В спешке сборов в Москву Кошкин не подумал о необходимости обратиться к врачу - тот уловил бы признаки обострения его затяжной простуды.
Теперь ни один столичный медик не разрешит ему ехать в Харьков на танках. А он же конструктор - ему не обойтись без дополнительной проверки своих машин.
Наркому Малышеву поручили подготовить проект решения Совета Народных Комиссаров о Т-34. Но нашлись скептики, которые считали, что тридцатьчетверки не пройдут гарантийного срока без поломок. Эти скептики могли на заседании Совнаркома сорвать решение о начале серийного производства Т-34. Доказывать им, что нет еще таких танков, которые без повреждений выдержали трехтысячекилометровую норму, не имеет смысла - скажут: новые машины обязаны.
Михаил Ильич явился к начальнику главка наркомата с предложением:
- До нормы осталось около тысячи километров, как раз до завода пройти. Разрешите, и мы отнимем у противников танка последний козырь.
- Хорошо бы, Михаил Ильич, - колебался начальник главка, не решаясь отправить колонну в весеннюю распутицу. - Но ведь устали машины и люди.
- Вытерпим! Докажем!
- Разве что без тебя, Михаил Ильич. Плохо выглядишь, тебе надо поездом.
- Ну уж нет - без меня не выйдет. Мало ли какие изъяны вскроются в дороге.
Весенний поход тридцатьчетверок из Москвы на Харьков оказался не легче зимнего.
Снег ушел в землю, оставшись только в лесных дебрях пористыми бурыми островками. Но дожди зарядили хлесткие. Грязь налипала на гусеничные ленты, намертво присасываясь к тракам. Когда шли не дорогами, а полями - последними куда чаще, - бывало, то один, то другой танк тонул в раскисшей земле, и, чтобы вырваться из грязи, механики, слесари-инженеры вместе с Кошкиным становились лесорубами, клали гати.
На самых трудных участках Михаил Ильич находился с Игорем Мальгиным в головной машине. Когда танк попадал в топь, Игорь не давал конструктору выходить из машины, хотел уберечь простуженного.
Хотел, но не уберег. Почти в конце пути хлынул ливень с громом и молнией. Головная машина, скользнув по краю косогора, остановилась. Выбравшись через люк водителя, Михаил Ильич оказался в воде. Должно быть, тогда, обостренное затянувшимся бронхитом, и возникло воспаление легких.
Михаил Ильич скрывал, что усилилась боль в груди. Он чувствовал ломоту в суставах, временами жар, но не хотел поддаваться болезни. Надо было за месяц устранить обнаруженные в походе недостатки машины - хотелось явиться в Совнарком, когда будет решаться ее судьба, с чистой совестью.
Его вызвали в Москву в хороший, теплый весенний день. И заседание Совнаркома было теплым и хорошим. После доклада Малышева дали слово Михаилу Ильичу. И ни одного критического замечания по машине никто не сделал.
Совет Народных Комиссаров решил пустить танк Т-34 в серийное производство.
Кошкин прилетел из Москвы сияющим, и друзья, встретившие его на аэродроме, на радостях как-то и не придали значения тому, что он побледнел, осунулся. Решили: от хлопот это, от волнений, которые теперь уже позади.
Автомобиль вел Максарев. Справа от него - Кошкин, позади едва поместились Морозов, Мальгин и занимавший половину сиденья Остап Вирозуб. Машина мчалась к городу, а Михаил Ильич подробно рассказывал, как шло заседание Совнаркома, кто выступал и как быстро и единодушно было принято постановление о тридцатьчетверке.
И, обхватив ручищами плечи Кошкина, тряс его от избытка чувств.
В июне сорокового года, через месяц после решения правительства, пять серийных танков вышли на заводские испытания. И снова - изменения на ходу, отладка технологии, накопление навыков, опыта - всего этого требовало производство новой машины.
Ждали государственного плана выпуска тридцатьчетверок во втором полугодии. Он поступил в конце июля.
...Заводской слет стахановцев слушал Кошкина. Михаил Ильич говорил, что до конца года Красная Армия получит десятки тридцатьчетверок, а в сорок первом в каждом квартале - во много раз больше.
- Тридцатьчетверку создал наш коллектив. Теперь он имеет возможность не только выполнять государственный план по новым машинам, но и помочь своим опытом, кадрами другим предприятиям. Они не изведают тяжкого пути нашего коллектива к тридцатьчетверке. Когда пробьет час, многие заводы начнут делать ее без мук и проволочек!
