Хирург без крайней нужды не будет оперировать своего ребенка - сердце и рука чтоб не дрогнули.
И для конструктора существует предел нервной стойкости. Каким бы невозмутимым, уравновешенным, даже бесстрастным ни бывал он в обычных условиях, в моменты испытаний боязнь за свою машину, тревога за ее судьбу нередко берут верх над сознанием необходимости подвергнуть ее жесточайшей проверке. Эти человеческие слабости были присущи Кошкину, как и любому конструктору, но он выезжал на испытания опытных образцов чаще других, превозмогая самого себя, свою жалость к машине.
Игорь Мальгин, попеременно с другими водителями испытывающий и БТ-7 последнего выпуска, и Т-20, и толстобронный гусеничный, радовался, когда Кошкин предупреждал его: "На рассвете выезжаем". Бывали на трассах и по нескольку суток. Игорь выискивал пески и топи поглубже, покруче подъемы и спуски, гонял по оврагам, по камням и посматривал на Кошкина: "Сейчас остановит..." Но тот помалкивал, покусывал мундштук давно потухшей папиросы и вытирал пятерней пот.
Само присутствие Кошкина не давало Игорю переступить едва уловимую грань между полезным риском и тем, что таит в себе катастрофу. Но однажды он переступил ту грань.
На центральном полигоне саперы оборудовали новейшие препятствия для испытаний легких танков. Последний образец БТ-7 представляли Кошкин и Мальгин.
Сперва пригласили на полигон водителей для знакомства с сооружениями. Одно из них - ров шириной восемь, глубиной два с половиной метра, имеющий высокий земляной бруствер, - водители признали непреодолимым. Начальник отдела испытаний центрального полигона остался с Игорем у рва.
- Другим можно бы простить отказ - машины у них не те. А твоя "бетушка"!.. Десятки раз я с ней прыгал - не подводила. Попробуй, испанец! Кто жe, если не ты?
Еще раз обойдя ров, Игорь прикидывал. Если приблизиться на малом ходу, танк клюнет носом и останется торчать кормою вверх. На высшей скорости можно разбить машину о стенку. Спросить Кошкина? Не разрешит. Отказаться - совестно перед начальником. "Если не я- он прыгнет, во как морщит длинный нос, стыдно за меня, наверно: учил, а чему научил - трусости?.. Ему запрещено - старше чуть ли не вдвое, напрыгался за армейскую службу больше всех испытателей, вместе взятых, а прыгнет же! Уверен в "бетушке", подсчитал, выверил, значит, можно".
- Согласен, товарищ начальник, только не на заводской машине.
- Что за капризы, Мальгин? Не узнаю тебя.
- Без Кошкина не имею права рисковать заводской. Доложите ему.
Начальник полигона знал: накануне показа машины армейской комиссии Кошкин ни за что не согласится подвергнуть ее, а тем более водителя, опасности.
- Не прячься за спину Михаила Ильича.
- Дадите полигонный БТ-7 - прыгну, па своем - нет.
На том и порешили.
Поверх обычного комбинезона Игорь натянул ватные брюки. Туловище его обмотали кошмой, привязали к сиденью ремнями. Разгон взял километра в полтора. Достигнув скорости до семидесяти километров в час, использовав инерцию машины, Игорь взметнул ее надо рвом, летел но прямой метров семь, наверно, а на восьмом тяжесть превозмогла инерцию, и четырнадцать тонн железа ударили лбом в самую середку стенки рва. Ремни ножами врезались в ребра, но не сдержали тело па сиденье. Голову будто сорвало с плеч, бросило лицом на броневую крышку закрытого люка.
В танк хлынуло солнце - Игорь ощутил его уходящим сознанием: "Откуда солнце?.."
Откуда - он узнал уже потом. В момент удара, срезав все болты, башня вместе с кольцом крепления полетела вперед на десяток метров. Разбив стенку, корпус на колесах выскочил без башни на бруствер...
