В перерыве между заседаниями Всесоюзного совещания стахановцев его участники заполнили фойе и залы старинного Кремлевского Дворца. Алексей Горнов задержался в Георгиевском зале, где на мраморных досках почти от пола до потолка выпукло золотились названия полков российских, имена и фамилии героев. "Сколько же их сложили головы за Россию?.." - думал Горнов, читая эти нескончаемые списки.
За спиной раздался знакомый голос:
- Алеша?.. Ну конечно ж ты. Я тебя по опаленной шее узнал! - И так же, как в цехе после рекордной плавки, обняв рукой плечи сталевара, Серго повел его за колоннаду. - Ну как дела идут? Приблизились немножко к броневой плавке?
За полтора года, прошедшие после второй поездки Серго на Магнитку, нарком пополнел, выпуклый лоб потеснил шевелюру, густо запорошенную серебром, но веселый взгляд молодил наркома, и Алексей не чувствовал былой скованности - словно встретился с давним добрым знакомым. И никак не хотелось огорчать Серго.
- Кое-что делается... Но разве одному инженеру-исследователю, трем лаборантам да мне совладать с таким делом?
Серго уточнил, есть ли связь с исследовательской группой Кузнецка, и, услышав, что Горнов об этом не знает, обещал при первом же телефонном разговоре с директором потормошить его да главного инженера, которому за это отвечать в первую голову.
- А другого, с чем выступить, нету у тебя? Что-нибудь важное для всех стахановцев и для нас, руководителей?
- Есть, товарищ нарком, кажется, есть... Раньше думал, что только наши сталевары еще не полные хозяева у печи, а поговорил тут с дпепропетровцем и сталеваром с "Серпа и молота" - вижу: у них то же самое. Есть у меня мысль... - И вдруг понял, что идея только замерцала, что с ней выступать нельзя, да и с наркомом неловко таким сырьем делиться. - Обмозговать надо, попробовать на одной печи хотя бы, тогда уж...
- Но и не тяни долго, если дело стоящее. Помощь потребуется - напиши. Учишься, как обещал?
- В вечернем техникуме, вместе с женой.
- Не та ли с косами, что тебя защищала?
- Та самая, Любаша.
- Привез Москву показать?
- Не отпустили с работы, людей нехватка в цеховой лаборатории... Будущим летом отпуск вместе возьмем, тогда и покажу Москву. Жаль только, Кремля не увидит.
Серго вынул из кармана белого френча блокнот, написал два телефона, служебный и домашний, и подал листок Горнову:
- Позвонишь прямо с вокзала и приедешь с женой ко мне. Не беспокойся. Зинаида Гавриловна и паша Этери будут довольнешеньки. Покажут и Москву всю, и Кремль. Я тут живу, рядом.
2
Как Алексей жалел, что не раскрыл Серго того, что задумал!
Всю зиму, весну и лето тридцать шестого года вынашивал идею, появившуюся у него па совещании в Кремле. Обдумывал, советовался со сменным инженером, который и на этот раз поддержал Алексея.
В августе начальник цеха уехал в командировку, и оставшийся за него инженер разрешил Горнову в виде эксперимента сварить и выпустить плавку без сменного мастера.
Опыт получился не совсем удачным. Беспокоясь во время доводки и выпуска, как бы мастер пе осуществил свою угрозу - не привел к печи заводское начальство, - Алексей начал спешить и не добился точного попадания в анализ.
Правда, плавку разлили и прокатали потом хорошо, но повод для скандала был дан, и им не преминули воспользоваться недруги. Едва успел начальник цеха возвратиться из командировки, как сменный мастер подсунул ему заявление-ультиматум: если Горнов останется сталеваром, он уезжает на другой завод.
Городская газета опубликовала статью начальника планового отдела заводоуправления, доказывающего, что "предложенный А. Горновым метод сталевар-мастер" противоречит принципам социалистического производства, подрывает авторитет мастера. Обсуждая статью, партийное бюро вынесло молодому коммунисту Горнову выговор, администрация перевела его к другому мастеру, на самую запущенную печь.
Удары, которые обрушились на Алексея, были бы не столь чувствительны, если б не семейный разлад.
- Вечно лезешь, куда не следует, фонари себе набиваешь, - укоряла дома Любаша. - Добился - тебя назвали шарлатаном. Просила же тебя: не озлобляй мастеров - заклюют. Отец тридцать лет сталеварит, в мастера не лезет, а ты?!
Алексей молчал-молчал - и не выдержал:
- Надеешься, что я стану гладенький, что от себя отступлюсь! Зачем замуж пошла? Знала же мою натуру!.. Не согласен я жить, как отец. Сталевар должен быть хозяином печи! Здесь не докажу - на другой завод переберусь, там повторю. Серго перевод даст.
