Лекция для партийного актива была назначена на восемь вечера, а уже в половине восьмого партер клубного зала был переполнен. Опоздавшие - им оставалась галерка - кружили по фойе, старались как бы ненароком приблизиться к раскрытому окну, возле которого рядом с Василием Фомичом Захаровым стояла маленькая седая женщина с орденом Ленина на строгом, с закрытым воротом, бежевом платье.
Игорь Мальгин, поднявшийся в фойе с Васильевым, увидев седую женщину, спросил, кто она.
- Лектор из ЦК, Верой Тимофеевной зовут.
И рассказал, что Вера Тимофеевна работала когда-то на заводе, вместе с Захаровым в революцию пошла и что разъединила их гражданская война.
- Должно быть, долгие годы не виделись. Целый день вместе - не наговорятся.
...Седая женщина подошла к стоявшему на сцене столику с цветами, не взглянув на приготовленную для нее трибуну и не замечая, казалось, аплодисментов, которыми встретил ее зал. Окунула белую голову в белую сирень, выпрямилась, отодвинула от столика единственный стул, положила руки с тонкими длинными пальцами на его спинку и негромким, но всем ясно слышным голосом сказала:
- Дорогие друзья! Коммунисты родного мне завода! Центральный Комитет партии прислал меня к вам побеседовать о сложной международной обстановке.
Она заговорила о двуличной политике правящих кругов Англии и Франции, о провокационных нарушениях Германией договора с Советским Союзом.
- Пятого апреля мы заключили пакт о дружбе и ненападении с новым правительством Югославии, пришедшим на смену прогитлеровскому режиму. А на рассвете следующего дня Германия и Италия вторглись в пределы Югославии и Греции...
Через две недели в финском порту Турку пришвартовались четыре немецких транспорта. С них сошли двенадцать тысяч солдат, из трюмов выгрузили танки, пушки, и все это войско проследовало в район, который находится вблизи наших границ. Правительство Финляндии поспешно опубликовало в иностранной печати опровержение: немецкие войска, мол, высадились согласно давней договоренности о пропуске небольшой части вермахта в Норвегию и направились на север. Наши газеты не напечатали это ложное опровержение белофиннов.
Слегка наклонив стул вперед, она продолжала уже громче:
- Большевики никогда не поддавались на провокации, но мы и от реальной опасности не отворачивались и не отворачиваемся.
Я считаю своей обязанностью сообщить коммунистам оборонного завода: в последние дни участились нарушения наших границ самолетами Геринга. Отмечена переброска железнодорожным и автомобильным транспортом значительных контингентов войск вермахта непосредственно к границам Белоруссии, Украины, Прибалтийских советских республик...
Теперь в ее голосе слышались горечь и гнев. Но она не стала утверждать, что война с Германией на пороге, лишь подводила присутствующих к мысли, что надо быть готовыми ко всему.
- Меня сегодня знакомили с цехами, с людьми, с замечательными боевыми машинами. Вы, рабочие, мастера, конструкторы, создали прекраснейший танк для Красной Армии. К сожалению, за короткое время трудно перевооружать танковые войска этими машинами. Их еще мало в армии. Я прошу вас, родные мои: больше тридцатьчетверок шлите в армию, к границам нашим! Не задерживайте готовые машины у себя пи на день, ни на час!
С этим же "Прошу вас, родные..." обращалась она к людям и в цехах. Не созывались ни собрания, ни митинги. Шла с рабочими и работницами на смену, была на сборочных и сдаточных участках, на погрузке машин и везде ненавязчиво, попросту беседуя о том, что творится в мире, подводила к одному: что может и обязан сделать завод сверх утвержденной программы.
И люди ее поняли. Решили закончить полугодовой план производства тридцатьчетверок к 24 июня, а в первой декаде в счет месячного плана отправить эшелон танков в Западный особый военный округ.
Сопровождающим эшелон назначили Игоря Мальгина.
- Почему не отказался, разве ты один на заводе? - упрекнула Галя.
