Часть пятая. Тыл - фронту

Военный Уралмаш

1

На третий день воины правительство образовало Совет но эвакуации населения и промышленности из фронтовых и угрожаемых районов.

На четвертый день, 25 июня, Политбюро ЦК приняло решение организовать на Урале и в Сибири новую базу танкостроения.

В сознании Вячеслава Александровича Малышева эти два решения слились в одно.

Он узнал о них в Свердловской области, куда прилетел ночью на 23 июня с правительственной комиссией, чтобы проверить, как уральцы начинают работать по мобилизационной военной программе. И в том, что его не вызвали в Москву на заседание правительства, не пригласили в Политбюро, где ему, ответственному за танкостроение, надлежало бы докладывать руководству партии,- даже в этом скрывалось что-то необычайно тревожное. Но еще больше о размерах трагедии на западе страны говорило Малышеву полученное вскоре задание ЦК: определить, куда эвакуировать танкостроителей трех заводов Ленинграда.

Ленинград в угрожаемой зоне?!

За время, что Малышев занимался танкостроением, он сумел сполна оценить значение Ленинграда в развитии этой едва ли не важнейшей отрасли оборонной промышленности.

Ижора - поставщик противоснарядной танковой брони и корпусов для тяжелых КВ.

Кировский - единственный в стране производитель этих богатырей.

Опытный - творец множества образцов советских танков и самоходных орудий.

И эти три завода оказались в зоне действий вражеских бомбардировщиков!

- Прежде всего доложите, - услышал Малышев по ВЧ требование ЦК, - кто заменит Ижору, кто примет ее корпусников в свою семью.

Из всех крупных предприятий, на которых побывала правительственная комиссия, Уралмаш выглядел наиболее подходящим для этой цели.

Завод располагал большими производственными площадями, мощной сталеплавильной и литейной базой, уникальными ковочными средствами. Опытный коллектив рабочих, инженеров, техников не раз решал сложные технические задачи.

Но этого было недостаточно.

Самые скромные подсчеты показали, что для организации выпуска корпусов и башен Уралмашу не хватает около трехсот станков, в том числе семьдесят радиально- сверлильных, более двухсот сварочных машин, триста пятьдесят сварщиков. Требовалось создать блок крупных термических печей, бронезаготовительный цех, закладочные стенды сварки корпусов, новую технологию, изготовить и освоить специальное оборудование и большое количество оснастки. И пожалуй, самое трудное: людям, освоившим индивидуальное производство машин с длительными циклами изготовления, перестроиться внутренне, психологически, отрешиться от вчерашних ритмов, раскачек. Прежний опыт мог стать и трамплином к овладению серийным танковым производством, и тормозом, если тот опыт не обогатить новым, не обучить небывалым на заводе профессиям сотни квалифицированных рабочих и пришедших только что на производство женщин и подростков. И все это за недели вместо лет, не прекращая изготовления металлургического оборудования и увеличивая серийное производство артиллерийских систем, тоже совершенно новое для завода.

Мобилизационный план, продуманный и утвержденный заблаговременно, предусматривал организовать на Уралмаше массовый выпуск для Красной Армии модернизированной 122-миллиметровой дивизионной гаубицы М-30.

К подготовке артиллерийского производства завод приступил незадолго до войны. В сталефасонном поставили машинную формовку и начали выпускать тонкое стальное литье. Коллективы других цехов наладили штамповку деталей, станочники и сборщики овладели своеобразной их обработкой и монтажом гаубицы. Недавно организованное артиллерийское КБ сумело в нескольких случаях заменить дефицитные цветные металлы. После изготовления опытной партии М-30 конструкторы направили в цехи чертежи для серийного производства. И все это, сделанное быстро, надежно, сказалось с первых же часов войны. Уже 23 июня уралмашевцы стали успешно выполнять программу по артиллерии.

Начнись война по прежним представлениям - Красная Армия отбрасывает агрессора, преследует его а уничтожает на его земле, - мобилизационный план Уралмаша не претерпел бы изменений. А эти первые горькие дни отступления перечеркнули все расчеты и прогнозы.

Изменились и задачи правительственной комиссии Малышева. Ее интересовала сейчас не столько проверка исполнения промышленностью мобилизационных планов, сколько неизмеримое их расширение.

"Выдержит ли Уралмаш? - думал Малышев. - Выдержат ли люди?"

Программа по артиллерии на второе полугодие предусматривала непрерывное нарастание производства - от ста пятидесяти до трехсот орудий в месяц. В связи с частыми бомбардировками Краматорского и других заводов тяжелого машиностроения ожидалось увеличение плана Уралмаша и по металлургическому оборудованию. К тому же наркоматы вооружения и боеприпасов сумели к М-30 подослать заводу еще один солидный привесок - заказ на снаряды для реактивных минометов. Да артиллерийское КБ по собственной инициативе взвалило на себя дополнительно проектирование нескольких артиллерийских систем, в их числе и новейшей 85-миллиметровой танковой пушки.