Игоря увезли в госпиталь с покалеченной челюстью. Ее вправили, вставили зубы, и забыть бы Игорю к следующему выезду в Москву о неудачном прыжке, если б не насмешница Галя.
- Раскрошишь и вставные... Кому ты нужен будешь беззубый?!
А в глазах продолжала таиться тревога за Игоря, не покидавшая Галю ни на день.
2
Ветерок с Москвы-реки сдувал с берез и кленов сухие пламенеющие листья, опускал их бережно на огромное поле, па танки, застывшие у лесной опушки.
Автомобили, шурша по листьям, выезжали из глубины леса, замедляли ход возле дощатой трибуны. Из одной машины вышел нарком обороны маршал Ворошилов, из другой - нарком машиностроения Малышев.
Приникший к перископу Игорь (он был в танке один, и никто ему не мешал хозяйничать на командирском месте в башне) видел, как Ворошилов легкой покачивающейся походкой кавалериста взошел на трибуну, встал у перил и обвел глазами танковый строй. Игорю показа-лось, что нарком обороны задержал взгляд на Встречном. А может, и не показалось?.. "Понравился, наверно... Улыбается". От наркомовской улыбки стало хорошо на душе.
Но через минуту Мальгин расстроился: конструктор путиловец подошел к наркому, показал рукой в сторону своих машин. Ворошилов посмотрел туда, где на левом фланге стоял огромный танк, названный его именем - КВ.
Игорь взглядом отыскал на трибуне Кошкина. Михаил Ильич затерялся среди гостей, военных, представителей наркоматов, старался держаться незаметно. "Волнуется... Ничего, не подведем. Машины отличные - еще посмотрим, чья возьмет!"
Мальгин знал, что справа от него стоят Т-20 и три модернизированных БТ. Управляют ими настоящие танковые асы. Что он, Игорь, по сравнению с ними? Моложе всех годами и опытом испытателя. Почему Михаил Ильич доверил именно ему противоснарядную гусеничную - главную машину доверил? Случись самая незначительная задержка (а если поломка?!) - и конец надежде, а противники Встречного будут ликовать... Вон сколько препятствий наготовили! Эскарп и ров, надолбы и ежи. И все приказано пройти, даже те, что другим танкам в программу не включили: и проволочную ловушку, и французскую сетку над ямой...
Шум двигателей двухбашенного, похожего на крейсер СМК и однобашенного KB с небывалой броней в семьдесят пять миллиметров вспугнул птиц, и они, загалдев, заметались над чащей. Малоповоротливые, медлительные машины, но какая сила! KB разворачивает, утюжит насыпи, играючи берет эскарп - отвесный срез холма.
Игорь не слышит, но видит, как аплодирует трибуна. Ворошилов похлопывает конструктора по плечу, смеется; улыбается и Малышев. Кошкин тоже аплодирует, но глядит он не на KB, а на свои танки. Сейчас пойдут они. Сначала Т-20, потом "бетушки", и последним - танк Игоря, Встречный... Трудно быть последним. "Жаль, что последний. Устанет комиссия смотреть. Да и чем удивишь после KB, после прыжков "бетушек"?"
Игорь спустился из башни на свое место. Он изнервничался - не пропустить бы радиосигнал, - продрог, дожидаясь, но, когда раздалась команда, дизель включил в ту же секунду. Как только услышал ровный гул мотора, легче стало. Танк сорвался с места, как застоявшийся на привязи породистый жеребец.
Препятствия, предусмотренные программой, машина брала свободно, играючи. Игорь ощущал дрожь, температуру двигателя, каждую выбоину под гусеницей, каждый камень на пути. За полосой препятствий нужно было обойти крутой холм, чтобы попасть на отлогий спуск к реке. Игорь посмотрел на холм и вдруг решил не объезжать его. "Возьмем?" И ему послышалось в реве машины: "Возьмем!"
- Не одолеет, перевернется... - не то спрашивал, не то утверждал Ворошилов, увидев, как по склону холма двинулась под крутым углом машина.
Кошкин замер, упрашивая про себя Игоря: "Гусеница держит цепко... Не меняй оборотов!.."