Он долго объяснял, что его легче заменить на заводе, чем другого человека из цеха или отдела, но проговорился нечаянно, что надеется встретить там, у границы, Фрола Жезлова - командира своего и боевого побратима.
- Чует мое сердце, ты сам напросился, - вздохнула Галя. - Как в Испанию...
2
Эшелон с танками двигался с максимальной для товарного состава скоростью, не останавливаясь ни на одной большой станции. Над каждой платформой - туго натянутый брезент, попробуй угадай, что везут... В единственном пассажирском вагоне Игорю выделили отдельное купе, и почти всю дорогу он простоял у окна.
Его радовали чистые всходы колхозных хлебов, новые дома под железом и черепицей, усыпанные наливающимися плодами деревья, люди, прерывающие на минуту работу на полях, чтобы проводить глазами эшелон, но все увиденное воспринималось теперь с нарастающей тревогой, что заронила в душу седая большевичка.
Принеманский край, меньше года назад освобожденный Красной Армией, встретил лоскутами единоличных полей, худосочными деревнями с высокими шапками соломенных, потемневших от времени крыш. А на фоне этой бедности возникали, словно вырванные из другой жизни, чопорные приграничные города с богатыми церквами и костелами, добротными каменными особняками и бульварами.
Когда эшелон миновал мост через Неман, оставил позади сонливый Гродно с напыщенным древним замком, пошли леса, густые и, казалось, запущенные, будто нога человека давно там не ступала.
На одной станции эшелон надолго застрял. Игорь пошел узнать, когда тронется состав, и увидел группу подъезжающих машин. Из передней машины вышел генерал Павлов.
- Мальгинио, сынок! - забасил генерал, узнав Игоря, и обнял его.
Они не виделись больше года.
Вскоре после того как в Кремле состоялся правительственный смотр тридцатьчетверок, Павлова назначили командующим Западным особым военным округом. И сейчас Игоря поразила происшедшая в генерале перемена.
Глаза были воспаленными, заметней стала сетка морщин, чувствовалось, что этот человек хронически недосыпает. "Тяготит огромная власть над сотнями тысяч людей, ответственность непомерная? - думал Игорь. - Наверное, куда охотней генерал Пабло опять протискивал бы могучее свое тело в узкий танковый люк и вел в атаку на врага русских парней, подобных тем, с испанскими именами..."
- Скажи, Мальгин, - спросил Павлов, - когда танкостроители перестанут кормить устаревшими машинами приграничные округа? Когда будут Т-34 и KB?
- До конца года наш завод обязался давать по сто семьдесят - сто восемьдесят машин в месяц, разве этого мало, товарищ генерал?
- Для одного завода, может быть, и отлично, но в масштабах Красной Армии - все равно что водой из детского ведерка напоить слона.
Павлов понизил голос:
- Вот слушай и считай... - Он хотел сказать, что весной начали формировать двадцать новых механизированных корпусов, что для полного их укомплектования требуется больше одиннадцати тысяч Т-34 и не менее пяти тысяч КВ. Но говорить об этом было нельзя, и генерал заключил обтекаемо: - В какие же сроки новые формирующиеся корпуса получат тапки, если тридцатьчетверки выпускает один твой завод, а KB - только Кировский? Ох уж эти корпуса!..
Веские причины заставляли Павлова нервничать.
В последние месяцы его пребывания на посту начальника автобронетанкового управления Наркомата обороны Павлова обвиняли в задержке формирования новых корпусов - обвиняли прежде всего те, кто, не зная как следует мощности танковой промышленности, объективных возможностей производства новейшей техники, форсировал организацию этих крупных соединений. И получилось, что несколько механизированных корпусов в приграничных округах, по существу, оставались в начальной стадии комплектования, не обладая полным количеством танков старых типов и имея всего десятую долю необходимых тридцатьчетверок и КВ.
- Что же ты мне скажешь, Мальгин?
В самом деле, чего он молчит?.. Павлов сейчас далек от заводов, может не знать, что на Сталинградском тракторном пущен специальный цех тридцатьчетверок.
- СТЗ выпустил по нашим чертежам опытную партию. Я был на испытаниях - хорошие машины.