"Не надорвется ли Уралмаш, если заставить его заменить Ижору, перестроить производство в немыслимо короткие сроки?" - спрашивал себя Малышев.

Он остро ощутил давящий груз собственных и чужих упущений и ошибок. События последнего года, приближение войны к границам Советского Союза требовали увеличения мощностей танкостроения в два-три раза.?

И еще недавно Малышеву казалось: наркомат и подчиненные ему предприятия немало сделали, чтобы выполнить постановления Политбюро ЦК о расширении Челябинского тракторного завода и производства на нем тяжелых танков, о привлечении Сталинградского тракторного к выпуску Т-34, об изготовлении в 1940 году па нескольких заводах шестисот тридцатьчетверок. Кое- что пошло к лучшему после тех постановлений. К лету 1941 года производственные мощности советского танкостроения в полтора раза превзошли мощности танковой промышленности Германии. Но теперь-то Малышев понимал: успокаиваться на этом нельзя было. В сороковом году в армию поступило не шестьсот Т-34, а всего сто пятнадцать. И только когда технология в Харькове была окончательно налажена и Сталинградский тракторный весной сорок первого года пустил свой первый танковый цех, - только тогда возрос выпуск Т-34.

"Насколько обставили бы мы Германию по новым танкам, если успели бы подключить к танкостроению и Сормовский судостроительный, и ЧТЗ, и Уралмаш, если не искали бы пути полегче, поглаже..."

В конце лета сорокового года наркомат направил группу специалистов на Урал выискивать небольшие предприятия, которые можно было бы без реконструкции приспособить для производства танковых корпусов, лишь частично пополнив оборудованием. Отобрали четыре малых завода - все вместе они наполовину не заменят цех броневых корпусов Ижоры. "Нет, это по плечу одному Уралмашу, - думал сейчас нарком. - Только б не надорвался от сверхнагрузок..."

Возвращаясь по нескольку раз в основные цехи, советуясь с руководителями завода, с инженерами и рабочими, выискивая вместе с ними малейшие резервы, Малышев не переставал упрекать себя: "Если б начали перестройку цеха металлоконструкций полгода назад, здесь уже наладили бы резку, а в прессовом - правку брони. И термические печи стояли бы уже на закалке... Ты виноват - запоздал. Забыл о ночном совещании у Серго в тридцать четвертом. Не случайно он вызвал тогда людей с Уралмаша, Челябинского тракторного. До войны еще не близко было, а ЦК, правительство принимали экстренные меры для перевооружения войск, и Серго ориентировал нас всех на тяжелейшую войну, предвидел роль уральских гигантов. Он предвидел, а ты упустил. И к совету Кошкина не прислушался..."

...Это было в Заиках, незадолго до смерти Михаила Ильича. В день приезда Малышева больному было полегче, он вышел на веранду лесного домика, сел в плетеное кресло напротив наркома и, волнуясь, как всегда, когда говорил о тридцатьчетверке, спрашивал: почему единственный завод занимается машиной? Малышев обнадеживал: строящийся на Сталинградском тракторном танковый цех будет готов к марту; наркомат думает через год- полтора частично загрузить тридцатьчетверками Сормовский судостроительный и Ленинградский опытный, возможно, и Кировский завод. Он надеялся, что это успокоит конструктора, а тот придвинулся к Малышеву и зашептал: "Через полтора года?.. Ленинград?.. Он же возле границы, Вячеслав Александрович!"

Кошкин не утверждал - спрашивал, просил подумать, можно ли продолжать концентрировать танкостроение на западе и юго-западе страны. Спрашивал, бледнея от волнения, нельзя ли ускорить строительство восточной базы танкостроения, приобщить к выпуску Т-34 гиганты, построенные в годы пятилеток на Урале, Волге, в Сибири. "Они далеки от границы... На них бы опереться..." - просил хриплым, прерывающимся голосом Михаил Ильич.

"Разве ты, нарком, не обязан был прислушаться к мысли умирающего конструктора?.."

2

Однако противоречия между Главным бронетанковым управлением и Наркоматом среднего машиностроения обострялись. Наркомат настаивал на серийном выпуске Т-34 с тем расчетом, чтобы затем постоянно совершенствовать машину, повышать ее гарантийный срок службы. А ГБТУ требовало прекратить производство нового танка и перейти на выпуск БТ-7М. За несколько суток до начала войны Максарева вызвали в Москву, где он увидел подписанный Куликом позорный акт: "Остановить производство Т-34 и начать изготавливать БТ-7М с торсионной подвеской и штампованной башней".

На рассвете 22 июня Максарев собрался выехать в Харьков. Но известие о вероломном нападении гитлеровских войск заставило его позвонить с вокзала Малышеву. Помощник наркома посоветовал:

- Срочно приезжайте в наркомат. Вячеслав Александрович скоро будет. Вы наверняка понадобитесь...

Разговор с наркомом был кратким, не оставлявшим места сомнениям.