- Вершина! Он на вершине! - крикнул Павлов, и раскатистый голос его был счастливым. Все зааплодировали. Ворошилов приветственно выбросил руку в сторону Встречного, который замер на вершине холма. Радовался и Малышев, но по-своему - тихо, сдержанно. Для него, полгода назад ставшего наркомом, которому подчинялись и танковые и дизельные заводы, правительственный смотр был тоже испытанием.
Накануне он с Кошкиным несколько часов провел возле Встречного и внутри него. Умная простота решений сложнейших технических проблем не могла не покорить Малышева, недавнего конструктора. Жизнь ото-рвала его от проектирования машин - всего полтора года довелось конструировать тепловозы. Но даже когда он стал главным инженером, а потом директором Коломенского завода, Малышев подходил иногда к чертежной доске поработать для собственного удовольствия. И теперь, ознакомясь с танком, он ощутил наслаждение оттого, что увидел совершенную по замыслу и безупречную по конструкторской разработке машину.
В необычной, неизвестной еще мировому танкостроению форме корпуса и башни, в самом расположении механизмов, узлов и деталей была глубокая осмысленность, целесообразность. И механизмы, и вооружение разместили компактно, не увеличивая размеров прежних средних танков, а по высоте машина оказалась даже ниже однотипных иностранных образцов. Малышев тут же отметил важнейшее качество Встречного: возможность без реконструкции цехов наладить его массовое производство.
Черты главного конструктора и его молодых друзей виделись Малышеву в машине. Их мысль, энергия, воля, ощущались в гармонии ее частей и в том, что скрыто от непосвященных, - в окрыленности поисков, вдохновенном угадывании этой гармонии, созидании ее.
По-хорошему завидовал народный комиссар Малышев конструктору Кошкину.
- Машина ваша, Михаил Ильич, с исконно русским характером: проста, сильна, неприхотлива, - сказал он вчера Кошкину.
Тут, на лесной поляне у Москвы-реки, нарком убедился, что не ошибся во Встречном.
Комкор Павлов, протиснувшись к Кошкину, схватил его за руку, подвел к Ворошилову и Малышеву. В это время Игорь Мальгин, развернув ствол орудия назад, медленно спустил танк с крутизны.
Показывая Ворошилову на прибрежную огромную сосну, Павлов попросил:
- Разрешите, товарищ маршал, повалить...
- Тебе разреши, не останется леса, - улыбнулся Ворошилов. - Ладно, одну можно.
Игорь увидел бегущего к нему Павлова, затормозил.
- Э-эй, Мальгинио! - услышал он свое испанское имя. - Сними вон ту сосну!
Игорь дал мотору максимальные обороты. Помчалась машина к сосне, дрогнул лесной гигант, не выдержал тарана, хрустнул звонко на весь лес, повалился на спину танка. Встречный понес дерево к реке и, взбурлив воду, вошел в нее. Вспенилась, будто вскипела, река. Бурлящая вода разбивалась о танк, сорвала сосну, понесла ее течением. А Встречный, грудью разрезая волны, вышел на другой берег.
Казалось, танк устал в схватке с деревом и рекой, а он постоял несколько секунд и, сделав полукруг, опять вошел в воду. На берегу танк встретили, как победителя, криками восторга.
- Какое имя у героя? - спросил Ворошилов Кошкина.
Сказать, что об этом не думали, называли танк Встречным, было бы неуместно.
- Скромничает, крестить не осмеливается, - вмешался Павлов.
- Крести, крести, Михаил Ильич. Как назовешь, так и будет! - разрешил Ворошилов.
- Тридцатьчетверкой... Т-34, если можно...
- Почему ж нельзя?
И никто здесь, кроме Малышева, который был с Кошкиным на том ночном совещании в Наркомтяжпроме, не знал, что конструктор назвал свой танк в честь тридцать четвертого года, когда партия приняла решение о техническом перевооружении Красной Армии; назвал в честь Серго, который поверил в его мечту и воодушевил его на создание такого танка.