- Опытные, пробные.,, Нам серийные, да побольше, чтобы не мельчиться, не распределять каждой сиротке по грошу, а иметь возможность кинуть такой вот эшелон в один полк, вместо того чтобы давать дюжине полков по три машины. Их не хватит даже для обучения механиков-водителей, да и некому пока толком обучать - инструкторов бы таких, как ты!
- Задержусь у вас недели на две, если завод разрешит, - сказал Мальгин.
- Замечательно! Сегодня телеграмма будет у твоего директора. Но, к сожалению, ты за две недели не успеешь побывать и в половине полков.
- Прикажите в одном полку собрать поочередно три группы водителей из разных частей, тогда успею пройти короткую программу со всеми.
3
С прибытием эшелона танков к Жезлову его полк стал первым и единственным, полностью заменившим Т-26 и БТ на тридцатьчетверки, не только в механизированном корпусе, в который он входил, но и во всем Западном особом военном округе.
К тому же все механики-водители полка получили возможность пройти школу вождения "профессора танкового искусства Мальгина", как уважительно и шутливо представил Жезлов гостя своим подчиненным.
Полк дислоцировался в шести километрах от границы, и вершины дубов-исполинов, под огромными кронами которых стояли танки, могли видеть своих лесных собратьев по другую сторону пограничной реки.
Взберутся танкисты Жезлова с дозорными пограничниками на ближние к реке деревья и невооруженным глазом видят нищие польские деревни, клочки посевов, похоже на лоскутные одеяла, гитлеровцев на мотоциклах, угоняющих людей и деревенский скот. Куда, зачем?..
В июне деревни, ближние к западному берегу, замерли - ни людей, ни скота, ни петушиного крика, ни собачьего лая. Змеиная тишина.
- Неспроста это, - сказал Жезлов Игорю.
Они приехали на заставу ночью и с пограничниками вышли па опушку дубравы, упершейся в реку.
Там, на западе, слышался отдаленный басовый гул. Это могли быть танки или гусеничные артиллерийские тягачи. Приглушенный лесами и расстоянием, воровато ползущий через границу гул наполнил Игоря предчувствием накатывающейся грозы.
- Напоминает Гвадалахару, - проговорил он. И признался: - Запутался я, Фрол Петрович. Читаю в сообщении ТАСС, что Германия не намерена нападать па нас, а вижу самолеты с крестами, слышу гул, не иначе как танковый...
Жезлов промолчал. Сообщение ТАСС от 14 июня казалось ему дипломатическим зондажем, проверкой ближайших намерений фашистской Германии. Жезлов предполагал, что Берлин не оставит без ответа такое заявление Москвы, но Берлин молчал уже несколько дней, и это не могло не насторожить командиров частей приграничного округа. К сожалению, насторожились не все. Иные поняли сообщение ТАСС буквально, не уловив за ним тревоги...
Как раз в те дни Жезлов сообщил начальнику штаба дивизии, что механики-водители первой группы не явились из полков для обучения, и просил воздействовать на командиров. "К чему спешка, товарищ полковник? - заметил молодой начальник штаба. - Занятия сверх программы, могут и обождать..." И получилось, что Мальгин сумел провести краткий курс вождения Т-34 только с танкистами Жезлова.
4
Самая продолжительная по светлому времени суббота оказалась на редкость счастливой для Власа Никитича Мальгина. В пролете сборочного цеха, где он третий год работал старшим мастером, завершились испытания небывалого по мощности пресса в двенадцать тысяч тонн.
Давно ли заказчики во весь голос и на всю страну благодарили Уралмаш за восьмисоттонный пресс Уралвагонзаводу, тысячный - судоверфи, трехтысячный - заводу "Каучук". А тут принят с оценкой "отлично" пресс- богатырь для производства специальной фанеры, необходимой и гражданскому, и военному самолетостроению,- как не гордиться сборщикам и их старшему мастеру Мальгину!