- И разговаривать с таким не станет!
- Поглядим... Отпуск - и еду. А ты как хочешь.
Она покапризничала, но отпуск взяла вместе с Алексеем, и за длинную дорогу до Москвы они помирились.
Заехали к сталевару, с которым Алексей сдружился на совещании стахановцев, побывали в театрах, музеях, в мартеновском цехе "Серпа и молота". Алексей медлил: то хотел звонить Серго, то соглашался с Любашей, что неудобно беспокоить наркома, тем более после провала в цехе. Возможно, Алексей так и не решился бы, но Любаша заболела ангиной, и пришлось поторопиться с отъездом - тут он уже без звонка пошел в наркомат. Серго там не было: врачи предписали ему постельный режим.
- Если, товарищ Горнов, вам лично к наркому, зайдите через пять дней, - сказал помощник Серго.
- Домой спешу, поезд у меня вечером.
- Хотите написать записку?
- Да.
Алексей примостился с края стола, написал:
"Дорогой товарищ Серго!
Жаль, что не мог Вас увидеть. Сегодня уезжаем домой. Любаша себя чувствует не совсем хорошо.
Желаю Вам скорого и полного выздоровления.
Ваш Алексей Горнов".
Из наркомата Алексей поехал на Казанский вокзал, купил билеты, и часа через два молодожены сидели уже в купе мягкого вагона.
Алексея беспокоило состояние Любаши. Ангина обычно протекала у нее не остро. Теперь температура повысилась. Любаша прилегла, попросила расплести косы. Алексей расчесал волосы - тонкое светлое их золото омывало его бугорчатые, в ссадинах, пальцы.
- Безмозглый дуралей! - в сердцах ругал он себя. - Надо же было покупать тебе две порции мороженого.
Любаше стало приятно, что он жалеет ее. Ласково взглянула, чтобы успокоился.
- Иди покури.
Он стоял в тамбуре спиной к гудящему перрону, курил глубокими затяжками, когда позади него послышался высокий женский голос:
- Тебя в жизни так никто не искал, профессор. Должно быть, видный человек этот Горнов...
Алексей повернулся, увидел загорелую шатенку в панаме, видимо, профессорская чета ехала с юга.
- Вы, кажется, сказали - Горнов... Кто ищет?
- Не слышали? Уже давно радио надрывается, наверно, важная персона... Вот опять.
На все платформы и залы раздавалось:
- Внимание! Граждане пассажиры и проводники вагонов! Среди отъезжающих на Урал должны быть Алексей Петрович Горнов с супругой. Попросите их незамедлительно выйти из вагона. У дежурного по вокзалу дожидается представитель Наркомтяжпрома.
Последние слова Алексей уже слышал на бегу. Он бежал к Люба те.
3
После рабочего дня помощник поехал к Серго с докладом по неотложным делам. Захватил с собой и записку Горнова. Прочитав ее, Серго стал отчитывать помощника:
- Сколько раз тебе твердил: о приезде ко мне рабочих докладывать без всякой задержки и в любом случае. Ты же ничего у Горнова не узнал, может быть, его жена нуждается в срочной помощи - найди и привези. Сейчас же!
И не успокоился до тех пор, пока не увидел у себя уральцев, не усадил Любашу в кресло.
- Открой рот, не бойся. Ты же знаешь, что я фельдшер... Ух какой нарыв! Зина, звони хирургу, чтобы пришел. Не нервничай, Любаша, все будет хорошо - станцуем с тобой если не сегодня, так уж завтра обязательно.
После легкой операции боль отступила. Проводив хирурга и увидев, что Любаше стало легче, Серго рассмешил ее историей из своей фельдшерской практики. В далеком якутском селении ему пришлось срочно оперировать заглоточный абсцесс. Он спас больного от удушья, за что шаман объявил ссыльного дьяволом.
- Похож я на дьявола, Любаша? - Серго сдвинул брови, вытаращил глаза, показывая, каким его хотел представить шаман перед якутами.
В чесучовой русской рубахе, в пижамных брюках и в тапочках Серго выглядел домовитым добряком, которому, кажется, интереснее всего распоряжаться по семейным делам.
Все перешли в столовую. Серго нагнулся к нижним дверцам старенького пузатого буфета, вынул бутылку розовой жидкости.
- Этери, дадим ему полакомиться? - спросил он пятнадцатилетнюю дочь. - Все же гость необычный, лучший сталевар Урала!