Боковым зрением Остап Вирозуб поймал остроносое лицо Степаря. Улыбается как будто чистосердечно... Правда, он решительно взялся за перестройку участков, организацию серийного производства новой машины. Понял свою ошибку, раскаялся или просто спешит погреться в лучах восходящей славы тридцатьчетверки? Обманчивой бывает физиономия. Морозов, к примеру, и сейчас насуплен, кажется недовольным, но Вирозуб-то знает, как он счастлив, - вот уж кто внес в машину свой честный вклад. Он и Кошкин! Сколько придумали, сделали вместе! Другие роптали: "Египетские пирамиды бумаг изводим, на истопку пойдет!.." Вот те "истопка" - весомей золотого запаса. На каждый узел, агрегат, па каждую деталь тридцатьчетверки - калька, чертеж, технологическая карта. "Возьмем из хранилищ золотой запас, - размышлял Вирозуб, - отвезем волжанам, а может быть, и на другие заводы, а те за месяцы пройдут то, что мы за годы..."
А Михаил Ильич говорил уже о том, что правительство доверило заводу великую задачу оснащения танковых войск главной машиной, которая должна заменить в самые короткие сроки все устаревшие легкие и средние танки.
- Сколько остается до войны? Год, три или несколько месяцев? Вряд ли кто на это ответит. Одно непреложно: от нас зависит, с чем Красная Армия встретит врага - со слабыми тапками противопульной защиты или с тысячами тридцатьчетверок.
И вдруг - в лицо ему:
- Панику сеете, Кошкин! Умаляете могущество Красной Армии! Она и сейчас сильнее всех!
Захаров решительно встал из-за стола президиума, ткнул возмущенно пальцем в сторону кричавшего, по, ни слова не успев выговорить, заметил, как пошатнулся Михаил Ильич, и бросился к нему на помощь.
Кинулись к главному конструктору и другие из президиума. Прыгнул снизу, из зала, на сцену Игорь Мальгин. Он сидел близко к трибуне и видел пот, выступивший на лице Михаила Ильича, неестественно яркий, болезненный блеск глаз. И когда Кошкин побелел, пошатнулся, Игорь оказался возле него первым.
2
Одни говорили, что у Кошкина сердечный приступ и врачи обнаружили грудную жабу, другие - что установлено воспаление легких. И те и другие считали виновником приступа клеветника и кляузника, вылезшего со своими "обличениями". Но товарищи Михаила Ильича понимали: злое слово лишь ускорило то, что неизбежно должно было произойти. Причиной болезни была затяжная, запущенная простуда, два тысячекилометровых похода, нервотрепки последних лет...
Из больницы Михаила Ильича перевезли в заводской дом отдыха в Занках - врачи рекомендовали сосновый бор, усиленное питание и постоянное наблюдение медсестры. К Кошкину вызвалась поехать Галина Романова.
Два часа провел у постели Михаила Ильича известный профессор-терапевт. Когда Галя вышла его проводить, он подтвердил предположительный диагноз.
- Абсцесс. Возможно, даже двусторонний. Тогда оперировать нельзя. Уповаю на силу его сердца и воли и на вас. Как-никак четверокурсница, без двух минут врач... Лекарства лекарствами, но главное - укрепить защитные силы организма. Черная смородина есть?.. Очень хорошо. Фрукты, сливочное масло, желтки, морковь...
Профессор обещал через каждые пять-шесть дней навещать больного.
- Не будет температуры, сделаем переливание крови.
На третью неделю состояние Михаила Ильича несколько улучшилось, и профессор порекомендовал короткие прогулки по лесу. В Занки приехала Вера Николаевна с девочками. Будто помолодел Михаил Ильич. Придумывал игры для всех вместе, беседовал с дочками. С двенадцатилетней Лизой - о литературе, с девятилетней Тамарой - о музыке; она занималась в музыкальной школе, отец купил ей пианино. А больше всего любил возиться с младшей - годовалой Танюшкой.
Михаил Ильич меньше температурил, и профессор уступил его просьбам - разрешил встречи с заводскими товарищами.
В Занки зачастили конструкторы, механики-испытатели. Всем хотелось обрадовать главного конструктора: серийное производство тридцатьчетверок налаживается, план в основных цехах выполняется уже не только в стахановские дни и пятидневки - скоро войдут в график сборки готовых машин. Захаров, наезжавший чаще всех, цифры недолюбливал. Говорил: "Придешь на участок, Михаил Ильич, увидишь сам, как мы твою идею в металл начинаем одевать - хорошо получается".
