прощал ему шалости, которые не прощал и родным детям. И от души радовался, когда Игорь успевал и в работе, и в учебе. Специально па сборочный участок подался из механического, чтобы быть ближе к парню, подсказать что, если потребуется, молодому бригадиру.

- Не сплеча ли рубишь, Игорь? - спросил наконец Влас Никитич под требовательными взглядами Назарыча. - Не во вред ли делу твоя затея?

- На пользу! - доказывал Игорь. - Вейганд - друг, коммунист, а какой он сборщик, вы зпаете не хуже меня. С таким бригадиром лебедку соберем к Первому мая. Мы график с ним прикинули, завтра со всеми об-судим.

- Выходит, упряжку ты ему уже сторговал?

- Не намекнул даже, хотя вижу: Вейганд справится лучше, чем я.

- Допустим, - кивнул Назарыч. - Но как его бригада поймет? Как начнет талдычить по-русски, будто в ступе печенку молотит. А по-немецки никто у нас, кроме тебя, не кумекает.

- Я буду переводить. И Вейганд учится - скоро все его будут понимать.

Русский язык Вейганд начал изучать самостоятельно еще на родине, но разговаривать там ему было не с кем. Только на Машинострое, куда фирма направила его с двумя сборщиками, ему повезло на учителя.

Игорь сразу понравился Курту. С ним интересно было говорить, тем более что учеба была "перекрестной". Вечерами часто ходили в городскую библиотеку: семь километров - туда, семь - обратно. По дороге разговаривали по-русски, а там, в отделе иностранной литературы, читали немецкие газеты, технические журналы, и тут уж помогал Вейганд.

Курт согласился возглавить сборщиков скиповой лебедки, если Игорь поделит с ним обязанности, и начальник цеха дал "добро" - в большой бригаде стало два бригадира. Игорь больше занимался с поставщиками деталей, инструментов, приспособлений; Курт обучал сборщиков сложным операциям, которые поначалу выполнял с немецкими рабочими.

Те двое, что приехали с Куртом в Советский Союз, тоже были сборщиками первой руки, не ленились в рабочее время, но что-то большее отдавать производству - нет! Курт вместе с русскими товарищами в ненастье идет на субботники достраивать цехи, разгружать уголь, а те и в добрую погоду исчезают, если бригада берется за неоплачиваемую работу. По утрам, появляясь в цехе, оба "спеца" едва заметно кивнут сборщикам и губ не разомкнут, а бравый тенорок Курта слышен и федоровцам за два пролета:

_ Рот Фронт, Уральмаш!

Ребятам из бригады Толи Федорова нравился Курт Вейганд, но не нравилось то, что произошло у соседей в конце апреля, когда чуть ли не за одну ночь разрозненные узлы лебедки срослись во внушительную шести- десятитонную махину, по сравнению с которой трехтонный Брозиус выглядел карликом. Как же так? Что скажет завод, если бригада Вейганда - Мальгина настигнет их, федоровцев, или хуже того - обставит у самого первомайского финиша?.. Сколько звенели плакаты, что первая уралмашевская машина ими собрана, что всего-то и осталось раз-другой выверить, опробовать пушку, и можно ее покрасить и провезти во главе заводских колонн по улицам и площадям праздничного Свердловска. А тут на соседнем пролете внезапный и неслыханный шум - электродвигатель погнал барабан гигантской машины. Со всех станочных и сборочных пролетов механического и других цехов бегут люди: лебедка заработала!

Не удержались и ревнивцы из бригады Толи Федорова - подошли посмотреть, пощупать, нет ли обмана...

Николай Плесконос, заметив изъян в подгонке одной детали, обрадовался:

- Пригоночных работ хватит на целое лето.

-- Твое лето - наша ночь...

- Да не будет у вас к празднику лебедки, не будет! - И, размахивая полупудовыми кулачищами, Плесконос зашагал прочь.