Серго налил Алексею большой, цвета бирюзы, бокал. Алексей отпил немного, и лицо его сделалось растерянно-смешным.
- Это же фруктовая водица!
- Не нравится? А мне и Этери лучше не надо. Эскулапы это назвали легким напитком наркома тяжелой промышленности.
Предложил тост:
- За молодость - надежду государства! За наших уральцев! За ваше счастье, молодожены!
За этим длинным столом с закругленными углами Любаше и Алексею было так хорошо, как в праздники дома с отцом и матерью. Ели искусно сваренную арталу - говядину со специями, потом стол украсил большой, шумный, из сверкающей меди, русский самовар. Серго ласково подтрунивал над гостями и Этери, пока Зинаида Гавриловна но сказала, что гостям и самому Серго пора отдыхать.
- Нас с Алексеем не трогай, нам поговорить надо.
- Пойдемте, Любаша, - отступилась Зинаида Гавриловна. - Будут болтать до полуночи.
Мужчины пересели на диван - Серго откинулся на спинку, Алексей устроился с краю. Как оказался с глазу на глаз с наркомом, так потерял мужество.
- Неприятности? - спросил Серго.
- Дегтем меня измазали, чуть ли не врагом объявили.
- За что?
- Испробовал сварить плавку без мастера... Не совсем ладно вышла, и поносить стали.
Алексея прорвало, говорил долго и сумбурно. Серго пожал плечами:
- Странно, я ратую за мастера-воспитателя, ты пошел против меня - и у меня же просишь защиты... Как тебе пришла в голову эта мысль: сталевар-мастер?
- На совещании стахановцев в Москве... Там... Я понял, что сталевар еще не хозяин печи. Начинаю плавку, мастер колдует надо мной, шихту подсчитывает, будто без него не в состоянии управиться. Сварил металл, доводка пошла - не смей без мастера. Выходит, не сталевар я - мальчишка при печке. Плавку варю, а выпускать разрешено только ему... За качество не я - он отвечает. Какой же я хозяин, если командуют мною: начальник цеха, два заместителя, сменный инженер, обер-мастер, сменный мастер - это непосредственно на моем затылке. Да еще прибавьте начальство с шихтового двора, миксера, литейного пролета, которое тоже нос сует к печи.
Энергично распрямил пальцы и руки, будто отбросил от себя все лишнее.
- Года три назад, когда осваивали большегрузные печи, может, так и надо было. Но мы же выросли! В одном нашем цехе восемь молодых грамотных сталеваров. И заправочная машина появилась, и об автоматике поговаривают. Все - вперед, а организация труда топ-топ на месте.
Серго встал, начал ходить по комнате. Из того, что он говорил, Алексей уловил обрывки: "Сталеварский Гегель... Намудрил..." Потом Серго бросил громко через стол:
- Пойми психологию людей - никто не хочет быть сокращенным. Да не столько в этом загвоздка. Скажи, кто сегодня без мастера может выпустить плавку легированной стали? Фамилии назови. Загибай, загибай пальцы!
Алексей растерялся:
- Аврутин. Ну, я. Ну...
- Забуксовал. Получается - из стариков один да из молодых один, а в цехе около сорока сталеваров! А организация? Сменный мастер руководит четырьмя печами, регулирует выпуск плавок. Кто за него сделает, если металл поспеет на двух-трех печах одновременно?
- Сменный инженер.
Не сумел больше Алексей усидеть, поднялся.
- Честное слово, будет сталевар-мастер-качество не пострадает и металла больше дадим. Научится сталевар всему, полноправный хозяин у печи будет, а не пешка.
Любопытство и одобрение смешались в глазах Серго с сожалением.
- Не говори за всех. Половина сталеваров умела бы вести тепловой режим, как ты, - я тотчас приказ бы подписал: внедрить метод Горлова. Но ты же знаешь...
- Сегодня, может быть, и рано, - вздохнул Алексей. - А через год-два?
- Дорогой мой Алеша, то, что ты предлагаешь, - это, пожалуй, полное слияние труда умственного и физического. При коммунизме будет такое.
- Через сто лет?
- Зачем так много - куда быстрее сбудется, если война не заставит другим делом заниматься.
Алексей потупился:
- Впустую, значит...
- Не переживай. Смелый человек всегда немножко фаптазер. Скажу тебе по секрету: твоя мечта мне нравится. Сталевар-мастер! По образованию это будет техник или инженер. Представляешь себе, Алеша, инженер у печи! - И, смакуя каждый слог, произнес: - Пре-восход-ная мечта! - Но тут же унял свой восторг: - И все- таки это проблема будущего. Сейчас тебя и меня должно беспокоить другое. В вашем цехе какой средний съем стали?
