Уральская тридцатьчетверка

В сборочном цехе бурлило людское море. Посередине застыл броневой остов тапка, па который поднялись нарком Малышев, директор завода Максарев, академик Патон, парторг Центрального Комитета партии Скачков и медник Захаров с Красным знаменем.

На башне машины белели два слова: "МИХАИЛ КОШКИН".

Внизу, у передка танка, стоял одетый в меховую куртку, унты и танкошлем механик-испытатель Игорь Мальгин, прибывший но требованию наркома с Уралмаша. Трое суток, дни и ночи, испытывал он эту первую уральскую тридцатьчетверку. Заводского танкодрома еще не успели оборудовать, и Игорь искал естественные препятствия на окраине города - ямы а овраги, лесные и каменные завалы - и гонял по ним машину на всех режимах, мыслимых и немыслимых.

...Вернувшись на рассвете после заключительного пробега на завод, Игорь услышал, что кадровые рабочие и конструкторы бывшего Харьковского завода предложила присвоить первому уральскому танку имя Михаила Ильича Кошкина. Их предложение было одобрено. И едва Мальгин остановил тридцатьчетверку в главном корпусе и вышел из нее, как появился Остап Вирозуб с ведерком белил и малярной кистью. Забравшись на металлическую лесенку, он начал старательно выводить на башне танка имя его творца.

На митинг по случаю выпуска первого танка в главном корпусе завода собрались тысячи людей, чьими руками он создавался. Парторг предоставил слово наркому Малышеву. Тот взобрался на броневой корпус боевой машины, взглянул на людское море внизу, на ребятишек, примостившихся аж под потолком цеха на перекрытиях, некоторое время помолчал, будто подбирая слова, подходящие для такого долгожданного события.

Нетерпеливым мальчишкам на птичьей высоте странным показалось и молчание наркома, и то, что ему словно бы зябко в дубленом полушубке, в добротных бурках, армейской шапке-ушанке со звездочкой - разве бывает холодно в такой одежде?

А Малышеву было зябко не от мороза - от нахлынувших вдруг воспоминаний о совсем недавнем...

В середине ноября двинулись на Москву 13 танковых, 7 моторизованных и 31 пехотная дивизия немцев. После жестоких боев в октябре в наших батальонах, а нередко и в полках оставалось по 3-5 танков. Жуков просил у Ставки хотя бы около двухсот танков, а Сталин вынужден был отказать - негде было взять такое количество машин.

С октября Ставка Верховного Главнокомандования учитывала каждую новую тридцатьчетверку, решая, какому фронту направить сколько машин с единственного оставшегося неэвакуированным танкового цеха Сталинградского тракторного. А в конце ноября положение стало еще сложнее. Начальник Генштаба докладывал Государственному Комитету Обороны, что, хотя немецкие дивизии за десять дней боев потеряли не меньше половины своих танков, преимущество в броневых силах они все еще сохраняют.

На том заседании начальник Генштаба и Жуков, указывая на огромные потери врага и докладывая о прибытии к исходным рубежам свежих сибирских и уральских дивизий, высказали убеждение, что наступил выгодный момент для контрнаступления. Нужны только танки. Их очень мало у подошедших войск и еще меньше у частей фронта, обескровленных в последних боях. "В 30-й армии, - сообщил Жуков, - осталось всего двадцать танков, половина из них - устаревшие Т-26. Я прошу для фронта к началу контрнаступления двести танков".

Просьба и на этот раз была скромной - для наступления требовалось несравненно больше танков. Но и сейчас, как и в октябре, еще неоткуда было брать эти двести машин. "Скажите, Малышев, вплоть до дня скажите: когда наконец будут уральские танки? - Голос Сталина наливался гневом: - Вы нарком, вы в ответе перед фронтом за танки!"

Так сурово еще не разговаривали с Малышевым на заседаниях ГКО. Он доложил, что после телеграммы руководству Уралмаша увеличенная на октябрь и ноябрь программа по бронекорпусам выполнена и Кировский завод в Челябинске, получив корпуса, начинает выпускать тяжелые танки согласно заданию ГКО.