К ночи федоровцы покрасили пушку, краном подняли ее на кузов трехтонки. Вася-маленький выводил на листе фанеры красные, с синей обводкой, буквы: "Пушка Брозиуса, первая машина "Уралмашстроя. Собрана комсомольской бригадой Анатолия Федорова".

- Можно и по домам - никто уж не обгонит.

Но едва успел Вася произнести эти слова, как увидел подбегающего Федорова.

- Живее, ребята! Помочь надо! Инструмент бери!

- К Игорю? - спросил Плесконос.

- Догадливый ты, Коля...

Последний штурм настолько увлек сборщиков лебедки, что они заметили соседей, лишь когда те пристроились рядом и взялись за работу. Плесконос оказался плечом к плечу с Мальгиным.

- Не боишься, Николай, что обгоним? - подковырнул Игорь.

- Вы и так и эдак отстали - пушечка вон, готовенькая... Чего ж не пособить...?

Вместе с семьями пришли сборщики первомайским утром на площадь Первой пятилетки. Молодежь Машиностроя встретила победителей песней, точно как раз для них прилетевшей только что из Москвы:

 Гудит, ломая скалы, 
 Ударный труд, 
 Прорвался песней алой 
 Ударный труд.

Вслед за знаменосцами двигался трехтонный грузовик с пневматической пушкой. Одиннадцать сборщиков комсомольской ударной стояли в кузове трехтонки по бокам простой, неказистой на вид, а для них - самой бесценной машины. Толя Федоров - впереди, возле кабины. Одна рука - на ее крыше, другая - на гладкой овальной поверхности пушки. И скажи ему сейчас: двигай, Анатолий, с пушкой прямиком Московским трактом до Красной площади - не было бы человека счастливей его.

С интервалом в шесть метров за грузовиком шагали с транспарантом Игорь Мальгин и Курт Вейганд. На транспаранте - огромная натруженная рука, сжатая в кулак, и надписи по бокам на немецком и русском: "Рот Фронт!"

Когда свернули с улицы Карла Либкнехта на центральную улицу Ленина, Игорь, Курт и с ними все сборщики интернациональной бригады запели революционный марш Ганса Эйслера:

 Заводы, вставайте, 
 Шеренги смыкайте, 
 На битву шагайте, 
 Шагайте, Шагайте!

Демонстрация свердловчан близилась к концу, когда в Москве начался военный парад.

Торжественным маршем по Красной площади прошли слушатели военных академий, моряки-балтийцы, пехота и кавалерия Московского гарнизона. Не успели еще конники скрыться за Василием Блаженным, как в небе загудели самолеты, а на земле - танки.

Быстрым ветром пронеслись по брусчатке танкетки, легкие "бетушки" и двадцатыпестерки. Потом, с двух сторон обойдя Исторический музей, к Мавзолею и Спасским воротам двинулись новые трехбашенные средние танки Т-28 и пятибашенные тяжелые танки Т-35. Земля, закованная в камень, затряслась под тяжкой, грохочущей поступью этих впервые появившихся на параде сухопутных дредноутов. Они двигались медленно и внушительно, сощурив смотровые щели на ликующие три-буны.

Лишь маленький островок с края правого крыла трибун оставался оледеневшим. Послы, консулы, военные атташе иностранных держав стояли тут в важной спесивости, как будто происходящее не имело к ним никакого отношения. И вдруг точно гром сорвал с них спесь - островок заволновался, качнулся в стороны и вперед. Куда девались неприступная важность, натренированная сдержанность особ дипломатического корпуса. Толкали друг друга локтями, щелкали фотоаппаратами, стараясь зафиксировать на пленках танки и со лба, и с боков.

Серго, стоявший па левом крыле Мавзолея рядом с Калининым, обратил внимание на дипломатический муравейник.

- Гляньте, Михаил Иванович, как их ошпарило. Начинают, видно, соображать, что шутить с большевиками нельзя... А Жезлов молодец - хорошо ведет свое войско.