- Четыре тонны с небольшим.
- А у тебя?
- Бывает семь с половиной, бывает иногда десять.
- Видишь, в два раза больше, чем по цеху. У Макара Мазая в Мариуполе чуть повыше твоего. Я расчет сделал, хочешь посмотреть?
Не успел Алексей ответить, как Серго, положив руку на его плечо, повел в домашний кабинет, к письменному столу, вынул из ящика блокнот:
- Садись. Смотри, что получается.
Производительность всех мартеновских цехов, начиная от гигантов, кончая карликовыми с допотопными печами, была внесена на страницы блокнота. Редкий цех давал съемы выше пяти тонн с квадратного метра пода печи, большинство - четыре, а то и три. Средний съем по стране составлял около четырех тонн.
Серго нагнулся над блокнотом, обвел красным карандашом отдельно выведенную цифру.
- Это средний съем у немцев - к шести приближается. А нам надо обогнать, непременно обогнать фашистскую Германию, не то...
Подчеркнул тремя жирными линиями цифру "шесть", а ниже написал еще одну шестерку с четырьмя нулями.
- Совещался я на днях с учеными-металлургами, сказал им: "В сутки нам нужно не сорок пять тысяч тонн, как сегодня, а шестьдесят тысяч". Они мне ответили: "Через два-три года". А ты как думаешь?
Перелистнул блокнот.
- Возьмем твой цех, прикинем, сколько вы можете выплавлять в сутки на двенадцати печах, скажем, в январе - феврале предстоящего года. Реально, без дутых слов, исходя из того, что вы уже выплавляли.?
Выяснилось, что рабочие уже прикидывали, обдумывали и пришли к мысли, что в первом квартале тридцать седьмого года цех может дать по четыре тысячи двести тонн стали в сутки, а ко второй половине года подняться и до пяти тысяч.
- Значит, выйдет! - Серго стиснул плечо Алексея. - Вполне выйдет по стране шестьдесят тысяч!
Алексей чувствовал: в разговоре с ним Серго взвешивал весь государственный план. Вероятно, не с одним из мартеновцев советовался, не сразу появилась эта уверенность. Было любопытно и приятно наблюдать, как Серго открыто, искренне радуется тому, что его мысль совпала с мыслью рабочего.
И тут Алексей увидел под настольным стеклом написанные рукой наркома фразы. Они построились столбиком:
"...связь с массой.
Жить в гуще.
Знать настроения.
Знать все.
Понимать массу.
Уметь подойти.
Завоевать ее абсолютное доверие".
Алексей не знал, чьи это слова, но спрашивать неудобно было. Чувствовал только: в этих словах - весь Серго!
Нарком стал что-то разыскивать в книжном шкафу, стоявшем позади стола. Пока он рылся в книгах, Алексей осмотрел кабинет. Просторный. С полками томов Ленина и Маркса возле рабочего стола. С портретами на стенах. Справа - с мудрым прищуром Ленин. Близко к нему - Киров поглядывает дружески. А Сталин - один на противоположной стене. Во весь рост. Идет из заснеженной глубины в шапке-ушанке, то ли в шубе, то ли в длинном пальто. Хотелось подойти рассмотреть, увеличенная ли фотография в продолговатой раме или живопись, но тут Серго отвернулся от шкафа:
- Мы создали в Ленинграде Броневое бюро. Ижора уже катает противоснарядные броневые листы для танков.
- А когда мы с места стронемся, товарищ нарком? У нас на Магнитке пока одни разговоры, и даже не около...
- У вас проблема сложнее - на малых печах и вы бы сумели. Но посмотреть, как на "кислых" мартенах варят эту сталь, тебе не вредно.
- Поработать бы, а не смотреть!
- Что ж, попрошу поставить подручным к хорошему сталевару. Не обидишься? Сколько у тебя осталось отпускных дней?
- Четырнадцать. Но Любаша...
Смеясь, Серго приблизился к Горнову, потрепал его солидно отросший чуб:
- Мне и Зинаиде Гавриловне не доверяешь? Любаша за эти дни отдохнет, поправится, а соскучится по тебе, совсем хорошо - крепче любить будет. В Магнитку отправлю тебя самолетом. Согласен? - И провел Алексея в соседнюю с кабинетом комнатку, в которой Зинаида Гавриловна заблаговременно приготовила для гостя постель. - Спи, ты устал, а завтра кроме полета тебе, возможно, еще предстоит смена у печи - я же тебя, неугомонного, знаю.
И, со строгой нежностью глядя в счастливые глаза Горнова, пожелал ему спокойной ночи.