- Немедленно возвращайтесь на завод. Никаких БТ-7М. Никаких модернизаций Т-34, задерживающих серийный выпуск машин. План - двести пятьдесят танков в месяц уже в июле. Считайте это не моим приказом, а... постановлением Совнаркома. Для его выполнения вооружим вас. - Оп протянул мандат СНК СССР, на котором стоял номер - первый (счет с начала войны). - О помощи заводу мы позаботимся.

...Танкостроители встретили весть о начале войны на учениях по местной ПВО. И тут же от них посыпались заявления в военкоматы с просьбой зачислить их добровольцами в Красную Армию. За короткое время число рабочих на предприятии сократилось почти наполовину.

Однако отстаивать Родину надо было не только па фронте. По мобилизационному плану производство танков предполагалось значительно увеличить. В связи с этим вся гражданская продукция должна была быть свернута, и цехи, выпускавшие ее, переключены на производство боевых машин.

В эти дни па предприятие возвратились десятки пенсионеров. Только 23 июня на завод пришли свыше ста женщин. А в июле в коллектив влились более тысячи учеников ремесленных училищ, которые начали работать слесарями, токарями и литейщиками.

Уже в августе завод выпустил основной продукции в два с половиной раза больше, чем в мае 1941 года!

Когда начались налеты вражеской авиации, стали выводить людей из цехов в укрытия. Но по инициативе коммунистов рабочие собрания решили: продолжать работать во время налетов и в укрытия не прятаться, поскольку это отрицательно сказывается на выпуске танков. Партком постановил: во время налетов и бомбежек весь руководящий состав заводоуправления, парткома и завкома профсоюза должен находиться в цехах, среди рабочих.

Максарев был закреплен за механосборочным цехом и по сигналу тревоги отправился туда. Гремели выстрелы зениток, слышались разрывы бомб, но рабочие, мастера, все цеховые службы находились на местах и спокойно продолжали свое дело.

На завод пришел приказ: передать техническую документацию по танку Т-34 заводам - Сталинградскому - тракторному и горьковскому "Красное Сормово". В тот же день дубликаты синек, кальки чертежей были отправлены самолетами в Горький и Сталинград. Туда же отправились бригады конструкторов и технологов для оказания помощи в налаживании производства. Вскоре был откомандирован в Челябинск и главный инженер С. Н. Махонин. Ему предстояло участвовать в развертывании на ЧТЗ производства тяжелых танков KB, а затем и Т-34.

До начала Великой Отечественной войны было выпущено всего немногим более тысячи тридцатьчетверок, да и те еще плохо освоены армией. Чтобы как-то помочь делу, дирекция завода стала направлять на фронт вместе с партиями танков своих специалистов. В частности, водители-испытатели Н. Радутный, В. Панасовский, Ф. Захарченко и С. Корольков участвовали в ряде боев, хорошо показали себя и за образцовое выполнение заданий командования были удостоены государственных наград. А вернувшись на завод, они рассказали о том, как ведет себя Т-34 в бою, какие дефекты и недостатки выявились. Конструкторы на основе этих сведений принимали срочные меры для улучшения отдельных узлов машины.

С каждым месяцем завод увеличивал выпуск танков. Люди работали с таким энтузиазмом, что подгонять никого не приходилось. Все понимали - фронту нужны тридцатьчетверки.

...Враг все ближе подходил к городу. В середине сентября началась эвакуация предприятий. Было принято решение и о переброске танкостроителей. На завод приехал уполномоченный Государственного Комитета Обороны А. Н. Косыгин. Он умело организовал демонтаж и погрузку оборудования на железнодорожные составы. Перебазироваться предстояло на Урал.

С первым эшелоном в тыл были отправлены конструкторы и технологи, а также самое ценное оборудование танковых цехов. Дирекция решила, что при таком порядке эвакуации на месте можно будет в более короткий срок организовать новое производство. Этот план в дальнейшем оправдал себя.

В середине октября на Урал ушел последний эшелон. На заводе остались лишь военные, которые подорвали железнодорожные пути, вывели из строя мартены, вагранки, электростанцию...

Тернистый путь вел на восток, к далекому Уралу. Почти неотступно преследовали эшелоны вражеские "юнкерсы", бомбили и днем и ночью. Однако на станциях выпадало иногда затишье. Вышли как-то работники на перрон небольшой станции и слышат, как из репродуктора доносится голос диктора, читающего указ о награждении группы передовиков их завода орденами. Среди награжденных за образцовое выполнение задания правительства по выпуску танков оказались В. Ф. Захаров, Ю. Е. Максарев, А. А. Морозов и другие.

В этот город эшелон прибыл ночью. Над городом висело огромное зарево. Харьковчанам странным казалось, что это не зарево пожаров после бомбежки, а всего-навсего металлургический завод сливает в отвал доменный шлак.

Уральский крупный завод, куда прибыли эвакуированные, был одним из первенцев второй пятилетки. Имел большое количество площадей, квалифицированных рабочих и сравнительно хороший жилой поселок. Но для вновь прибывших места не хватало, и пришлось срочно строить бараки и землянки. А на дворе стояла уже суровая уральская зима...