В приподнятом настроении шагал домой Влас Никитич, не ведая, что ждет его в этот день еще одна радость. Едва успел он дотронуться до кнопки звонка, как дверь распахнулась и Дарья Дмитриевна торжествующе помахала перед мужем только что полученным письмом:
- Игорек прислал!
Скинув рабочие ботинки под вешалку и забыв надеть шлепанцы, Влас Никитич побежал в одних носках в комнату.
Такого подробного письма от племянника не бывало за все годы после его ухода в армию. Вначале коротко, но часто писал: "Служба идет хорошо". Потом пропал. Если бы Галя не сообщила, что он в правительственной командировке и оттуда писать не может, Влас Никитич и Дарья Дмитриевна, наверно, уже оплакивали бы Игоря. Через два года - радость в почтовом конверте: жив, возвратился из неизвестности, работает на заводе испытателем. Какой завод, что испытывает - туман: видать, засекреченный. И после не больно баловал весточками. Открытки к праздникам присылал - и на том спасибо.
А тут шесть листов. Пишет, что они с Галей собираются в июле в Днепродзержинск, где живут ее мать, бабушка, братья, и Галя, зная, что Влас Никитич и Дарья Дмитриевна заменили Игорю отца и мать, приглашает их - а если возможно, и детей, и внуков их - приехать и познакомиться с ее семьей: "Примут, приветят, как самых дорогих людей".
А в розовом конверте, что в большом упрятался, подарок бесценный - фотография. Он - ни дать ни взять Илья Муромец. Она - тонкая, хрупкая, как статуэтка.
- Раскрасавица! - не нарадуется Дарья Дмитриев- па. - И так хорошо смотрит на Игоречка. Любит, конечно, любит, да и как такого красного молодца не любить... Поедем, Влас? Отпуск как раз у тебя. И за ребят похлопочешь, чтоб вместе всем дали.
- А как же Оленьку?..
Двух сыновей, двух дочерей вырастили Влас Никитич и Дарья Дмитриевна. Все работящие, послушные, ласковые. Соберутся дети и внуки у стариков - вместе с ними четырнадцать, - запляшут, запоют - далеко слыхать. И соседи дурного слова не скажут, лишь уважительно произнесут фамилию: "Мальгины". И старшую дочь, Надюшу, продолжают, как в девичестве, звать по отцу, а вот к младшей, Ольге, совсем недавно вышедшей замуж, накрепко пристала фамилия Федорова. Как же, Анатолий - знаменитость с комсомольской юности, а сейчас - начальник сборочного цеха, неудобно девичьей фамилией жену его называть.
Не прошло и часа, как сыновья, дочери и старший зять, технолог Декабрев, явились к родителям на семейный совет: что ответить Игорю?
Гудела квартира. Прикидывали, на кого оставить самых маленьких.
- На меня, конечно! - настаивала Ольга, забравшаяся на диван и руками прикрывшая свой, на седьмом месяце беременности, живот.
К Ольге подсел Декабрев:
- Нет, Оленька. Лучше мне остаться, к моим двум еще четырех - справлюсь, моя мать днем за детьми присмотрит, я - вечером.
- Да справимся без тебя, не бойся. Пoeзжaй! Это как раз по пути в Ялту! Пора тебе подлечить легкие.
Хотя и вытянулся немного за восемь лет Декабрев да из слесаря сделался технологом механического цеха, дипломированным инженером, в семье и среди заводских друзей его все еще называли Васей-маленьким, как в тридцать третьем, когда он с Толей Федоровым собирал первую на Уралмаше машину - пушку Брозиуса.
А вот он и сам, Толя Федоров, ныне Анатолий Иванович, начальник сборки. Присел на стул, послушал семейный спор и голос подал:
- Чего спорить, если с отпусками еще нет ясности! В понедельник выясним, кого могут отпустить в июле, - тогда и решать будем.
- Так оно, - кивнул Влас Никитич. - Но между собой-то зараньше надо наметиться. А послезавтра уточним.
- Давайте-ка, спорщики, к столу. - Дарья Дмитриевна внесла из кухни самовар.
Они пили чай, шутили, смеялись, а до первого боя оставалась всего одна рабочая смена...