А Галю беспокоили эти наезды, особенно когда появлялись с чертежами, макетами Морозов, Баран, Вирозуб. Слушая побаски Вирозуба, до кашля смеялся Михаил Ильич, словно забывая о болезни. А с легкими плохо... Счастье будет, если рассосется абсцесс, а если нет - страшно подумать. Ведь лечить его почти невозможно. Не догадался бы Михаил Ильич о гнойнике во втором легком. Может, все еще образуется. Профессор предупреждал Галю: "Не давайте ему много думать". Легко сказать...
Вот опять конструкторы вошли в дом, Михаил Ильич посоветовал Гале отдохнуть от скучных бесед - значит, разговор будет секретный. Наверное, о новой идее, которую Михаил Ильич вынашивал. Ночью вскинулся, попросил карандаш: "Поспите, миленькая, я должен поразмыслить..." Долго что-то писал, Галя задремала и сквозь дремоту слышала: "Можно поперек... Так... Машина укорачивается на полметра..."
Из окна долетел баритон Вирозуба:
- Встанэ дизель, ще як встанэ! Добрэ пидрахував, Мыхайло Ильичу!
Галя едва дождалась Игоря.
- Останови их, Игорек! Ему нельзя волноваться.
Игорь пообещал и тут же забыл, о чем просила Галя,
так его увлекла мысль Михаила Ильича поставить двигатель не вдоль оси, а поперек - тогда при том же весе танка можно будет лучше расположить его узлы.
Игорь вышел от Кошкина.
- Поразительная идея, и как она другим в голову не приходила!
Во второй половине сентября занудили дожди. Михаил Ильич посерел. Его лихорадило, болезненным стал кашель, на теле, на лбу выступал липкий пот. А лежать Кошкин не хотел, не мог, угнетенный плохими вестями, о которых проговорился Вирозуб. Металлургический завод прислал несколько вагонов броневых листов низкого качества. Отказаться от них - сорвется программа. Когда-то еще прокатают и привезут новые листы...
Михаил Ильич хотел на автомобиле Вирозуба немедленно ехать на завод, но, к счастью - так думала Галя,- машина застряла в болоте в шести километрах от Занок, и Вирозуб пришел пешком.
Галя уложила Михаила Ильича в постель, побежала к телефону посоветоваться с профессором: у больного резко подскочила температура, появился нехороший запах изо рта... Но линия была занята.
Пока Гали не было, Михаил Ильич, несмотря на запрет, оделся и вышел проводить товарища. На ступеньке покачнулся и, чтобы не упасть, вцепился исхудавшими длинными пальцами в плечо Вирозуба. Губы больного дрогнули, широко раскрылся рот, и из него вырвался хрип.
Вирозуб подхватил Михаила Ильича и, держа его лицом вверх, закричал испуганно:
- Мыхайло, братэ! Та Галю... Та господы, що ж ты з чоловиком робыш?!
Он заметался, взбежал на крыльцо. Подскочившая Галя остановила его:
- На аэродром! Я вызову самолет...
Она поняла: прорвался абсцесс, гной заливает легкие, начинается агония.
Дозвонилась до профессора, попросила санитарный самолет и бросилась в чащу вслед за Вирозубом.
Ветки кустарника царапали руки, лицо, но Галя ничего не замечала, подгоняемая хрипом Кошкина. Она подхватила отяжелевшую голову Михаила Ильича, приподняла выше.
...Когда умирающего несли больничным коридором, Вирозуб неистово, как обезумевший, умолял:
- Вырижтэ мои лэгэни, може, воны його врятують...
Еще генштаб вермахта только начал разрабатывать варианты плана "Барбаросса", еще девять месяцев оставалось до нападения фашистов па нашу страну, а Михаил Ильич Кошкин уже пал за ее свободу, за ее победу - пал первым солдатом Великой Отечественной войны.
Некролог
26 сентября 1940 года умер талантливый конструктор товарищ Кошкин Михаил Ильич, член ВКП(б) с 1919 года. Тов. Кошкин с 1918 года по 1921 год служил в Красной Армии. В 1921 году поступил на учебу в комвуз им. Свердлова, который и окончил в 1924 году. В 1929 году в счет партийной тысячи направляется на учебу в Ленинградский машиностроительный институт. По окончании института тов. Кошкин целиком отдается делу конструирования.
Тов. Кошкин в 1936 году за отличную работу в области конструирования награжден правительством СССР орденом Красной Звезды.
В лице тов. Кошкина советская общественность потеряла отзывчивого и чуткого товарища, стойкого большевика и талантливого конструктора.
Память о Михаиле Ильиче навсегда сохранится в сердцах работников советского машиностроения.