Сталин остро ткнул трубкой в его сторону: "Об Уральском танковом доложите, Малышев! Гигант, объединивший лучшее, что было в танкостроении и науке Украины и что есть на Урале, еще не дал ни одного танка. До каких пор?!" И, услышав, что через два дня начнутся испытания первой уральской тридцатьчетверки, что 8 декабря ожидается отправка ее на фронт, через неделю - еще девяти машин, а к Новому году - еще пятнадцати, - потребовал немедленно вылететь на завод и обеспечить сборку, испытания и отправку всех двадцати пяти машин в первой декаде декабря. "Передайте рабочим и инженерам завода: от уральских тридцатьчетверок зависит судьба Москвы, судьба наступления, которое мы готовим. Передайте: ГКО ждет от уральцев подвига!"

Эти две фразы Сталина Малышев произнес первыми па митинге в сборочном цехе.

- Полчаса назад, - звучал над людским морем голос наркома, - я сообщил товарищу Сталину, что первая уральская тридцатьчетверка отправляется сегодня на фронт, что завод приступил к сборке партии машин. Товарищ Сталин передал вам благодарность Красной Армии за самоотверженный труд и велел порадовать долгожданной вестью: началось контрнаступление под Москвой, фашистские армии под ударами наших войск отступают. Поздравляю вас с великим днем! Призываю поддержать героическое наступление Красной Армии небывалым трудовым штурмом!

От грома голосов, от бурной радости стекла зазвенели в окнах.

- Со сборочного конвейера вашего завода за сутки должно сходить не меньше тридцати машин, - продолжал нарком, дождавшись тишины,- за двое суток - полк тридцатьчетверок, за неделю - танковая бригада. И Уралмаш выпускает эти машины, и Кировский завод в Челябинске, и Сормово, и Сталинград. И с Ленинградского опытного, эвакуированного на восток, пойдут машины Михаила Кошкина... И понесутся десятки тысяч тридцатьчетверок, освобождая нашу землю. А придет час, они по Германии пойдут, по тем местам, откуда на вашу страну пришли завоеватели...

Нарком закончил речь, а на его место встал старый медник Василий Фомич Захаров со знаменем завода в руке. Сжав древко, он поставил знамя на башню танка, качнул его - и перед взорами рабочих открылся силуэт Ленина па кумаче.

- Дадим клятву, товарищи! - обратился к танкостроителям Захаров. - Клятву народу, Красной Армии, партии нашей. Согласны?

- Сог-лас-ны!!! - в один голос одобрил митинг.

- Сердце свое, умение свое рабочее, жизнь свою сполна отдать победе над любым врагом - клянемся!

- Кля-нем-ся!!!

- По воле и долгу оставаться в цехах, пока не отправим на фронт и эти машины, - Захаров простер руку в сторону девяти монтирующихся танков, - и те пятнадцать, детали и узлы которых находятся в механических цехах, - клянемся!

- Кля-нем-ся!!!

- Давать с каждым днем, неделей и месяцем все больше и больше уральских танков, вместе с Красной Армией уничтожать фашистских захватчиков - клянемся!

- Кля-нем-ся!!!

Тридцатьчетверка двигалась мимо цехов по восторженному людскому коридору. Те, кто не мог отлучиться на митинг, оставить станки и сварочные аппараты, мартены и вагранки, - те выбегали сейчас хоть па минутку глянуть в лицо своему детищу. Многие до этого дня видели лишь детали и узлы, которые они отливали, растачивали, сваривали, - теперь перед ними был результат труда коллектива.

Когда раскрылись заводские ворота и Игорь вывел машину на площадь, со всех концов поселка потянулись к танку и стар и млад. Вот она, тридцатьчетверка, в инее на покатых плечах, с могучей пушкой. И богатырский дед-мороз в танковом шлеме берет ребятишек из рук взрослых, ставит на плечи танка, чтобы в их памяти навсегда остался этот первый рабочий праздник па шестом месяце войны.

Впереди - недели и месяцы мужания Уральского танкового завода, выпустившего за три с половиной года десятки тысяч боевых машин. Впереди - сотни дней и ночей, что приведут к Берлину, к Красному знамени над рейхстагом. Но танк этот - первый уральский, имени Михаила Кошкина, - был как зарница далекой еще Победы, и люди, припавшие к накаленной холодом броне, словно чувствовали тепло и свет мая сорок пятого года...